В последние месяцы нашу страну захлестнул приступ горе-патриотизма, вылившийся в цыганские погромы, силовые акции против ЛГБТ-активистов и риторику ненависти, нацеленную против русскоязычного населения и нацменьшинств. Всплывшее на поверхность отребье прилагает все усилия, чтобы показать себя защитниками Украины от внешних и внутренних врагов, тем самым легитимируя свое никчемное существование и отвратительное поведение. Такое положение вещей подрывает сами основы нашего государства и требует проведения четкой границы, отделяющей нацию как способ организации общества от национализма как формы идентичности.
Поднимая национальный вопрос в быту, мы зачастую сводим его к какой-то форме коллективной идентичности. Полагая, что человек принадлежит к определенной нации либо по рождению, либо по осознанному выбору. Из этой путаницы понятий и начинает расти дискуссия о том, кто такой украинец, чего он хочет, на каком языке говорит и прочее в том же духе. Такой подход порождает легкий способ нажить политический капитал, провозгласив своих сторонников более «чистокровными» украинцами, чем все остальные.
Но эта подмена понятий оборачивается тяжелыми социальными последствиями.Запутавшись в идентичностях, мы оставляем за кадром вопрос формирования украинской политической нации, коллапс которой и является основным катализатором происходящего в нашей стране ультраправого безумия. Именно на понятии нации и его развитии мы и сосредоточимся.
В период средневековья и Раннего Нового времени предполагалось, что природа власти по своей сути божественна и копирует социальное устройство, функционирующее на небесах. Как Бог правит сонмом небесных ангелов, образовывающих иерархию подчинения, сформированную на основе их физической близости к Творцу, так и монарх правит своими подданными, ранжируя их по мере близости к своей персоне. Поскольку источником монаршей власти являлся непосредственно Бог, и если даже монарх скорбен головушкой — это нам за грехи наши.
Ситуация начала постепенно меняться в XVII-XVIII веке. Тогда нарождающаяся буржуазия стала продвигать договорную теорию государства и права, в своей наивности полагая, что источником светской власти является не божье соизволение, но согласие подданных. И если подданные откажутся повиноваться правительству, то его власть исчезнет. Конечно, изначально это были лишь абстрактные умствования, мало волнующие широкие народные массы, которые продолжали верить, что монархов на престол сажает добрый боженька.
Но время шло, и чем больше укреплялся европейский абсолютизм, тем четче становился образ королевской особы для подданных. Одно дело сакрализировать человека, которого ты никогда в глаза не видел, поскольку все твои интересы завязаны на родном поле и необходимости выплатить поборы церкви и родному барону, а совсем другое, когда начинаешь непосредственно взаимодействовать с королевскими чиновниками. Начинают возникать мысли, что править можно было бы и как-то по-другому. А может, наш король не очень хорош? А почему я плачу налоги, а церковь и благородные нет?
Но вплоть до 1789 года это был крайне вялотекущий процесс, вырвавшийся в политическую сферу лишь с началом Великой французской буржуазной революции, когда финансово надорвавшаяся монархия решила расширить свою налоговую базу. К сожалению, дворяне не горели желанием отдавать свои кровные в пользу государства, решив переложить эту святую обязанность на плечи различного рода лавочников. Это было вызвано тем, что французская аристократия того времени активно занималась бизнесом, используя в качестве конкурентного преимущества свои многочисленные привилегии и льготный режим налогообложения. А увеличение налогов для третьего сословия одним махом уничтожало всех их потенциальных конкурентов.
И тогда все предприниматели недворянского происхождения поняли, что теперь им терять решительно нечего. Это есть наш последний и решительный бой. Слово за слово, аристократию объявляют вне закона, королю рубят голову, в стране начинается гражданская война и террор, а большая часть сопредельных государств объявляет войну новорожденной республике.
Такая ситуация требовала радикально новых социальных решений, которые могли бы спасти взбунтовавшихся купцов от надвигающегося меча аристократической мести. И тут из античных трактатов и теоретических выкладок на свет божий были предъявлены понятия «нация» и «республика».
