Александр Дугин — философ и фрик

Для украинских политологов и публицистов нет персоны более одиозной, чем Александр Дугин. Но, я считаю, что к серьезным оппонентам надобно относиться всерьез. Творчество Дугина — это интеллектуальный экстремум российского империализма. Дугин — это полюс, в котором сходятся и приобретают синхронный изгиб многие идеологические векторы; полюс, придающий политической экзальтированности рассудочную холодность.
Украинские политологи не любят Дугина. Дугин — это сумасшедший фрик, черт бородатый, выскочивший из кремлевской табакерки. Это нечто, чего не стоит касаться: страшно и гадко. За душу собственную и ясность сознания страшно.

Дугин — это всерьез и надолго

Единственный, кто не брезгует публично высказываться о творчестве Дугина, — известный в Украине немецкий политолог Андреас Умланд: «Фашист ли доктор Дугин?» — именно так впервые был поставлен вопрос. И прозвучал он вполне риторически.

Умланд воспринимает Дугина всерьез. Дугин — это неофашизм. Это — политическое доктринерство, базирующееся на архаических политических мифах. Это — эзотерика и визионерство, претендующее на гегемонию в политической культуре. Это — «консервативная революция», являющаяся по существу повторным обращением к интеллектуальным и мистическим истокам немецкого нацизма. Дугин — это опасно. Вот тезисы — результат многолетнего критического анализа дугинских «памфлетов».

Шестого мая сего года, обращаясь к сепаратистам Донбасса, Дугин разразился пламенным призывом: «Убивать, убивать и еще раз убивать», подчеркнув: «Как профессор, я так считаю». После этого скандального заявления российские интеллектуалы потребовали лишить Дугина звания профессора. Но, если верить сайту МГУ, Дугин по-прежнему является профессором социологического факультета и возглавляет Центр консервативных исследований.

Об этом эксцессе можно было бы забыть, если бы не одно обстоятельство: все дальнейшие события на Донбассе разворачивались именно в том ключе, который был определен Александром Дугиным. Во-первых, были провозглашены «народные республики» — ДНР и ЛНР. Во-вторых, вооруженные формирования взяли под контроль украинско-российскую границу. В-третьих, на Донбасс были введены регулярные воинские части РФ.

В одном из телеинтервью, оценивая заявления Дугина, я подчеркивал, что это — не досужие фантазии публициста от политологии, а результат холодного (хотя и высказанного эмоционально) анализа геополитической ситуации. Это — читая логика, очевидность, которая, так или иначе, будет реализована, независимо от ситуационных представлений, свойственных участникам политического процесса.

Дугин смотрел на ситуацию четче, видел дальше и формулировал свои оценки более прямолинейно. Именно эта особенность дугинского «зрения», холодность его логики и пристрастность отношения к политическим событиям и делает его серьезным оппонентом.

Да, нам в Украине не нравятся дугинские оценки, и нам не нравится его пристрастность. Но это наши проблемы. И, если обратиться к карте военной ситуации в Донецкой и Луганской областях, — проблемы большие.

Почему Украина (я имею в виду и истеблишмент, и обывателей) игнорирует объективную логику политического процесса? Почему Украина отстраняется от этой логики, уходит от необходимости ее принятия? Ответ, по-моему, очевиден: эта логика сопряжена для украинского сознания с травмой. И поэтому, сталкиваясь с необходимостью выбора — или ответственность, или непонимание, — Украина выбирает непонимание, а, следовательно, и безответственность.

Начало было так далёко

Но в данном случае я хотел бы обратиться к, по-видимому, самому главному — к истокам дугинской пристрастности. Ведь логика, она-то не самодовлеющая, логика — инструмент мышления. И то, куда именно движется это мышление, что именно оказывается в поле его зрения, — определяется не логикой и не собственно мышлением, а иными свойствами сознания. По существу, я хотел бы поставить вопрос о том, что это за человек, Александр Гельевич Дугин? Я хочу понять личность этого человека. Личность человека — это судьба человека, — утверждали древние римляне. И, наверное, были недалеки от истины.

