Недавно вышел четвертый сезон хитового политического сериала канала Netflix «Карточный домик», в котором роль жены и соратницы главного персонажа наконец-то вышла на первый план. То есть первая леди стала и первой леди, и первым джентльменом, и вообще первым человеком.
Феминизация американского кино, которое еще совсем недавно обвиняли в гендерной дискриминации и едва ли не в мизогинии, теперь происходит и на большом экране, и на малом. На ТВ активно появляются сериалы, посвященные либо супергероиням со сверхспособностями («Джессика Джонс», «Супергерл», «Агент Картер»), либо простым суперженщинам с силой воли и духа («Хорошая жена», «Родина», «Скандал»). Женщины становятся следователями («Мост», «Убийство», «Крах»), мафиозными боссами («Фарго»), воинами, солдатами, президентами, легендами... Они уже не придаток мужского члена, не сексуальный объект, не подружка, не мама и даже не напарница. Они — сами себе режиссер, голова и история. Даже в женоненавистнической «Игре престолов» самые сильные персонажи — полутораметровая блондинка и девочка-подросток.
Вот и «Карточный домик» к четвертому сезону поменял героя и героиню местами. История коррумпированного, бездушного конгрессмена Фрэнка Андервуда, выстлавшего себе кровавую дорожку в президентское кресло, и его преданной бессердечной, хладнокровной супруги превратилась в историю Клэр Андервуд — женщины, способной если не на все, то на очень многое.
С самого начала героиня актрисы Робин Райт хоть и являлась неотъемлемой частью и даже существенным двигателем сюжета, все же играла вторую скрипку, уступая передний план сцены виртуозному Кевину Спейси, антигерою с железной харизмой и полным отсутствием совести. Она была одновременно и дополнением, и балансом, и вторым сапогом пары, и красивой картинкой (как ни крути, а смотреть на статную, скульптурную Робин Райт — редкое эстетическое удовольствие), и вместе с тем антиподом. Пока Фрэнк расталкивал, манипулировал, ублажал, устранял, подкупал..., Клэр металась из стороны в сторону, от желания просто любить и быть любимой до жажды безраздельно властвовать. Постепенно, на протяжении нескольких сезонов, она заметно перемещалась, продвигалась вперед и вперед: сперва была за спиной мужа, затем поравнялась с ним и, наконец, в четвертом сезоне задвинула драгоценного благоверного за свое хрупкое широкое плечо.
«Кто ты такая без своего мужа? Просто смазливое личико», — пытается оскорбить аристократичную Клэр плебейский российский президент Виктор Петров, перекочевавший из третьего сезона (датчанин Ларс Миккельсен снова неслучайно похож на Владимира Путина). Ха! Не тут-то было. Во-первых, личико вовсе не смазливое, а обладающее жесткой, ледяной красотой. Во-вторых, это личико способно взглянуть таким убийственным, испепеляющим взглядом, что даже у российского диктатора заиграет очко.
Казалось бы, Клэр — тоже антигерой. Эдакие Макбет и леди Макбет нового поколения. Но за все четыре сезона истинная суть ее героини так и осталась загадкой. В отличие от мужа Клэр бывает мягкой, человечной, страдающей и сострадающей, на долю секунды несчастной и уязвимой, когда речь заходит о детях, которых у нее нет и не будет. Но уже в следующее мгновение на ее идеальных скулах такая твердость, что хочется засунуть башку в песок и никогда не высовываться. И в этой переменчивости, двуликости она куда страшнее однозначного негодяйского президента. Она, а не он — инфернальное зло (вспомните, шекспировского Макбета на злодеяния подговорила жена): «Нужно собраться... Если мы заставим ситуацию работать на нас...Мы создадим не просто хаос, мы создадим страх. Хватит завоевывать сердца людей. Раздавим их сердца».
«Мы не сдаемся террору. Мы и есть террор». А в ноябре в США президентские выборы...