В переводе с латыни слово «республика» означает «общее дело». А нация — это сообщество равноправных политически представленных в государстве людей. Осталось только понять, кто теперь во Франции будет политически представлен и какое у всех этих людей общее дело.
Вопрос этот далеко не теоретический. Поскольку как раз в это время на противоположном конце Европы агонизировала в предсмертных конвульсиях другая, значительно более древняя, республика, а именно — Речь Посполита, в которой даже была нация в современном понимании этого слова.
Только в состав этой нации входили исключительно люди благородного происхождения. И когда их государство потерпело крах, за него сражалась в основном шляхта, при полной пассивности или враждебности большей части населения.
Потому основной задачей революционного правительства было создание нации, включающей в себя все население Франции путем формирования ее общего интереса. Для начала они ввели такое новшество, как гражданство. Оно было одно для всех и устраняло многочисленные формы категориального неравенства между жителями государства. Таким образом, вместо благородных и простолюдинов, горожан и крестьян, торговцев и ремесленников возник единый французский народ, а те, кто отказался принимать гражданство, сохранив верность королю, автоматически оказались вне закона. Так родилось понятие «враг народа».
Таким образом, любая политическая нация имеет как включающую (инклюзивную), так и исключающую (эксклюзивную) функцию. И уже якобинцы показали, как надо очищать Нацию от вредоносных примесей в лице коррупционеров и контрреволюционеров. При этом под раздачу попадали не только отдельные люди и их семьи, но и целые регионы, как, например, Вандея. По сути, французы первыми совершили попытку геноцида в современном понимании этого слова.
Революционеры не ограничились исключительно репрессиями, но и приступили к созданию бюрократической инфраструктуры прямого правления.
Если ранее власть на местах принадлежала помещикам, то теперь она перешла в руки назначаемых из столицы чиновников, а вчерашние барские земли были распределены между крестьянами. Таким образом, слой людей, связывающих свое благополучие с существованием республики, существенно расширился. Так было сформировано общее для всей Франции дело.
Крестьяне знали, что если победят силы реакции, их новообретенные земли отберут, а замазанные в терроре чиновники — что их расстреляют. Это придавало мотивации творить чудеса на виражах, а риторика про «любовь к отчизне милой» и свободе — «суке, которую ебут на матрасе из трупов» — придавала происходящему возвышенный аромат.
Но национализм был не так страшен внутри страны, как пугающе эффективен наружу. До начала революции войны между государствами были делом монархов, которые набирали относительно небольшие, но дисциплинированные и профессиональные наемные армии, сражающиеся за их интересы. С точки зрения населения, участвующего во всем этом безобразии, происходящее было сродни стихийному бедствию. Желающих умирать за интересы какого-то коронованного чудака среди простонародья было немного.
Так что, когда коллеги свергнутого французского короля отправили свои войска с целью восстановить порядок во Франции, их ждал сюрприз. На арене истории дебютировали массы, готовые защищать свои интересы. Учитывая, что в те времена не было пулеметов и скорострельной артиллерии, ситуация очень быстро вышла из-под контроля.
Войска антифранцузской коалиции ожидали, что они построятся красивыми линиями и начнут палить по французам, которые так же красиво будут стоять на месте, постреливая по интервентам. Вместо этого они встретились с тактикой колонн. Революционные войска делали ровно один залп, а потом шли врукопашную. Забивая противника штыком и прикладом.
Такая тактика работает в том случае, если у вас очень много необученных, но мотивированных бойцов. У которых явно не хватит нервов, чтобы долго стоять под обстрелом, но они вполне могут пойти в удалую лобовую атаку. В результате монархические наемники были просто похоронены под кучей французских трупов, что радикально перевернуло европейское представление о войне, дав Франции возможность противостоять всему континенту на протяжении четверти века.
Все это ознаменовало конец эпохи «малых» монархических войн, сотрясавших Европу в XVIII веке. Революционная и наполеоновская Франция успешно продемонстрировали, что теперь нельзя начать боевые действия ради захвата пары приграничных поселков или возведения своего родственника на трон. Поскольку на защиту Родины мгновенно станут миллионы призывников, что быстро превратит локальную приграничную стычку или династический спор в общеевропейскую войну.