Прежде всего, определим известные нам факты. Время и место становления личности нашего героя — Москва 80-х годов. Его отец — офицер Главного разведывательного управления Генштаба СССР, впоследствии генерал-лейтенант таможенной службы РФ — оставил семью, когда сыну было три года. Его мать (этническая украинка) — врач, кандидат медицинских наук — подруга Валерии Новодворской (как все же тесен мир!).
Мальчик обучается в хорошей школе, учит английский и французский. Он впитывает атмосферу времени и среды: подспудный антикоммунизм, эпатажное увлечение нацистской символикой, становление сугубо русского патриотизма (вспомним популярность писателей-деревенщиков и те советские фильмы, в которых белогвардейские офицеры предстают вполне приличными людьми). Он вступает в Московский авиационный институт: играет в рок-группе, пишет стихи, и вылетает из института за неуспеваемость (что неудивительно).

Далее мы встречаем Александра Дугина в «Южинском кружке», созданном Юрием Мамлеевым (мистиком, писателем-диссидентом), и в кружке «Черный орден SS», возглавляемом Евгением Головиным, который сам себя произвел в «рейхсфюреры». 1988-й год — участие в Национально-патриотическом фронте «Память»: первые общественно-политические акции, первые интервью, известность, и позорное изгнание из организации. Дугин обвинялся в диссидентстве и сатанизме.

Еще в Южинском переулке, на квартире эмигрировавшего Мамлеева, произошла судьбоносная встреча: Александр Дугин знакомится с яркой женщиной — Евгенией Гришиной, нынче известной как Евгения Дебрянская — лидер российского ЛГБТ-сообщества. Евгения на девять лет старше Александра, но это не препятствие для их брака и рождения сына. Через три года последовал разрыв, и новая встреча, которую Александр Дугин, наверное, тоже считает судьбоносной. Его новая жена — философ, доцент МГУ, Наталья Мелентьева.

А теперь сопоставим известные нам факты. Основные концепты философии Дугина — «консервативная революция» и «новое евразийство» — не его изобретения. Ети же, по существу, мифологемы являются определяющими для эзотерического творчества Юрия Мамлеева и Евгения Головина.
В философских текстах и беллетристике упомянутых авторов мы найдем все соответствующие экстракты: Гиперборея, Атлантида, неоязычество, учения о переселении душ и эзотерическом характере власти. Власть и тайное знание сопрягаются. Власти достоин только просветленный человек. Следовательно, демократия — это ложная власть, не имеющая ничего общего с должной политической онтологией. Эзотерическое знание — достояние немногих. Их миссия — познание и духовное предводительство; говоря языком политологии — формирование и контроль политического сознания.

Дугин преломляет эти по существу поэтические образы и обосновывает их при помощи политико-философских доктрин. В частности, мы можем видеть образно-смысловые параллели: Гиперборея — континентальные государства (Германия, Россия), Атлантида — морские государства (Великобритания, США). Геополитика фактически превращается в вариацию на тему платоновского мифа о войне между Аттикой и Атлантидой (диалог «Тимей»). Дугин не злоупотребляет цитатами из Платона. Он обращается к более доступным доктринам, например, к Карлу Хаусхоферу. Но исток его мысли все же поэтический.

В этой же плоскости и тема «борьбы цивилизаций». Но если неоимпериалист Владимир Путин видит будущее России в воссоздании Российской империи, то Александр Дугин смотрит глубже. Согласно Дугину, империя невозможна без консолидирующей идеи. А таковую можно получить, только обратившись к архаическим истокам человеческой культуры. Отсюда и безукоризненный дугинский анализ архаической культуры, и критика культуры постмодерна, и даже конфессиональная принадлежность Дугина — старообрядчество.

