Оригинальным течением русской мысли был нигилизм. По Бердяеву, нигилизм есть характерно русское явление, в таком виде не известное в Европе. «Все мы нигилисты», -- говорил Достоевский.
Начало читайте здесь
Нигилизм отрицал Бога, дух, душу, нормы, высшие ценности. И, тем не менее, нигилизм был религиозным феноменом, вывернутой наизнанку православной безблагодатной аскезой, уходом из мира, лежащего во зле, признанием греховности богатства и власти, тоталитарно-религиозным отрицанием основ мироздания. В русском нигилизме большую роль играли выходцы из духовенства, которые через школу православия получали формацию души, основанную на аскетическом мироотрицании. Добролюбов и Чернышевский были сыновьями протоиереев и учились в семинарии.
Семинаристы начали проникаться идеями Просвещения, но по-русски, экстремистски, нигилистически. В 1860-х годах в качестве научно-религиозных объектов были избраны политэкономия и примитивный материализм Бюхнера и Молешотта, что талантливо изобразил Иван Тургенев в «Отцах и детях». Хотя нигилисты мораль отрицали, но у них всегда был силён именно моральный мотив. Особенно сильно морализаторство в знаменитом опусе «Что делать?» подвижника Николая Чернышевского. Вместе с тем Чернышевского как экономиста уважал даже сам Маркс (!), который плохо понимал процессы в России и потому специально изучал русский язык. В отличие от народников Чернышевский не против индустриального развития, но считал, что Россия сможет избежать капитализма и сразу перейти к социализму. Здесь истоки идеи Ленина о перерастании буржуазной революции в социалистическую, что противоречит основополагающим принципам Маркса! Задолго до большевиков с их «социалистическим реализмом» нигилист Писарев сформулировал идею «социального заказа» в искусстве, когда заявил, что «сапоги выше Шекспира».
Так появились народники. По Бердяеву, народничество есть продукт осознания интеллигентами неоправданности, нелепости своей жизни; нигде на Западе не было в такой форме проблемы «интеллигенция и народ», т. к. там не было «интеллигенции» и «народа» в русском понимании. Народники разделились на умеренных и экстремистов. В 1860-х годах появляется общество с красноречивым названием «Топор и народная расправа» под руководством Сергея Нечаева. Его «Катехизис революционера» призывает во имя светлого будущего «сжечь другого, но и самому сгореть». Нечаев – прообраз большевиков.
Бердяев пишет о Нечаеве: «Он знает только одну науку – разрушение. Для революции всё морально, что служит революции». Кстати, последняя фраза, которую приписывают Ленину, на самом деле принадлежит Нечаеву.
Дело об убийстве «нечаевцами» студента, заподозренного в измене, легло в основу «Бесов» Достоевского. Нечаев считал, что для восстания масс необходимо увеличение страданий, и это на практике доказал Ленин, который использовал мировую войну, резкое обострение противоречий и тотальное обнищание для переворота на волне революции. Маркс бы до такого не додумался! Именно Ленину, а не Марксу принадлежит идея об обострении социальных противоречий как важнейшем условии революции.
Члены «Земли и Воли» хотели жертвенно и бескорыстно послужить народу путём его просвещения, но были за свой идеализм жестоко наказаны, а миф о порабощённом, но мудром и благородном «народе-богоносце» был развенчан. Тёмные массы крестьян увидели в этом «барскую затею» безбожников-«антилигентов», выдавали их царской охранке, а идеи Просвещения их и вовсе не интересовали.
Тогда на сцену вышли террористы из «Народной Воли» и «Чёрного Передела», которые стреляли и бросали бомбы. Невозможность в тех условиях рационально решать социальные вопросы вела к эскалации иррациональной разрушительности. Это был кризис русской революционности, которая разуверилась в крестьянстве и решила опереться на героизм боевиков. Интересны слова народовольца Желябова на суде по делу о покушении 1 марта 1881 года: «Крещён в православии, но православие отрицаю, хотя сущность учения Иисуса Христа признаю. Вера без дел мертва, всякий истинный христианин должен бороться за правду, и если нужно, то пострадать». Бердяев подчёркивает религиозный характер русской революционности даже при показном атеизме революционеров.
