Если долго смотреть телевизор, то можно прийти к выводу, что исток всех бед Украины, если не мира в целом, — помутнение сознания одного человека — Владимира Путина. Мне, конечно, сложно судить о «чистоте» сознания российского президента — чужая душа потемки, — но в чем я абсолютно уверен, так это в том, что степень адекватности этого человека далеко не определяющий фактор. Да и вообще, значимость этой персоны, как мне кажется, сильно преувеличена.
Политика, проводимая на постсоветском пространстве Путиным, Медведевым, а теперь снова Путиным, по существу мало чем отличается от политики Бориса Ельцина. Методы, конечно, изменились: экономический шантаж превратился в прямое военное вмешательство (с элементами шантажа ядерного). Жертвой военной агрессии стала Грузия, а теперь и Украина. Но это только крайние проявления того тренда российской политики, который определился еще в 90-е годы.
Вспомним год 1992-й. Черноморский флот СССР был признан собственностью Украины. Но личный состав флота взбунтовался. Леонид Кравчук не смог совладать с ситуацией. Севастополь стал военно-морской базой РФ. И это было начало процесса, завершившегося аннексией Крыма.
Вспомним и год 1995-й. Именно в том году Россия, Беларусь и Казахстан подписали договор о создании Таможенного союза, со временем трансформировавшегося в ЕврАзЭС. Владимир Путин приложил все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы втянуть Украину в этот проект реинкарнации СССР. И он достиг бы успеха. Если бы не Майдан.
В 2013 году экономика России была шестой в мире, в соответствии с критерием паритетной покупательной способности ($3,461 трлн.); и восьмой экономикой мира, согласно номинальному объему ВВП ($2,097 трлн.). Конечно, по номинальному ВВП на душу населения Россия занимала в указанном году только 47 место (данные МВФ). Но очевидно, что те ресурсы, которыми нынче располагает Россия, никак не сопоставимы с ресурсами, доступными российскому руководству в начале 90-х годов.
Благодаря росту мировых цен на нефть и газ Россия нарастила военные и финансовые мускулы. Но цели и смыслы российской внешней политики были определены не в нулевые годи, когда президентом РФ стал Владимир Путин, а значительно раньше. Нынче Россия лишь реализовывает былые замыслы, пользуясь потребностью США в геополитической «передышке» и политической неопределённостью в ЕС. Еще в 90-е годы Россия расшатывала постсоветское пространство, создавала точки напряженности и очаги региональных конфликтов, подпитывала сепаратистские движения. Россия целенаправленно сеяла хаос. И вот пришло время жатвы — война на Донбассе.
Цели и смыслы российской политики... Когда же и кем они были определены? Мне думается, это один из важнейших вопросов! И ответить на него весьма сложно. Но можно попытаться, выходя за пределы сиюминутных политических явлений — пены наших дней. Я думаю, надо более пристально вглядеться в 90-е годы и те далекие годы позднего СССР, когда намечалось становление современной политической системы и словами откристаллизовались смыслы. И, как мне кажется, события современных дней станут нам более понятны.
1973 год. Александр Солженицын публикует эссе «Письмо вождям Советского Союза». В недалеком будущем, предостерегает Солженицын, СССР неминуемо столкнется с двумя угрозами — военной угрозой со стороны Китая, и крахом европейской цивилизации, к которой принадлежит и СССР. Сможет ли СССР принять эти вызовы? Нет, четко отвечает Солженицын. СССР обречен. Обречена и Россия, если не будут приняты экстренные меры, если не будут проведены реформы, которые Солженицын уже тогда обозначает знакомым нам словом «перестройка».
Но прежде чем очертить свой план «перестройки», Солженицын спрашивает: Что есть Россия? — почти чаадаевский вопрос. Как грустна она, наша Россия! — почти пушкинский ответ, данный уже Солженицыным. Россия — это глупые геополитические притязания; это раздражение, которое питают к русским жители республик; это страх, с которым смотрит на Россию весь мир. Каков же исток ничтожности русской жизни и неприязненного отношения к России? Исток всему, указывает Солженицын, — марксистская идеология, которую тащит Россия на своих плечах, которая давит Россию и истязает русскую жизнь.
К черту эти интернационалистские бредни! К черту социалистический лагерь! К черту «союз нерушимый»! Когда Россия утратила Финляндию и Польшу, это была не убыль, а благо для России. Когда Россия отстранит от себя всех социалистических иждивенцев, а заодно и Среднюю Азию вместе с Кавказом, — это тоже будет благо для России. Этническое ядро России истощено, и только стряхнув всю марксистскую мишуру, отбросив весь геополитический багаж, Россия сможет воспрянуть.
Как прозорлив Солженицын! — скажем мы. Он видит на десятилетия, словно смотрит в хрустальный шар. Но видит он не только крах социалистической системы. России ни к чему демократия, утверждает Солженицын. Демократия — опасный политический режим. Демократическое государство подвержено влияниям извне. Зачем России быть игрушкой в руках зарубежных интриганов? Да, именно авторитаризм! — это истинный путь России. Солженицынская «перестройка» — это революция сверху, свершенная политической элитой во имя сохранения власти этой же политической элиты.
Когда кто-нибудь из авторов вздумает писать о проблемах с демократией в России, сетовать на путинский авторитаризм, пусть вспомнит, что техническая документация «новой России» и не предполагала демократии. По большому счету, политическая элита реализовавшая «перестройку», создала и политический режим, фасад которой — дурацкая фигура Путина.
