К началу января 2015 года положение защитников Донецкого аэропорта было критическим. Боевики смогли закрепиться на территории Иверского женского монастыря, взяв таким образом под огневой контроль дорогу Пески — терминал. Кроме того, из Спартака простреливалась дорога из Опытного. В самом аэропорту был «слоеный пирог»: боевикам удалось закрепиться в одном крыле нового терминала и в старом терминале. Таким образом наша артиллерия была крайне стеснена в средствах поражения и практически не применялась — слишком велик был риск накрыть свои же позиции.
Карта района боев по ДАП
Критическим стало 13 января, когда вражеские танки прямой наводкой разрушили здание диспетчерской вышки аэропорта. На тот момент это была высшая точка в зоне боев, позволявшая нашему наблюдательному пункту контролировать обстановку и корректировать огонь артиллерии по противнику, который выходил на рубежи атаки. Теперь преимущество перешло к боевикам, так как они контролировали звонницу монастыря — второй по высоте объект.
Теперь для украинского командования оставалось немного вариантов: либо выводить наш гарнизон из нового терминала, либо атаковать противника в монастыре и в Спартаке. Именно второй вариант выбрал начальник Генерального штаба Муженко, который 16 января взял командование операцией в свои руки, практически отстранив командующего сектором «Б» и всех офицеров оперативного командования «Юг». Его штаб разместился на позиции «Зенит».
Уже вечером на штурм монастыря была отправлена штурмовая группа из состава 1-й роты 90-го отдельного аэромобильного батальона 81-й отдельной аэромобильной бригады при поддержке четырех БМП-2 93-й механизированной бригады. Сама часть была только сформирована, и бойцы практически не имели боевого опыта, так как попали на передовую в период перемирия. Хотя их мотивированность зашкаливала.
Задача была поставлена предельно просто: захватить позиции боевиков и дождаться утра, когда подойдут подкрепления. При этом гарантировалась поддержка артиллерии. На деле вышло совсем не так. Вот что вспоминал один из участников штурма (позывной «Багдад»): «Нас было полроты — 40 человек. У нас было четыре боевые машины, две бронемашины без вооружения и два танка для прикрытия. Планировалось, что будет артиллерийский удар по церкви и монастырю, в том числе и из реактивных установок „Смерч“, „Ураган“, „Град“. И пока боевики отступают, нас на боевых машинах должны были быстро подкинуть к этим зданиям и высадить под огневым прикрытием танков.
Вышка управления полетами еще стоит.
Нам четырьмя группами нужно было взять эти два здания, зачистить их и закрепиться. Боевики, которые находились в терминале, пошли бы на нас в атаку, а другая группа должна была зайти туда и забрать раненых.
Но боевики знали об операции, так как прослушивали рации. Боевики нас ждали, в результате мы даже не дошли до их укрепрайона. Наверное, хорошо, что не дошли, нас бы живыми оттуда не выпустили. Как минимум попали бы в плен.
Танки пойти не смогли — там были противотанковые рвы и мины. Кроме того, были проблемы с боевыми машинами пехоты — один боец говорил, что у него было всего 40 снарядов. У другого заклинило пушку, у третьего башня нормально не поворачивалась. Из трех БМП работала только одна.
Самое главное, мы ждали сильного артиллерийского удара, было только несколько залпов, мы услышали всего несколько взрывов».
Как оказалось впоследствии, наносить удар по монастырю наше командование запретило... из политических и этических соображений — на территории монастыря находится большое кладбище.
Когда не удалось с налета взять монастырь, для атаки на следующий день было решено привлечь большую группировку и поменять план. Теперь сводная группа на основе 6-й роты 93-й бригады, которая состояла полностью из добровольцев, большинство из которых составляли бывшие бойцы «Донбасса» и «Шахтерска», при поддержке 7 танков и 7 БМП должна была взять монастырь, после чего развить наступление в направлении гостиницы на территории аэропорта и отрезать таким образом противника от нового терминала. Вторая группа должна была совершить глубокий обход микрорайона, где размещен «Донспецстрой» и, выйдя к автоцентру «Вольво», войти в пригород Донецка, чтобы отсечь возможную переброску резервов противника. Третья — ударить по поселку Спартак со стороны Авдеевки и выйти к Путиловской развязке.
Колонна десантников перед броском в терминалы
Уже по опыту предыдущего дня было ясно, что монастырь — твердый орешек, хотя, по данным разведки «Правого сектора», крупных сил противник там не держал, ограничиваясь корректировкой огня.
В 12:00 6-я рота добровольцев пошла в атаку. Один из бойцов (позывной «Морячок») вспоминает: «Мы разделились — три БМП пошли на терминал, а мы оттянули на себя всю мощь. Танки нас поддерживали огнем, израсходовали боекомплект и вышли из боя, а мы до 7 вечера сражались за этот монастырь».
Дальше он продолжает: «По всем объяснениям комбрига 80-й бригады, никакого укрепрайона там не должно было быть. Только бетонные стены. А они для пушки БМП не помеха. Одним словом, мы долетели до монастыря и высадили десант — нас шло 67 человек. Нам на помощь должен был подойти „Днепр-1“, который так и не подошел.