Первым о Марксе в России в 1874 году заговорил Пётр Ткачев в открытом письме к Энгельсу, где речь шла об особом характере будущей русской революции и невозможности применения марксизма в чистом виде. Ткачев – предшественник «Народной Воли» в стремлении к свержению монархии путем террора. Он не был демократом, утверждал власть «передового меньшинства» и не допускал перехода России к буржуазной конституционной демократии…
* * *
Кризис привел русских социалистов к Марксу. Но психология русских революционеров «творчески» переработала, а во многом – просто извратила марксизм, который стал для них поверхностной рационализацией более глубоких содержаний психики. Появление русского марксизма было мирным – в эмиграции в конце 1880-х гг. возник такой себе кружок «Освобождение труда» во главе с бывшими народовольцами -- легендарной Верой Засулич и отцом русского марксизма Георгием Плехановым. Бердяев писал, что марксизм – более сложная умственная теория, чем те взгляды, на которые опирались русские социалисты. Психотип народника был эмоциональным, а тип марксиста – интеллектуальным. Первые марксисты боролись прежде всего с народниками, были против террора и геройства. Это были интеллектуалы-западники, которые хотели опереться на объективный социоэкономический процесс, на детерминизм и эволюционизм учения Маркса, на социальную базу в лице рабочего класса, который в России бурно развивался, хотя и был ничтожным количественно.
От себя отметим, что марксизм и его развитие в ХХ веке и по сей день являются весьма сложной интеллектуальной теорией, не всегда доступной пониманию очень многих. Иногда аж дух захватывает, когда слушаешь бредовые толкования Маркса в исполнении даже тех персонажей, которые в советское время подвизались на кафедрах марксизма-ленинизма!
О Марксе сейчас говорят много глупостей, что проистекает от тотального невежества, на котором держится т. н. «массово-информационное общество». Поэтому сделаем небольшой «экскурс в марксизм».
Считается, что социология Маркса – это позитивистская доктрина экономического детерминизма. На нормальном языке это значит, что обществом движут объективные, т. е. независящие от человека, но познаваемые и используемые им на практике, социоэкономические законы, которые определяют психологию, идеологию, культуру etc. Такой взгляд на марксизм исповедуют как коммуно-ортодоксы, так и научно-либеральные буржуа.
Мало обращают внимание на мысль Маркса о том, что объективный социоэкономический процесс есть следствие целенаправленной, субъективной, психической деятельности людей. Короче, не только экономика формирует психологию, но и психика людей, их мысли, инстинкты, страсти и воля формируют экономику, и здесь нет никакого отхода от материалистической парадигмы, но это – отдельная тема. Общество – это система отношений между людьми (т. е. психология), которая оборачивается «иллюзиями сознания», «товарно-денежным фетишизмом», дегуманизацией. Государство, экономика, капитал, деньги etc есть система отношений, подавляющих человека, их можно и нужно менять путем «революционного преобразования мира». И не так «камнем -- оружием пролетариата», как революцией в психологии, к чему человечество по сей день не готово ментально. Маркс был прямым продолжателем европейского Просвещения.
Но даже не это у Маркса главное, ибо, кроме объективно-научной составляющей, у него была и религиозно-экзистенциальная, даже несмотря на его атеизм. Считается, что Маркс вышел из немецкой классической философии. При этом, как правило, разговор ограничивается диалектикой Гегеля. По Бердяеву, Гегеля можно понимать консервативно и революционно; он породил правое и левое течения, он был официальным философом прусского государства, в котором видел воплощение своего «абсолютного духа», он же через диалектику внёс революционную динамику в мышление, породил Маркса. Маркс был продолжателем идей Людвига Фейербаха. Материализм Фейербаха – это не примитив Бюхнера и Молешотта, который саркастически описал И. Тургенев в «Отцах и детях»; у Фейербаха есть религиозная первооснова, восходящая к Просвещению, полному религиозного романтизма даже при поверхностном материализме. У Маркса есть Шопенгауэрова экзальтация воли, у него очень много от духовных отцов «сумрачного германского гения» Фихте и Шеллинга с их свободой человека во имя его высшего назначения.