Но вернемся к украинскому вопросу. В 1958-68 годах Солженицын пишет роман «Архипелаг ГУЛАГ». В 1973 году парижское издательство «ИМКА-Пресс» начинает его публикацию. Этот роман примечателен тем, что именно в нем Солженицын впервые высказывается по украинскому вопросу.
«С Украиной будет чрезвычайно больно, — пишет Солженицын. — Мы обязаны отдать решение им самим — федералистам или сепаратистам, кто у них кого убедит. Не уступить — безумие и жестокость. И чем мягче, чем терпимее, чем разъяснительнее мы будем сейчас, тем больше надежды восстановить единство в будущем. Пусть поживут, попробуют. Они быстро ощутят, что не все проблемы решаются отделением. (Из-за того, что в разных областях Украины — разное соотношение тех, кто считает себя украинцем, и кто — русским, и кто — никем не считает, — тут будет много сложностей. Может быть, по каждой области понадобится свой плебисцит... Не вся Украина в её сегодняшних формальных советских границах есть действительно Украина. Какие-то левобережные области безусловно тяготеют к России. А уж Крым приписал к Украине Хрущёв и вовсе сдуру. А Карпатская (Червонная) Русь? Проверим и на ней: требуя справедливости к себе, как справедливы будут украинцы к карпатским русским?)».
Комментарии, как говорят, излишни. Не излишни вопросы. Как в уме писателя-диссидента где-то в середине 60-х годов может созреть мысль о целесообразности отделения Украины? Откуда у него понимание того, что «не все вопросы решаются отделением», и необходимой будет «разъяснительная» политика? Как им мог быть сформулирован план, предусматривающий проведение «плебисцитов» в разных областях Украины?
Откуда этот тезис: Крым передан Украине Хрущевым сдуру? А вопрос о соблюдении Украиной прав «карпатских русских»?!
В общем, эти же тезисы повторяются Солженицыными в эссе «Как нам обустроить Россию?» (1990 год):
1) «в отторгнутой Галиции, при австрийской подтравке, были выращены искаженный украинский ненародный язык, нашпигованный немецкими и польскими словами, и соблазн отучить карпатороссов от русской речи, и соблазн полного Всеукраинский сепаратизма»;
2) по сути есть две Украины — «историческая», и — Дикое Поле: «Новороссия, или Крым, Донбасс и чуть не до Каспийского моря»;
3) «сегодня отделять Украину — значит резать через миллионы семей и людей: какая перемесь населения; целые области с русским перевесом»;
4) «никакой насильственной русификации (но и никакой насильственной украинизации, как с конца 20-х годов), ничем не стесненное развитие параллельных культур, в школьные классы на обоих языках, по выбору родителей»;
5) «если б украинский народ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пожелал отделиться — никто не посмеет удерживать его силой. Но — разнообразна эта обширность, и только МЕСТНОЕ население может решать судьбу своей местности, своей области, — а каждое новообразуемое при том национальное меньшинство в этой местности — должно встретить такое же ненасилие к себе».
Повтор этих же тезисов мы встречаем и в открытом письме по поводу референдума в Украине (7 октября 1991 год): «Разные области имеют совсем разное историческое происхождение, непохожий состав населения, и не может судьба жителей области решаться перевесом среднего арифметического по обширной 50-миллионной республике. Те, кто во Львове и Киеве наконец-то валят памятники Ленину, — почему же поклоняются, как священным, фальшивым ленинским границам, на кровавой заре советской власти во многих местах прочерченным лишь для того, чтобы купить стабильность коммунистическому режиму? При решимости Украины полностью отделиться, на что ее право несомненно, — такой валовой подсчет голосов в этих границах может оказаться непоправимым для судьбы многих миллионов русского населения. И создадутся напряженные зоны на будущее».
Читая цитируемые фрагменты 1973, 1990 и 1991 годов, не покидает ощущение, что перед глазами выдержки из выступлений Путина или Лаврова. У Солженицына — весь джентельменский набор российской политики по отношению к Украине, включая тезис о «Новороссии», пропагандистское клише о «дурости Хрущева» и требования проведения референдумов в каждой отдельной местности (что и было реализовано в Крыму и на оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей). У Солженицына же — и сущность культурно-образовательной политики в Украине, проводимой Дмитрием Табачником: никакой насильственной украинизации! У Солженицына же — и тезис о «ненародности» украинского языка, словно списанный с пропагандистских фильмов Михаила Леонтьева.
Пророк ли Александр Солженицын? Александр Солженицын — сексот, отвечают исследователи его творчества. Он работал на КГБ и именно в этом качестве был со всей сопроводительной шумихой отправлен за рубеж, где исполнял роль этакого Александра Герцена — символа свободной русской мысли. Не вызывает сомнений и то, что именно в этом ведомстве еще в 60-е годы были расписаны пункты «разъяснительной» политики в Украине, просочившиеся на страницы «писателя-диссидента».
Заканчивая эту статью, я хочу акцентировать внимание на очевидном выводе: в эти дни Украина воюет не с Путиным. Украина воюет с Россией — той, какой она есть сейчас; с той, какой она была во времена СССР; той, какой она была столетия и столетия назад. И если сдохнет Путин — свернет себе шею на дельтаплане, будет отравлен или же задушен гвардейским шарфом (в этом отношении российская политическая культура разнообразна) — ничего не изменится. И не будет в Украине спокойствия, пока существует Россия.