На Наполеоне нам следует остановиться отдельно. Поскольку самим фактом своего правления он показал, что для успешного функционирования нации, как сообщества равных, ей вовсе не обязательно быть политически представленной через какие-то демократические институции. Достаточно, чтобы все были равны перед лицом закона и диктатора его воплощающего, а государство преследовало более-менее общий для всей страны интерес. Фактически, он выступил предвестником появления таких диктаторов, как Сталин и Гитлер.
Сейчас в это трудно поверить, но Наполеона воспринимали, как воплощение Антихриста и предвестника апокалипсиса, а Франция в глазах современников выглядела, как помесь ИГИЛ с Третьим Рейхом. Все европейские государства были настолько испуганы произошедшим в те бурные годы, что сохранение баланса сил на европейском континенте на долгое время стало для них навязчивой идеей. Никто не хотел снова оказаться в аду националистических войн.
В результате, без году столетие, пролегающее между 1815 и 1914 годами, стало наиболее мирным периодом в истории Европы. Стремясь идти в ногу со временем, коронованные особы Европы прилагали все усилия, чтобы изобразить себя уже не помазанниками Божьими, а выразителями национального духа. При этом сословные ограничения зачастую сохранялись в максимальной неприкосновенности, а всеобщее избирательное право ограничивалось разного рода цензами. Европа XIX столетия была регионом буржуазно-аристократических олигархий, прилагающих все усилия, чтобы сохранить свои привилегии в неприкосновенности и держать чернь подальше от кормила власти.
Ситуация изменилась на полях Первой мировой, когда перед европейскими государствами возникла необходимость мобилизации общенационального потенциала для победы в войне. Люди, годами гниющие в окопах, вернулись домой с ожиданием, что Родина вознаградит их за службу и не забудет принесенные жертвы. Родина, а точнее ее привилегированные классы, попыталась показать, что она та еще свинья.
Проблема в том, что замахиваться полицейской дубинкой на человека, который 4 года провел в окопах, — это далеко не самое разумное решение. Он ведь привык не драться, а убивать.
В результате расклад политических сил на континенте радикально изменился. Западноевропейские демократии отреагировали на происходящее расширением избирательной базы и попыткой построить социально-ориентированное государство. В конечном итоге они победили в войне, у них была возможность «пригласить к столу» новых едоков, тем самым снизив социальное напряжение.
А на просторах стран, проигравших в той войне, за власть начали сражаться фашисты и коммунисты. Силы, окончательно разорвавшие связь, как с монархическим, так и либеральными началами, положили в основу своих режимов республиканские и националистические принципы. Ведь нигде не сказано, что республика (общее дело) должна быть построена на демократических началах, а интересы нации нельзя удовлетворять за счет превращения славянских унтерменьшей в рабов!
Именно первая половина XX века выковала национальные государства Европы, закалив их в горнилах тотальных войн. Без пары веселых усачей — Сталина и Гитлера — демократией до сих пор назывался бы режим, в котором для того, чтобы получить право голоса, нужно было бы ежемесячно зарабатывать кругленькую сумму, а социальные гарантии от государства стремились бы к нулю. Наличие эффективных тоталитарных альтернатив и необходимость мобилизовать население на победу в мировых войнах вынудило либеральный лагерь повернуться лицом к народу. А Холодная война закрепила эти подвижки, по крайней мере, в рамках Первого мира.
Другое дело, что большая часть населения планеты живет совсем не в комфортабельной Европе или Северной Америке, а бывших западных колониях, разбросанных по всему земному шару. Учитывая, что послевоенная деколонизация происходила достаточно мирно, большинство из этих новых государств не прошло через серьезные межгосударственные войны, во время которых массовая мобилизация под знаменами общих интересов может порождать нацию буквально из ничего, а школы, университеты и хозяйственная жизнь служат постоянным напоминанием о том, что мы один народ. Вместо этого там продолжается правление олигархий в духе XIX, цепко держащихся за свою власть и привилегии. И готовых в любой момент отбросить демократическую риторику, вытащив из пыльного загашника очередного Пиночета, способного защитить их от бунта масс.