Автора этих строк всегда раздражал расхожий научно-обывательский термин «тоталитарный коммунизм»! Коммунизм не может быть тоталитарией по определению! Идеал коммунизма (который не Маркс выдумал) – это совершенное общество, где человек не будет уже зависеть от иррациональных сил социума, а посвятит себя творческому познанию и преобразованию мира, что созвучно христианскому Царству Божию. Христианство – это религиозная, а коммунизм – светская форма или, в терминах психоанализа, разные рационализации одной и той же экзистенциальной сути. Этого никогда не понимали ни коммуно-ортодоксы, ни буржуазные толкователи Маркса, но это хорошо чувствовали один из лучших марксистов ХХ века и знаток Священного Писания Эрих Фромм, а также религиозные мыслители – Бердяев, знаток дзен-буддизма Дайсецу Тайтаро Судзуки, ряд католических теологов.
По Бердяеву, марксизм – это не только учение исторического и экономического материализма о зависимости человека от социоэкономики, но и об избавлении, о мессианском призвании пролетариата, о грядущем совершенном обществе, где человек не будет уже зависеть от экономики, о победе над иррациональными силами общества; душа марксизма здесь, а не в экономическом детерминизме. Но учение о мессианстве пролетариата было главной ошибкой Маркса. Пролетариат (а вернее – рабочий класс, ибо это разные вещи), как и модный нынче «средний класс» (мелкий буржуа), – это две формы массового обывателя. Если он сыт, его плебейские прихоти и похоти удовлетворены, то обыватель является приспособленцем, общество стабильно и даже развивается, причём не обязательно происходит прогресс, а возможен регресс, что демонстрирует массовый обыватель «развитых стран». Но когда социальные катаклизмы активизируют глубинные разрушительные и авторитарные импульсы, «пролетарии всех стран» организуют «диктатуру пролетариата» во главе с «вождём всех времён и народов», а «средний класс» толпами идёт в СС во главе с «фюрером тысячелетнего райха».
Бердяев говорит о русских корнях идей Маркса о мессианстве пролетариата! Здесь следует вспомнить о русском барине и бунтаре-анархисте Михаиле Бакунине. Поначалу Маркс был с ним в хороших отношениях, потом у них была ожесточённая борьба в Первом Интернационале. Бердяев считает, что именно Бакунин подбросил Марксу идею пролетарского мессианства, ссылаясь на работу неизвестного у нас француза Cornu «Karl Marx. L'homme et l'oeuvre». Похоже, ибо эта «русская по духу» идея противоречит западному рационализму и скептицизму. Бердяев пишет, что марксизм – это не только наука, но также вера и религия. С позиций психологии ХХ века любая серьёзная наука есть религия, если наука не смогла стать верой, то и наукой она не станет, что прямиком следует из «принципов действия» психики. Бердяев справедливо писал, что человек – животное религиозное, с ним полностью соглашаются Юнг, Фромм, Гроф и другие.
Оказалось, что Ткачев был прав: в чистом виде марксизм в России невозможен! Применение западного марксизма в России вело к росту индустрии, капитала, буржуазии, либерального парламентаризма и свобод для избранных, буржуазных представлений о праве и собственности, пролетаризации крестьян. Это противоречило архетипам русской революционности и привело к расколу. «Экономисты» предлагали рабочим лишь профсоюзную борьбу за рост уровня жизни, а политическую борьбу возлагали на интеллигентов. На позициях классического марксизма стоял Плеханов, давший начало «меньшевизму». Он был против революционно-коммунистического захвата власти, заговорничества, якобинства и комитетов, против бунтарства и разжигания страстей толпы, против реакционной крестьянской общины. Освобождение рабочих должно быть делом рук самих рабочих, а не революционного кружка, для революции нужна не так сила, как рост сознания! Но тогда коммунистическую революцию пришлось бы ждать до скончания века, а революционная воля была бы раздавлена интеллектуальной теорией.