Как все же грустно! Вот живет человек, мечется, читает книжки, пишет книжки, конструирует свою политическую биографию... А если присмотреться, то окажется, что пуст этот человек. И нет в нем ничего личного, нет ничего собственного, ни собственных представлений, ни выстраданных убеждений. Все — только цитаты да вариации на темы. И в этом смысле Дугин — человек постмодерна, весьма презираемой им культуры.

Любовь изначальная

Патриот ли Александр Дугин? Любит ли он Великую Россию? Обратившись к сайтам Дугина и его страницам в соцсетях, услышав его призыв «убивать, убивать, и еще раз убивать» политических оппонентов, можно подумать, что этот человек действительно глубоко переживает за будущее своей страны. Да, понимает это будущее как-то странно и ратует за это будущее как-то дико, далеко шагнув за предел человеческого благоразумия, но все же — патриот, реализовавший самую гнусную ролевую модель «патриотизма».

Но я все же возьму на себя смелость усомниться в способности Александра Дугина любить, в частности — любить Россию. Любовь изначальная — социально недифференцированное чувство, которое, только благодаря социализации, реализуется, — как любовь к матери, женщине, родине, или к значимому делу. Но в глубине своей — это всё же единое чувство.

Дугинский опыт любви очень странен. Он рос с матерью. Где-то существовал отец — Гелий Дугин — офицер, чекист. Сплошная тайна. Нечто отстраненное, некий образ, не человек (со всеми его плюсами и минусами), а чистое идеализированное представление. Гелий — газообразное, горючее имя.

«Путин — везде, Путин — все, Путин абсолютен, Путин незаменим», — как понимать это изречение Дугина? Откуда этот экстатический возглас!? Нет, это не подлое подхалимство. Это — крик души одинокого мальчика. Владимир Путин — чистая параллель Гелия Дугина, который везде, но нигде конкретно, который явление, но не существо, который идеал, но не человек. Дугин обращается к Путину, как к Богу; Он — абсолютен и вездесущ. Отец, государство, Бог — это вертикаль представления о власти. И для Дугина эта вертикаль изначально идеализирована, объективно неопределённа, ассоциативно «газообразна, горюча и взрывоопасна». Даже его личные притязания на власть ограничиваются притязаниями на власть духовную: Дугин — властелин дискурса.

Но мать — совсем иная стихия. Она — рядом, на кухне, возле телевизора, живая, теплая. Чувство любви, свойственное Александру Дугину, — это модифицированный Эдипов комплекс. Александру Дугину не присущ комплекс кастрации, нет у него и вытесненной в подсознание потребности убить отца (классический вариант Эдипова комплекса). Его переживание — чистое табу инцеста, неотягощенное угрозой физической репрессии, его репрессия — интеллектуальная. Александр Дугин владеет матерью, владеет безраздельно — умной, красивой, заботливой, — но владеет символически.

А затем он встречает Евгению Гришину. Из всех женщин Москвы он выбрал именно эту — умную, яркую и красивую — лесбиянку. Он выбрал именно ту женщину, физическая близость с которой если и возможна, то — бессмысленна. Говоря схематически, брак Александра Дугина — это пролонгация первичного опыта табуирования сексуальных отношений с женщиной. Он остался сыном, но не стал мужчиной.

Такая же природа и его любви к России. Он «берет» Россию символически. Не умея овладеть Россией физически, он уничтожает ее, растворяет в своей фантазии — евразийском море, растаскивает ее страницами своих многочисленных книг. (Какова всё же сила сублимации!) Принадлежать ему должна и Украина, но она принадлежит другим (жутким бандеровцам), и это — нестерпимо.

Это грустная история. Александр Дугин живет с преданной женщиной — серой, зажатой мышкой в несоразмерно больших очках. Но интересна ему другая женщина — феерическая Евгения Дебрянская. Он размещает на своей страничке «ВКонтакте» посты о борьбе против «украинской хунты», и забрасывает на страничку Дебрянской романтические баллады — пронзительные гитарные вариации и гортанные стоны. Он одинок и сентиментален.