Характерной чертой такого положения является попытка заменить массовый гражданский национализм националистами. В своей работе «Этничность без групп» американский исследователь национализма Роджер Брубейкер обратил внимание на тот факт, что в реальности мы практически никогда не видим непосредственного противостояния между этническими группами. Вместо них лбами стучатся политические организации, использующие националистическую риторику для оправдания своего существования и вербовки новых сторонников. Даже если такая группировка провозгласит своей целью создание государства для своей «нации», то, в случае успеха, править этим государством будут, прежде всего, ее главари, а ни кто попало. Таким образом, единственное, что отличает ультраправые организации от большевиков или тамплиеров, идущих отвоевывать Святую Землю, — это исключительно идеологические декларации. И не мне учить взрослых людей разнице между декларациями и реальным поведением.
Очевидно, что выход на общественную арену таких организаций является признаком неудачи в создании республики. Поскольку за отсутствием общего интереса начинают возникать интересы частные (групповые), выливающиеся в создание как сепаратистских организаций, так и формирование групп «настоящих патриотов», всегда готовых постоять за свой интерес. Вот потому большинство стран Третьего мира страдают от сепаратизма, бесконечных гражданских войн и малограмотного ура-патриотизма.
Полагаю, теперь, когда азы разжеваны и разница между Нацией и национализмом более-менее очевидна, мы можем сделать следующий шаг и примерить все нами сказанное к Украине.
Изначально, после выхода из состава СССР, мы получили практически готовое к употреблению национальное государство. Налицо была мощная индустриальная экономика, забота о функционировании которой, вполне могла бы сойти за общенациональный интерес. Да, очевидно, что кто-то работает, а кто-то живет, но, в конечном итоге, само существование заводов сплавляет рабочих с владельцами в некое, пусть даже крайне антагонистичное, целое. И, в любом случае, экономика, она ведь всему голова. Конечно, не стоит забывать также о таких мелочах, как послушное население, привыкшее идентифицировать себя с границами УССР, благо карта, показывающая границы государства, была изначально. А также бюрократический аппарат и система образования, позволяющая дрессировать население в правильном направлении.
С тех пор ситуация изменилась, как всегда, в худшую сторону. Начиная с 2004 года, страну упорно пилили напополам, а пакет государственных услуг, воплощавших общий интерес, уменьшался. И что самое страшное, мы стали сырьевой державой. Что и заложило бомбу, которая уничтожила наше государство. Да, уже в прошедшем времени.
Если промышленность создает, пусть даже очень проблемную, но общность, то сырьевая экономика создает раздоры. Поскольку для добычи и первичной переработки ресурсов, как правило, нужно не очень много рабочей силы. Поэтому группа, захватившая власть в стране, неминуемо приватизирует добычу и продажу сырья за рубеж, что раскалывает страну на две неравные части. Богатые контролируют вывоз сырья, используя сверхприбыли для того, чтобы обеспечить себе элитный образ жизни, содержать силовиков, а также швырять подачки большей части населения.
Очевидно, что с их точки зрения, бедные — это нахлебники, которым нужно давать самый минимум, ровно столько, чтобы не взбунтовались. С точки зрения нищих, богатые — это упыри-кровососы, которые эксплуатируют природные богатства страны исключительно в свою пользу. Было бы прекрасно развешать их всех по осинам, а их несправедливо нажитое имущество «отнять и поделить».
Потому вся политика сводится к маневрированию между нищим большинством, которое может создать устойчивую опору для диктаторской власти, и богатым меньшинством, контролирующим СМИ, силовиков и бизнес. В силу такого положения вещей большинство аграрно-сырьевых стран находится в состоянии вялотекущей гражданской войны, которая быстро активизируется в случае падения цен на сырье.