* * *
Ленин и большевики отбросили классическое толкование Маркса и соединили марксизм с чуждыми ему традициями русской революционности.
Они заявили о переходе к социализму в монархической, полуфеодальной, со слабыми ростками капитализма крестьянской стране, с чем Маркс и Энгельс никогда бы не согласились и были бы отнесены в России к «меньшевикам»! Но это соответствовало русским представлениям о «светлом будущем коммунального типа»! Ортодоксальный коммунизм есть по-русски модифицированный марксизм. Он извратил как научную сторону, детерминизм, эволюционизм Маркса, так и его экзистенциальную сторону, вместо сознания масс выдвигая на первый план борьбу под руководством организованного меньшинства. По Бердяеву, большевизм показал, как велика власть идеи над массой, если она тотальна и соответствует архетипам массовой психики. Большевики создали миф о пролетариате, который заменил миф о «народе-богоносце». Пролетариат в России был мизерным и заменен идеей пролетариата, носителем которой может быть меньшинство, которое (если оно одержимо идеей, организовано, дисциплинировано) может совершить невозможное и преодолеть детерминизм социальных законов, и Ленин доказал это на практике. Социальной базой пролетарской Русской революции был не рабочий класс, а крестьянство. Маркс считал крестьян реакционным классом, Ленин говорил о рабоче-крестьянской революции, предлагая революцию во имя Маркса, но не по Марксу, в противоположность всему, что говорил Маркс о социальных процессах. Русский коммунизм был следствием истории и психологии русской революционности, извращенного восприятия Маркса, а понятие «марксизм-ленинизм», строго говоря, есть нонсенс.
Ленин есть роковой пример роли личности в истории, пример «гения и злодейства». «Великий и страшный человек», -- писал о нём Бердяев. Ленин воплощал характерный тип русского нигилиста: простота, цельность, грубость, нелюбовь к прикрасам, практичность, цинизм и морализаторство, максимализм, тоталитарное мировоззрение, гибкость, оппортунизм, презрение к революционной богеме. Любил порядок и не терпел анархизма, любил работать дома и не любил бесконечные споры в кафе, которыми увлекались радикальные интеллигенты, не терпел коммунистическое чванство и вранье. Он был бескорыстно предан идее, он даже не был особо честолюбивым и властолюбивым, мало думал о себе. Но Ленин – империалист, а не демократ. Исключительная одержимость идеей повлекла страшное сужение сознания, нравственное перерождение, совершенно безнравственные способы в борьбе. Русские интеллигенты никогда толком не знали, что бы они делали с властью, попади она им в руки. Ленин стремился к реальной власти для воплощения идеи.
Ленин есть воплощение мысли венгерского марксиста Дьердя Лукача о том, что революционность определяется не радикализмом цели и не характером средств, а тотальностью, целостностью отношения к миру.
Но совершенно антинаучна расхожая байка о том, как Ленин и большевики устроили революцию! Политические партии в России начала ХХ века ни на что реально не влияли, были «кружками по интересам». И большевики – не исключение. Бердяев писал, что в России было лишь две силы – кондовое самодержавие и такой же народ. Сам Ленин признавал, что он совершил переворот на волне революции, а мифологему о революции Великой Октябрьской (по аналогии с Великой Французской), говорят, выдумал позднее Троцкий. Русская революция была широчайшим движением огромных масс, и никакие большевики, даже во главе с гениальным (нравится это кому или нет!) Лениным, «организовать» такой катаклизм не могли. Весьма забавны также научно-обывательские «открытия» о том, что Ленин у немцев «взял денег на революцию». Ленин этого особо и не скрывал! Правда, в данном случае не немцы использовали Ленина, а Ленин – немцев…
Хорошим аргументом является революция 1905 года и её апофеоз – Декабрьское вооружённое восстание. Причинами революции были провальная русско-японская война, январский расстрел рабочих, а главное – накопившиеся огромные социоэкономические противоречия, а также диалектически связанный с социоэкономикой огромный деструктивный потенциал, накопленный в массовой психике. Большевики к революции никакого отношения не имели, скорее, они её «проспали», как и все остальные интеллигенты. Именно революция 1905 года породила всемирно известные слова «советы», «советский», «совдеп», причём абсолютно без участия большевиков, которые в 1905 году были так же «далеки от народа», как и декабристы в 1825 году. Советы были «революционным творчеством масс», институцией т. н. «гражданского общества», о котором теперь так модно говорить. Советы были созданы революционными массами путём делегирования властных полномочий выдвинутым массой депутатам. Большей демократии не бывает! Революционные интеллигенты поначалу к советам отношения не имели. Но они стремились «оседлать» советы, что большевики и сделали после Октября, осознавая, что советам массы верят, ибо они есть «архетип».
