В Голливуде практически одновременно вспыхнула эпидемия тотального разоблачения сексуальных насильников и вышла экранизация профеминистского романа Стивена Кинга «Игра Джеральда» с Карлой Гуджино и Брюсом Гринвудом. Крупные продюсеры, большие режиссеры, оскароносные актеры, один за другим обвиненные в секс-домогательствах, тщетно пытаются что-то оспаривать в надежде сохранить крупицу репутации, но скандал нарастает, как снежный ком, и закатить этот ком обратно на гору решительно невозможно.
Тем временем в онлайн-кинотеатре потокового сервиса Netflix выходит «Игра Джеральда», перехватившая эстафету у мини-сериала «Большая маленькая ложь», также посвященного домашнему насилию. И хоть роман Кинга был опубликован еще в 1992 году, примечательно, что адаптация увидела свет именно сейчас, когда голливудская индустрия переживает необратимое падение авторитетов и обрывает многолетнее молчание.
«Игра Джеральда» — камерная герметичная история, все основное действие которой разворачивается не просто в одной комнате, но в пределах одной кровати. Немолодая бездетная супружеская пара Джесси и Джеральд (он немолод совсем, а она — зрелая женщина) приезжают на уикенд в отдаленный от цивилизации загородный дом. Это должны быть уединенные, романтические выходные (по такому случаю Джесси даже купила новую комбинацию). Только у Джеральда специфическое представление о романтике: его возбуждает ролевая игра в доминирование и подчинение, в насильника и жертву. Поэтому, заранее согласовав действия с супругой и запасшись виагрой, Джеральд приковывает благоверную наручниками к спинке кровати. И еще больше раззадоривается, когда жена, передумав играть в игры, всерьез просит его остановиться.
Перед этим Джесси проникается состраданием к бездомному псу, который пожирает на дороге падаль, и выносит ему шмат сырого мяса из холодильника. «С ума сошла! — кричит Джеральд. — 200 долларов за кусок!». Чуть позже, когда пожилого любителя садо-мазо в разгар удовольствия хватит инфаркт, он сам станет и этой падалью, и этим дорогущим куском мяса для случайной бродячей собаки. А прикованная к кровати Джесси будет лежать и наблюдать, как ее муж часть за частью становится обедом.
«Сэди взяла себя в руки. Никто не взялся бы описать все негодование и презрительную ненависть, которые она вложила в свои слова: Мужчины, вы мерзкие грязные свиньи! Вы все одинаковы, все! Мерзкие грязные свиньи!». Это эпиграф к роману Стивена Кинга, взятый из рассказа Сомерсета Моэма «Дождь». Там действие тоже было камерным, замкнутым. Карантин вынудил пассажиров парохода сойти на берег небольшого острова и поселиться в маленьком отеле, где между миссионером и бывшей певицей кабаре Сэди сходу вспыхнул конфликт на почве грешности и праведности. И разросся этот спор до размеров непримиримой войны с подавлением и унижением. Но тот, кто показался победителем, в итоге проиграл.
К унижению и насилию над женщиной, которая терпит-терпит, но в конце концов проявляет силу воли и идет на отчаянный шаг, Кинг в своем творчестве обращался неоднократно. В частности, в тесно связанных между собой романах «Игра Джеральда», «Долорес Клейборн» и «Роза Марена». В последнем рассказывалось о кроткой женщине, которая много лет терпит побои от мужа-полицейского, но затем все же сбегает от него и создает себе более сильное и волевое альтер эго внутри картины, на которой нарисована древнегреческая женщина в красном хитоне. И эта женщина в картине в итоге убивает гнусного супруга героини. В «Игре Джеральда» у Джесси тоже есть альтер эго — более сильное и решительное «я», с которым она в бреду и усталости, пытаясь освободиться от наручников, ведет беседы.
«Розу Марену» собиралась экранизировать студия Palomar Pictures, но фильм так и не сложился.
Еще больше общего между «Игрой Джерльда» и «Долорес Клейборн». Во второй рассказывается о женщине, которая много лет назад во время солнечного затмения убила мужа, который растлевал их малолетнюю дочь, и теперь пытается примириться с дочерью, которая выросла, но до сих не верит и не помнит, что отец делал с ней что-то плохое. В «Игре Джеральда» Джесси преследуют детские воспоминания, в которых отец во время солнечного затмения посадил ее на колени и эякулировал, но она пообещала ничего не говорить матери и до сих пор не в состоянии признаться сама себе, что то был акт развращения и инцеста.
«Долорес Клейборн» была экранизирована в 1995 году, роли матери и дочери исполнили Кэти Бейтс и Дженнифер Джейсон Ли. Примечательно, что в романе «Игра Джеральда» к измученной Джесси в одной из ее галлюцинаций приходит Долорес — мать, защитившая своего ребенка, в отличие от матери самой Джесси, которая ничего не видела или не хотела видеть. И было бы круто, конечно, если бы в фильме к героине Карлы Гуджино в череде ее сумасшедших видений пришла Кэти Бейтс. Но нет, ее здесь нет.
А вот призрак Джеральда есть, и он еще более отвратителен и самоуверен, чем при жизни. И он всячески напоминает Джесси о тех вещах и моментах, о тех тревожных звоночках, которые она подсознательно или осознанно пропускала мимо ушей, точно так же, как блокировала инцидент с отцом. «А помнишь, как на ужине я при всех сказал, что женщина — это система обеспеченья для вагины. И все смеялись. И ты тоже смеялась, делала вид, что тебя это не задело», — напоминает героине галлюцинация. А в другой сцене воображаемый Джеральд, который никогда не хотел детей и заставил не хотеть их Джесси, бьет в самое больное: «Ты — не мать!» — кричит он в ответ на попытку сломать перила кровати, мол, были же случаи, когда матери в стремлении защитить ребенка проявляли сверхъестественную физическую силу. И тут опять же звучит мотив Долорес Клейборн — матери, защитившей дитя.
Собака, поедающая труп Джеральда, — это и есть сама Джесси (фигурально, конечно же). Не помню, упоминается ли у Кинга пол пса, но наверняка это сука. Собственно, и монстр-великан, который приходит ночью к Джесси, — это в некоторым смысле она сама. Монстр, который оказывается маньяком-некрофилом, наверняка поизмывавшимся над телом переборщившего с виагрой бедолаги. И вместе с тем этот урод, этот ночной кошмар — катализатор освобождения от многолетнего заточения в собственном страхе и бесхребетной покорности.
Наручники — естественно, метафора. Это оковы, в которых героиню держал сперва отец, затем муж. В которых мужской пол держит пол женский. Но уже не удерживает. И это затмение, которое держит в оковах солнце, но после свет все равно побеждает тьму.
