Словосочетание «участник «Сандэнса» звучит как неутешительный диагноз кинофильму, обеспечивающий ему не только сюжетную странность и медлительность, но и мгновенное забытье. Картины из программы фестиваля, даже с суперзвездными именами в актерском составе, благополучно минуют прокат и отправляются на торренты, где их скачивают два-три особо одержимых и всеядных киномана. Вот и мелодрама «Совершенно неизвестная», несмотря на оскароносную красавицу Рэйчел Вайс в главной роли, прошла абсолютно мимо зрителей. А жаль.
В ней есть и мысль, и причудливость, и грусть, и чувства, и попытка разукрасить серость, и обреченность красить в одиночестве.
Лента начинается с пестрых кадров, похожих то ли на бурную фантазию, то ли на медицинский диагноз расщепления личности, то ли на рабочие будни актрисы. Одна и та же женщина предстает на экране в самых различных образах, никоим местом не связанных друг с другом. В зависимости от профессии, которую примеряет чудаковатая героиня, меняются ее одежда, прически, макияж, характер, имена и места проживания... Вот она врач скорой помощи, спасающая жизнь пациенту, вот скромная учительница, вот эксцентричный палеонтолог, а вот броская ассистентка фокусника, готовящаяся к распиливанию тела на части.
Затем действие переносится в Нью-Йорк. Героиня соглашается составить компанию другу на дне рождения некоего Томми. На вечеринке загадочная незнакомка, представившаяся как биолог Элис, быстро становится центром всеобщего внимания, рассказывая увлекательные и невероятные истории о Тасмании и Китае, где прожила несколько лет. Затаив дыхание, веселая компания внимает пению австралийских лягушек, звучащему с телефона застенчивой и своеобразной девушки. Одни восхищаются ее страстью к путешествиям и перемене мест. Другие, не веря в неправдоподобные россказни, начинают называть выдумщицей и даже патологической лгуньей. Но самая странная реакция оказывается у Томми, виновника торжества. Он-то узнал необычную гостью. Потому что любил ее лет пятнадцать назад, но думал, что навсегда потерял. Вот только тогда она не была никаким биологом и звали ее Дженнифер.
В российском прокате, до которого, в отличие от украинского, все же удалось добраться, этот фильм, столь же диковинный и не всегда понятный, как и его героиня, получил название «Бегущая от реальности», хотя оригинальное «Complete Unknown» очень хорошо и доступно переводится как «Совершенно неизвестная». Элис вовсе не бежит от реальности, она в ней живет, просто множит ее на неопределенное количество фрагментов. И в каждом из этих фрагментов чувствует себя подлинной, настоящей, снова и снова. Когда мы, преимущественно безрезультатно, повторяем себе как заклинание «завтра непременно начну жизнь с чистого листа», то в действительности максимум, что из себя выдавливаем, это еще один черновик, писанный по написанному в преддверии большой несбыточной перемены. А для Элис существуют только чистовики.
Героиня Рэйчел Вайс бежит не от реальности, а от серости и постоянства, от силы привычки и жизни по накатанной, именно от такого существования, в котором она застает Томми пятнадцать лет спустя после их несложившейся лав-стори: на монотонной менеджментской работе и в монотонном подобии семейного счастья с женой, которая не проследила за тем, чтобы имя именинника на праздничном торте написали в кондитерской без ошибок.
И для Томми, и для зрителей Элис (или Дженнифер, или кто там еще) остается «совершенно неизвестной». Как Джулия Ламберт для сына Роджера из «Театра» Сомерсета Моэма. Какая из множества личностей героини является ее истинным «я»? Или, возможно, ее настоящее «я» — это пустая комната, которая наполняется лишь тогда, когда в ход идут грим, костюм и притворство? Или же, наоборот, ее естество — это комната, переполненная людьми? А может быть, и вовсе не комната, а безграничное пространство без стен и дверей.
В фильме, казалось бы, не особо ярком и малопримечательном на первый взгляд, множество любопытных аллюзий и параллелей. Например, Элис говорит, что сменила девять имен и личностей, то есть прожила девять жизней по аналогии с мифическими девятью жизнями кошки. А текущее ее имя вызывает не одну, а сразу несколько ассоциаций. Это и кэрролловская Алиса, путешествующая по Стране чудес и Зазеркалью с теми же увлеченностью, странностями, полуправдами и недосказанностью, что и Элис по Тасмании и Китаю. И героиня легендарной песни «Living Next Door to Alice», которая ушла в неизвестном направлении и больше не живет по соседству: «I don’t know why she’s leaving or where she’s gonna go. I guess she’s got her reasons... But I’ll never get used to not living next door to Alice» («Я не знаю, почему она уходит и куда собирается идти. Думаю, у нее есть на то причины... Но я никогда не смогу привыкнуть, что больше не живу с ней по соседству»). Или как перепела русскоязычная группа «Конец фильма»: «А что это за девочка и где она живет...».
Элис возвращается в Нью-Йорк, чтобы увидеть Томми и, видимо, понять, правильно или нет она поступила. И растерянному обывателю Томми, которого играет Майкл Шеннон, выпадает возможность попробовать на собственной шкуре тот ненормальный, противоестественный, иррациональный мир, в котором обитает Элис. Им на пути встречается пожилая женщина с собакой, на их глазах случайно подворачивающая ногу. Герои вызываются довести старушку до дома, где ее ждет милейший и заботливый муж (роли пожилых супругов исполняют голливудские ветераны Дэнни Гловер и Кэти Бейтс). И Элис, вовлекая Томми в свою игру, предлагает ему осмотреть ногу, «ведь он же врач». И вот здесь происходит едва заметная кульминация: Томми, казалось бы, охотно приобщается к обману, он готов почувствовать себя кем-то другим, примерить маску, иную реальность. И несколько минут ему это даже нравится. Он рассуждает о коленном суставе так, будто всю жизнь проработал травматологом и перещупал тысячи подвернутых ног. Но внезапно руки перестают слушаться, на лице проступает страх, и Томми цепенеет от беспомощности и незнания, что делать дальше. Он выпал из роли и вернулся в свою реальность, которая для него может быть всего одна.
Но не для Элис... Выбирая слишком красочный образ жизни, мы рискуем нести этот образ наедине с собой, не отыскав партнерства и понимания. И тогда приходится выбирать, что тяготит больше: серость однообразия или серость одиночества...