Дальнейший ход Русской революции и динамики советского государства вплоть до развала СССР требует отдельных серьезных исследований. Но без них рассказ о генеалогии русской революционности как одной из важнейших причин краха коммунистической идеи был бы неполным. Поэтому очень кратко, тезисно набросаем основные сюжетные линии, к которым вернемся более обстоятельно в дальнейших публикациях.
Остановимся на причинах и динамике Русской революции 1917 года. Психология массы в России на рубеже веков была авторитарно-соглашательской и отличалась религиозным смирением, патриархальностью, верой в самодержавие. Но ХХ век резко обострил противоречия нерешенностью аграрного вопроса, ломкой патриархального уклада и возникновением массового общества, сверхконцентрацией национального богатства в монополиях, разорением мелкого собственника и пролетаризацией масс, бюрократией, коррупцией. В этих условиях у царизма хватило ума бездарно влезть в Первую мировую войну. Она резко взорвала накопившуюся массовую деструктивность. Если бы не война, а снятие деструктивного потенциала пошло путем социального соглашательства, дальнейшего кровавого хаоса могло не быть. Это была глобальная война с применением новейших на то время средств убийства. Как и по всей Европе, монархисты и русские «демократы» (эсеры, кадеты, октябристы и пр.) в шовинистическом экстазе требовали «войны до победного конца». Миллионы людей были брошены на пулеметы. И только Ленин с характерным русским нигилистическим цинизмом предупреждал: это война в интересах правящих монополистических клик, а не народов; империалистическая война до крайности обострит социальные противоречия и перерастет в гражданскую войну в первую очередь в России, как самом слабом звене империализма; война приведет к резкой пролетаризации масс и революции.
Ленин справедливо говорил, что в условиях сверхконцентрации капитала либерально-рыночный капитализм через срастание монополий и государства вырождается в свою противоположность – государственно-монополистический капитализм, что обостряет социальные противоречия, а агрессивная внешняя политика ведет к мировым войнам. У Маркса, жившего в эпоху частнопредпринимательского капитализма, этого не было. Это эксклюзивный вклад Ленина в социологию, хотя полностью объяснить этот феномен он не смог – терминов Маркса и Адама Смита здесь мало…
Маркс несколько заблуждался, когда говорил о пролетарской революции как результате роста демократии, уровня жизни и сознания. Ленин был намного ближе к реальности, когда определял революцию как «верхи не могут, а низы не хотят», и предположил, что движущей силой буржуазно-демократической по задачам революции будет крестьянство, а характер революции будет пролетарский. Вопреки расхожему штампу «пролетариат» и «рабочий класс» – это не одно и то же. «Пролетарий» – это человек, не имеющий собственности и средств к существованию. Он может научиться ремеслу и продавать свой труд, став рабочим, а может жить подаянием, мошенничеством, грабежом. Пролетарием может стать и имущий, потерявший средства, в т. ч. из-за обвала экономики, в т. ч. из-за войны. Социальной базой русской революции были не рабочие по причине малочисленности, а огромные массы крестьян и солдат (тех же крестьян), пролетаризованных войной, голодом и разрухой. Пролетаризация резко активизирует разрушительные импульсы, часто подавляя рацио. Ленин хотел прийти к новому порядку через хаос! Он был знаком с трудами Гюстава Лебона, который на примере Французской революции показал, что революционные свершения толпы заканчиваются реставрацией ранее низвергнутого.