Очевидно, что Украина — это частный случай общей тенденции. Мы регулярно слышим как обвинения в адрес олигархов, которые «воруют», так и в адрес тупого быдла, которое не способно само себя обеспечить и отнимает деньги у нашего бедного «среднего класса». Я эту риторику слышу сколько себя помню, но ситуация вышла на новый уровень безумия после начала войны с Россией.
После аннексии Крыма и начала войны на Донбассе стало очевидно, что рядовые украинцы пойдут в бой за Родину. Я не военный эксперт, как Алексей Арестович, потому не могу оценить на глазок, захлебнулись бы российские контрактники в крови украинских призывников или их танки дошли бы до Львова без особых технических проблем. Но ясно, что массовая военная мобилизация могла бы сделать для становления украинского национального самосознания больше, чем все Майданы и клоуны в вышиванках вместе взятые. И даже в случае поражения осталась бы стойкая мысль, что оккупантов надо убивать. А отсюда всего лишь шаг до фугаса в московском метро или стремительного грузовика на переполненной людьми Невской набережной. Проблема тут даже не в людских жертвах, а в том, что процесс «становления единым народом» жестко забуксует, а мы, вместо того, чтобы становиться верными слугами империи, будем ее заклятыми врагами. Все это вместе взятое вынудило Путина погодить.
Разрушив Донбасс, он подорвал способность нашей олигархии обеспечивать жизненные потребности низов. Сталь была фундаментом украинской экономики вплоть до 2014 года, а большинство металлургических заводов находились именно в зоне боевых действий. И как только этот основоположный камень был разрушен, все покатилось к чертям.
У олигархов было два пути. Можно было взять себя в руки и пожертвовать частью своих богатств ради общественной стабильности. Возможно, даже запустить процесс общенациональной мобилизации и, завалив Донбасс трупами, восстановить целостность страны. Но это был опасный выбор.
Никто не хотел терять деньги, а общенациональная мобилизация могла вывести Украину из спячки. И тогда ситуация, которая произошла в Европе столетием ранее, могла бы повториться в Украине. Когда миллионы мужиков вернутся с войны, первый же встречный демагог легко убедит их, что наших сытых господ пора ставить к стенке. И тогда революция началась бы не на словах, а на деле.
Потому было решено ограничиться силами добробатов и регулярной армии, которых достаточно легко контролировать. Так по улицам зашагали разного рода Феодальные дружины имени Авакова, Коломойского и иже с ними. В стране появились и остались частные армии. Проблема состоит в том, что они не смогли победить даже сепаратистов, говорить про российскую армию просто смешно. Но, в целом, они более чем способны, совместно с Нацгвардией и ВСУ, поддерживать внутренний порядок в Украине. По крайней мере, пока дело не касается различных Янтарных республик.
Но, в любом случае, это не могло помочь надолго. Даже с траншами от МВФ, сворачиванием социальной инфраструктуры и бурным развитием сельского хозяйства было очевидно, что раньше или позже произойдет социальный взрыв. Полагаю, именно им и планировал воспользоваться Кремль. Одно дело захватывать пусть плохонькое, но государство, а совсем другое, взять под контроль охваченную гражданской войной территорию.
В конечном итоге, еще Платон две с половиной тысячи лет назад говорил, что любая олигархия заканчивается гражданской войной между бедными и богатыми. Причем богатые ее обязательно проигрывают, поскольку они всегда в меньшинстве.
Но тут к нашим олигархам пришел джек-пот в виде безвизового режима с Европой, который резко решил проблему с численностью населения.
