Фильм режиссёра Александра Столпера «Далеко от Москвы» был снят в 1950-м году, а в следующем получил сталинскую премию I степени. С художественной точки зрения назвать эту картину шедевром трудно. Премия (как и любая сталинская премия первой степени в области искусства) означала нечто другое: она гарантировала, что фильм является эталонным, образцовым с идеологической точки зрения.
Попробуем и мы проанализировать фильм с этой точки зрения. Первое, что бросается в глаза – это бодрость и полное отсутствие всякого уныния. Энтузиазм совершенно безграничен. По сюжету во время войны на Дальнем Востоке строится нефтепровод. Поскольку время военное, то государство требует увеличить темп. И весь (за исключением считанных единиц) огромный коллектив стройки бросается на поиски решения проблемы. В едином порыве и в едином строю. Более того, поисками решения озабочены и местные жители во главе с председателем рыболовецкого колхоза. Понятное дело, что решение в итоге находится, путь нефтепровода сокращается, и нефтепровод строится не за три года, как планировалось ранее, а всего за год.
Любопытна судьба трёх не верящих в успех персонажей. Один из них убеждается в своей неправоте и начинает помогать стройке, второго увольняют с занимаемой должности, третьего (напоминающего сознательного вредителя) – отдают под суд. Показан как бы весь спектр возможных решений: честного переубедим, дурака – понизим до должности, соответствующей его компетенции, а с врагом – разговор короткий. Как видим, фильм вовсе не настраивал широкие массы на тотальную шпиономанию. Напротив – призывал к тому, что за людей необходимо бороться, приводя аргументы и доказательства.
Фантазия, скажете вы? Грубая агитка? Действительно агитка, но не совсем фантазия. И агитка не такая грубая, как может показаться на первый взгляд. Именно благодаря таким агиткам, советским людям с детства прививали определённые ценности и культуру поведения. И благодаря им в считанные недели был проложен в блокадный Ленинград бензопровод по дну Ладожского озера; было сокращено отставание в ядерной гонке, а затем Советский Союз и вовсе вышел в лидеры; за четыре года в Минске, Киеве, Одессе и Севастополе отстроены такие площади, на которые по расчётам иностранных специалистов должно было уйти как минимум десять. Список можно продолжать. Иными словами, такие фильмы, при всех их художественных недостатках (с точки зрения сегодняшнего зрителя) реально работали. Давали осязаемый практический результат. А советское руководство сталинского периода в кинематографе интересовало в первую очередь это, а не художественные достоинства.
Люди, которые помнят ранних Стругацких, помнят и ту атмосферу героического, самоотверженного труда и энтузиазма, которыми пропитаны их ранние романы «о 90-х гг. XX века»: цикл о Юровском, Жилине и Быкове. То же можно сказать о «Далёкой Радуге» или о «Понедельнике», где люди в новогоднюю ночь шли на работу, потому что работа казалась им важнее и интереснее, чем поднимание тостов за столами и танцульки. Так вот – это инерция сталинизма в сознании. Если доклад Хрущёва 56-го года дошёл в конце 50-х лишь до разума, то «до печёнок», до сердца, он дошёл лишь к середине 60-х гг. «Понедельник», написанный в 64-м сменяется «Сказкой о тройке» уже к 68-му. А на замену энтузиастам приходит данелиевский сантехник Афоня и учащийся Виктор Чернышёв из прекрасного забытого фильма Марка Осепьяна.
Весь этот удалой натиск из «мира полудня» - безусловное наследие сталинского времени. Диалоги «стажёра» Юры Бородина едва ли не слово в слово повторят диалоги героев фильма «Далеко от Москвы».
И ещё.
Действие фильма происходит в 42-43-м гг. Понятно, что герои просятся на фронт и о войне (тем более, после Победы не прошло и пяти лет) не упомянуть невозможно. Но фильм – совсем не о войне. Он (как и многие фильмы той поры) о мирном труде, о выполнении новых задач, поставленных мирным временем. Это чрезвычайно важно. Вспомните хоть один фильм хрущёвского или брежневского времени, чтобы действие его происходило в 40-е годы, но там война не была бы заглавной темой? А при Сталине – пожалуйста.
Сталинское время пропагандировало массовый энтузиазм, оно было устремлено на героическое созидание и не бег вперёд. Хрущёвско-брежневское – на рефлексию, материальные блага и наслаждение собственным героизмом. При Путине это перешло в совершенно уродливые формы, называемые сегодня в народе победобесием.
Помимо самого фильма первую премию получили и два актёра. Марк Бернес и Лев Свердлин, два еврея. Прибавим к этому образ снабженца Либермана из самого фильма, и мы увидим политику Сталина образца 51-го года в еврейском вопросе. Борьба велась – и если смотреть на вещи беспристрастно, это становится очевидным – не с евреями, а с космополитизмом. И если среди космополитов оказалось так много людей с еврейскими фамилиями, то никто кроме них самих в этом не виноват. Вручением премий Бернесу и Свердлину (из всего звёздного актёрского состава выбраны оба еврея) Сталин подчёркивал, что борьба с космополитизмом не должна переходить в антисемитизм, и намекал горячим головам, что пора бы поостыть.
Вот такие «идеологические зайцы» убивались одним фильмом-выстрелом. Который, зная сопровождавший его исторический контекст, смотрится сегодня особенно интересно.