Позднее неофрейдизм объяснил возникновение бессознательных соглашательских и авторитарных импульсов в массовой психике после социальных взрывов как объективный механизм восстановления нарушенных психических связей.
Возникло двоевластие. Стремясь прийти к демократии через созыв Учредительного собрания, ряд партий создали Временное правительство, но оно земли не дало, войну не прекратило, ничем реально не управляло, с «учредилкой» тянуло и легитимностью не страдало, т. к. его избрала кучка интеллигентов из самих себя. Советы были хаотичной, но довольно легитимной формой организации масс, избиравшейся прямым голосованием, и были в архетипично-русском смысле демократическим началом в революции. Затея с «учредилкой» в России в 1917 году вообще представляется весьма сомнительной. Победить, скорее всего, могли или большевики, или «белые», которые либо восстановили бы монархию, либо установили диктатуру какого-нибудь «верховного правителя всея Руси». Авторитарный характер массовой психики в России дает мало шансов демократии, что Россия Путина сегодня и подтверждает. Обозленную войной, голодом и хаосом толпу меньше всего интересовали конституция и парламентаризм.
Либерализм и буржуазные добродетели по сей день и у нас, и в России вызывают подозрения. Масса хотела справедливого раздела национального богатства, в т. ч. земли, и не хотела умирать на войне из союзнического долга перед «буржуями из Антанты». Но советы не имели рациональной идеологии, а отражали эмоции народа, выражавшие вековые поиски правды. Ленин рационализовал эмоции в псевдомарксистских символах большевизма, которые соответствовали русской ментальности. Большевики были единственными, кто предложил понятный массам лозунг «Землю – крестьянам, фабрики – рабочим, мир – народу!», но это был обман, иезуитский тактический ход для завоевания советов…
В 1918 году положение стало критическим: анархия, бандитизм, контрреволюция, интервенция, развал России. Бердяев пишет, что Ленин делает нечеловеческие усилия, дабы дисциплинировать народ и самих большевиков, призывает их к труду, дисциплине, ответственности, к знанию и учению, к строительству, а не разрушению, он совершает настоящие заклинания над бездной, и таки останавливает деспотией и террором хаотический распад России. В терминах Юнга, он вел борьбу с «Тенью», т. е. всей той мерзостью, которую извергает био-психо-социальная природа человека в социальных катаклизмах. Появляется программная книга Ленина «Государство и революция». Маркс ничего конкретного о формах коммунизма не сказал, из него можно сделать анархические выводы, отрицающие государство совсем. Ленин фактически отбрасывает Маркса. У Ленина диктатура пролетариата, а реально – партийной бюрократии означает власть более сильную и деспотичную, чем в буржуазных государствах. Государство есть организация классового господства, оно отомрет и заменится на самоорганизацию только с исчезновением классов, а когда это будет, никто не знает. Здесь произошло поистине трагическое извращение глубинной сути марксизма: из учения о победе человека над внешними довлеющими силами, благодаря «творческому развитию», а по сути – ревизии в виде ленинизма, марксизм превратился в систему закрепощения, превращения в бесправный винтик диктатуры. По Ленину, сначала нужно пройти через железную диктатуру не только по отношению к буржуазии, но и к рабоче-крестьянским массам, и только когда они приучатся соблюдать элементарные условия, диктатура окончится. Но подчинить массу одной силой невозможно. Нужны целостные доктрина, миросозерцание, скрепляющие символы. Новая вера должна быть выражена в элементарных символах, и русский вариант марксизма для этого оказался вполне пригодным.
Оказалось, что сверхдиктатура образует новый привилегированный эксплуататорский класс. «Советская» Россия была страной крайнего государственного капитализма, который эксплуатировал сильнее частного. Идея Ленина о том, что делами рабочих должна управлять партия, а не сами рабочие, была антимарксистской по определению. Талантливейшая марксистка Роза Люксембург (о которой умственно отсталая публика сочиняет идиотские анекдоты!) обвиняла большевиков в том, что их бюрократический строй – это поражение социалистической революции!