Заодно это дало им уникальную возможность сменить свою экспортную ориентацию, а именно, переквалифицироваться на поставку рабов на европейский рынок. Мирные, относительно дисциплинированные, малоагрессивные рабы, способные работать за гроши, пошли нарасхват в Польше и других сопредельных с нами странах. А поскольку у них остались в Украине семьи, то наши олигархи получили относительно постоянный источник дохода, ведь детей и престарелых родителей надо чем-то кормить. А через коммунальные платежи, налоги и принадлежащие олигархам торговые сети деньги постоянно перетекают в карманы нашей элиты. В своем недавнем видео финансовый эксперт Эрик Найман заявил, что за пределами Украины находится 7 миллионов заробитчан, переславших домой за последний год около 9 млрд. долларов. Логичным завершением курса, взятого нашим руководством, является повышение коммунальных платежей, девальвация пенсий и введений налогов на переводы из-за границы. Так они возьмут в заложники всех живущих в стране пенсионеров и вынудят их детей полностью содержать родителей. Полагаю, что после выборов, назначенных на следующий год, этот план будет полностью реализован. После чего пенсионеров без родственников за границей можно будет спокойно переименовать в покойников, а наше дорогое «государство» избавится от еще одной расходной статьи в бюджете.
Проблема такого положения вещей состоит вовсе не в его антигуманности, а в том, что с таким подходом полностью уничтожается украинская гражданская нация. Точнее, она сужается до уровня олигархов и их прихвостней, которым в Украине жить хорошо. Нас, как народа, проживающего на нашей земле, уже фактически не существует.
В свое время американский антрополог Роберт Карнейро, исследуя зарождение государства, проводил исследования на материале южноамериканских индейцев. Он показал, что в дельте Амазонки зарождение государств не происходит, поскольку проигравшие в любой момент могут бросить свою территорию и мигрировать. А вот в узких долинах Перу уходить некуда, потому местные племена сформировали сложные государства. Безвизовый режим превратил нас всех в индейцев дельты Амазонки, зачем сражаться — если можно просто уйти? Потому, если Украина уцелеет, то она будет примерно такой, как сейчас, только хуже.
Практически существование Украины определяет пари, которое заключили между собой Москва и Киев. Суть его состоит в том, насколько прочен нынешний миропорядок, а ставкой выступает существование Украины. Поскольку, если с ним все в порядке, и происходящее сейчас на планете это лишь временные трудности, тогда Украина может существовать в своем нынешнем состоянии десятилетиями. Со временем пенсионеры вымрут, заробитчане заберут своих детей на Запад, а наши олигархи останутся наедине с созданной ими аграрной экономикой. Полагаю, что со временем они завезут сюда пару-тройку миллионов заграничных батраков на расплод, чтобы пахать на полях. Ну, знаете, работящих индусов или арабов, а україномовна шляхетська нація, будет стойко защищать свои привилегии, отгородившись от рабов стеной ультраправых организаций. И все будут счастливы. Возможно, местная «раса господ» даже умудрится создать украиноязычную культуру, достойную того, чтобы демонстрировать ее на мировом уровне.
Второй вариант развития событий предполагает, что нынешний миропорядок рухнет. Тогда Украина хрустнет, как яйцо, раздавленное дверью, и войска сопредельных держав, не только РФ, войдут на нашу территорию, положив конец нашим мучениям. Нас просто разорвут на части. И ключевая особенность такого сценария в том, что, когда он начнет реализовываться, никаких нас, то есть украинцев, к тому времени просто не будет.
Поскольку, если мы не можем завещать нашу страну своим детям и можем сбежать из нее прямо сейчас, то какой резон нам за нее умирать? К счастью, мы все белые европеоиды и живем в регионе с низкими демографическими показателями, а значит, победители не будут загонять нас в газовые камера. А наоборот, предложат нам стать частью их республик и наций. Умереть ради интересов наших олигархов или примкнуть к победителю? Что выберете вы?
В конечном итоге, если на планете начнется новая эпоха «воюющих царств», как это было в период мировых войн, нам всем придется примкнуть к какому-то национальному государству. Просто нужно понимать, что, либо через 100 лет на территории Украины будут жить славяне с сильными инородными примесями, говорящие на польском или русском и рассматривающие все произошедшее здесь как свою историю. Либо тут будут жить люди, предки которых сейчас живут где-то под Багдадом или Пекином. И которым глубоко безразличны все эти местные различия между россиянами и украинцами. Не их история, не их проблемы.
После получения безвизового режима мы потеряли будущее, в котором на этой земле могли бы говорить на украинском. И теперь у нас есть возможность только выбрать меньшее из зол.