Сомнительным представляются мнения о том, что планом Ленина было «государство-коммуна». Даже если рассматривать коммуну в примитивном первобытном понимании как общность, где все имеют равные права и обязанности и во имя сохранения рода подчиняются т. н. «рациональному авторитету» – сильнейшему, мудрейшему, то Совдеп был совершено иной иерархической структурой, основанной на эксплуатации и подчинении «иррациональному авторитету» в виде замкнутой фашизоидной клики (Фромм). На пороге смерти Ленин и сам начал разочаровываться во многом, но «процесс уже пошёл».
Русская революция закончилась в 1930-х гг. антикоммунистической контрреволюцией и созданием фашистского режима Сталина. Говоря о жутких преступлениях сталинизма, обычно игнорируют элементарную вещь: сталинизм был востребован авторитарно-приспособленческой психологией масс в России так же, как и фашизм в Германии. Уже порядком утомили гневные тексты в адрес «сухорукого параноика» Сталина (определение замечательного психо-невролога Владимира Бехтерева).
Кстати, немного о паранойе – психическом заболевании, которым якобы страдал Сталин. Паранойя – это хронический психоз с сохранением ясности и порядка мышления, посему Сталин мог «рационально» решать вопросы, вплоть до… массового уничтожения.
Но не мог сам Сталин, даже со своей кликой, «свернуть в бараний рог» огромную страну. Это антинаучно! Нужны были миллионы исполнителей, в том числе и для организации Голодомора в Украине, в том числе и из числа украинцев. Глубокие бессознательные приспособленческие и авторитарные импульсы, рационализациями которых служат долг, патриотизм, поиск вождя, идея (в т. ч. исковерканная коммунистическая), были причиной тоталитарных кошмаров ХХ века. Голодомор – это не только «продукт жизнедеятельности» большевиков, это коллективная вина одной части народа перед другой. Здесь основная причина фашизма, а не в Сталине или Гитлере. Чтобы понять, что именно произошло в Совдепии, нужно внимательно изучить хрестоматийные книги Эриха Фромма «Бегство от свободы» и «Анатомия человеческой деструктивности», а затем аккуратно транспонировать их методологию на русско-советские реалии. (Подробнее – в материале «Мудрость раввина»).
В конце ХХ века появились ещё более глубокие трактовки массовой жестокости людей из области т. н. «перинатальной» и «трансперсональной» психологии. (Подробнее – с материале «Сознание за пределами мозга»).
Под лозунги о «социализме в отдельно взятой стране» Сталин создал крайнюю степень госкапитализма, когда граждане полностью отчуждены от социальной жизни бюрократией. Целью террора было не только подавление, но и мобилизация энергии людей на упорный труд. Но одного террора мало, нужны скрепляющие символы, религия. Фигуры Маркса, Энгельса, Ленина были харизматичными. Сталин объявил себя их законным наследником, хотя Маркс и Энгельс ему руки бы не подали, а Ленин перед смертью разорвал с ним все личные отношения. Сверхдержава была создана, но ценой миллионов жизней, извращения социализма, построения фашизма.
Но наш социализм – это не только нищета, террор, голодомор, фашизм и концлагеря, а затем «застой». Ведь были героизм, первопроходцы, индустрия, образование, наука, технологии, искусство, победа в войне, выход в Космос… На одном страхе такого не построишь! Что позволило СССР в кратчайшие сроки достичь глобальных успехов?
Психическая энергия амбивалентна, т. е. может быть направлена во благо и во зло. Трагедии ХХ века повлекли как чувство бессилия, так и эмоциональный подъём, который вызывал как жестокость и разрушение, так и созидание, жертвенность, принадлежность к значимому, стремление к «светлому будущему». Даже будучи извращённой, идея коммунизма мобилизовала энергию масс на подвиги и рутинный ежедневный труд в условиях жестоких лишений. Герберт Маркузе остроумно заметил, что советская мораль времён ускоренной модернизации очень похожа на трудовую этику протестантов, целью которой также было объединение больших масс «отсталых людей» в «новый строй». Но идеология – это, повторимся, лишь поверхностная рационализация; для её восприятия была психологическая почва, в основе которой был переформированный православной аскезой природный дионисизм.
Максимального взлёта «социализм» достиг во времена "хрущёвской оттепели". После сталинского фашизма реакционно-полицейские режимы Хрущёва и Брежнева казались либеральными. Были совершены прорывы в росте уровня жизни, в науке и технологиях. Казалось, ещё немного и наступит «коммунизм», который Хрущёв пообещал в 1981 году!
СССР называли «общенародным государством» и «страной развитого социализма», в котором была общественная собственность, не было классовых противоречий и социального неравенства, а в классовой структуре состояли только дружественные рабочий класс, крестьянство и интеллигенция. Реально под вывеской социализма, повторимся, был госкапитализм. Собственность была не общественной, а государственной.
Общество было классово-антагонистическим, где господствующим классом была бюрократия. Индивиду была отведена роль «винтика» социального механизма, насилие заменялось манипулированием. Политический режим и психология двигались к западному строю крупных корпораций и конформизму.
Авторитарный характер сменялся приспособленчеством. Бердяев предупреждал: когда религиозная энергия будет израсходована на революции, войны и «строительство коммунизма», наступит шкурничество. Правящая бюрократия из «профессиональных революционеров» превращалась в компрадорскую буржуазию. Обещанный в 1981 году коммунизм не наступил, «развитой социализм» построили не у нас, а в Европе, которую мы ценой страшных жертв спасли от фашизма, а сами остались в концлагере, который выродился в "застой" и распад, затем – в нынешнюю «патологическую постсоветчину». Нам остались рухнувшие надежды, покалеченные жизни…
Причиной падения СССР называют проблемы в экономике, Чернобыль, Афганистан, отмену статьи конституции о «руководящей роли КПСС», «холодную войну»… А ведь это были сущие пустяки по сравнению с войной и разрухой, но тогда победили, отстроили страну, полетели в космос… А компартия в 1980-х полностью утратила авторитет, и отмена статьи конституции закрепила реальную ситуацию, да и не стоит преувеличивать значение законов в стране, где они никогда не выполнялись. Кроме цинизма и жажды наживы, двигателем распада СССР были страсти – презрение и ненависть к прошлому, утрата веры, что уничтожило не только тоталитарию, но и огромные достижения советского строя, за которые была заплачена страшная цена и которые по сей день недостижимы нынешней «дерьмократии». Сработал авторитарный характер, которому присуща покорность власти лишь до тех пор, пока она является силой и авторитетом, но как только она зашаталась, поклонение ей сменяется презрением.
Под обломками погибла и идея коммунизма, которая, даже будучи извращённой, была религиозным стержнем СССР. Повторимся, что общество удерживают не только власть, но и психологические связи. Обострение противоречий их ломает, высвободившаяся психоэнергия взрывает общество, а на поверхность обычно всплывают деструктивные содержания психики – причина того, что «постсовковая» моральная деградация далеко превзошла подлость советских времён.
Более того, дискредитирована 200-летняя история русского духовного поиска. А "русская идея", о которой проникновенно говорил Бердяев, в современной России выродилась в пещерный шовинизм и империализм. Еще раз подчеркнем: тот патологический бред, который наблюдается в путинской России, не имеет ничего общего с русской идеей в ее лучшем понимании.
Идея коммунизма – это не концлагерь и не ругань на коммунальной кухне из-за куска ливерной колбасы, это высокий идеал, который извратили и втоптали в грязь, и более всего здесь постарались «коммунисты». Великая Идея Коммунизма потерпела крах, а человечество с тупым упорством идёт по пути потребительства, гедонизма и самоуничтожения, за что оно ещё жестоко заплатит, собственно, уже платит…