Оказалось, что они вырыли противотанковый пятиметровый ров, землю насыпали спереди и за этим рвом положили бетонные блоки длиной по 1,5 метра. С БМП его не пробьешь.
И мы там захлебнулись. По нам бьют с куполов, с монастыря. Передо мной церковь. Командирская БМП проскочила чуть дальше, я нашел такой вырез в этом бруствере и развернул БМП, поставил — как раз напротив меня церковь, левее — монастырь. И мы с нашей БМП погасили эти точки, потому что остальные БМП стрелять не могли: командирская выстрелила 70 снарядов и все — заклинила, другая БМП полностью не стреляла, потому что у нее пушка была неисправная. Третья БМП стреляла по терминалу, потому что из терминала по нам били и снайперы, и все, что можно.
Вели бой до 7 часов вечера. Били по нам свои, били сепары. Я вылез к командиру роты и говорю: „Надо выходить, если не уйдем сейчас, пока только начало темнеть, то потом не выйдем. Потому что всплепую“. На тот момент в мою БМП попали раз пять гранаты из РПГ — я не знаю там, резина спасала, в бруствер попадали, если бы попали впрямую, то спалили бы. Их танк вышел от кладбища и не дошел до нас 50 метров. Если бы пошел, он бы одним выстрелом прошил бы все четыре наши БМП. Получилось у нас 2 погибших и около 30 раненых.
И когда дали приказ отходить („Днепр“ мы так и не дождались), три БМП пацанов вывезли из терминала — много вывезли. И в последний момент командира роты, который садился в БМП, здорово зацепило осколками гранаты РПГ, которая разорвалась».
Его рассказ дополняет другой участник боя Александр Говденко: «Под обстрелом у нас сразу человек пятнадцать подкосило. Двое погибли: пулеметчик и еще один боец-грузин. То, как получил ранение, помню очень плохо, все в один миг произошло. Помню, как моя нога свисла набок. Ну, думаю, нормально: на локтях можно ползти. Я немного отполз от здания, под которым велись бои, а то они по нему лупили так, что кирпичи сыпались.
Благодаря этому, наверное, более тяжелых ранений не получил.
Понятно было, что оттуда нужно уходить. Кто нас эвакуировал, я так и не понял. По-моему, там сборная бригада была. В принципе, подобрали нас быстро: не бросили на несколько суток, как некоторых. Я сам большой, а на мне еще и „броник“, патроны и вся экипировка. Смотрю, других раненых забирают, а ко мне не подходят. Под конец ко мне уже несколько человек подбежали, но все равно потянуть не смогли. Сняли разгрузку, „броник“ и только тогда смогли потащить. Запихнули меня в БМП головой вперед. Как-то выехали.
Утонувшая БМП-2 93-й мехбригады, район Водяного, январь 2015 г.
Привезли нас на метеостанцию. Достать меня не могли, потому что нога-то висела. Один парень взял палку, скотчем к ноге прилепил, чтоб хоть как то ее закрепить. Я был обколот обезболивающим, но все равно было больно невыносимо. Потом завезли в больницу Селидово, где пункт первой помощи был оборудован прямо на улице. Попал я сразу же на операционный стол».
Уже на отходе в сумерках группа разделилась. Причем одна БМП просто заблудилась.
«Морячок»: «Ночь, темнота, мины падают, а я голову с люка высунул и начал выходить. Видимость — метра два. Я первый еду, упираюсь в лесопасадку. БМП не может дерево повалить. Начинаю сдавать назад, проломал посадку. Вообще едешь, куда едешь, только выехать бы куда-нибудь из этого места. Доехались до того, что я четыре бетонных забора свалил. В общем выехал. А потом тишина, так легко пошла БМП, и чувствую: проваливается. И я начал рвать...
В общем утопился я там, минут 10 рычал. Дотянул я до берега, корма чуть выше. По идее БМП не должна тонуть, а слышу: хлюпает под ногами.
Начали покидать БМП, трое раненых — один в ногу, один в легкое и контуженый. Повыскакивали, началась паника. Всего 9 человек».
Потом была целая история, когда бойцы шесть дней прятались от боевиков по дачам в районе Водяного — Жабуньки. И только после того, как им удалось дозвониться до волонтеров, история дошла до Министерства обороны, и их смогли не без проблем вытянуть практически из ближнего тыла противника.
«Сказали в 2 часа ночи подойти на то место, где ферма, начнут обстрел, и мы под ним должны будем рвануть к нашим.
И точно в это время начали стрелять, и мы под этими минами, сразу дымы. И дошли до забора под взлеткой и дырку нашли и перелезли. Прошли взлетку и пошли в сторону метеовышки. Потом нам позвонили: там идет бой, и мы пошли в сторону трассы, что на Донецк идет. Там наш секрет — связаться с ними не могут. Нашли выход — начали по-украински говорить. И таким путем вышли на трассу. Потом выехали перед самым Водяным два БТР из 80-й бригады и нас забрали. Всех сразу забрали в госпиталь — тот, у кого легкое было пробито, выжил».
Погибшие в ходе боя 17 января за Иверский монастырь (слева направо): грузинский доброволец Тамаз Сухиашвили (лейтенант полиции); старший сержант Виталий Нагорняк; младший сержант Вячеслав Лысенко
Несмотря на потери (при штурме монастыря погибло трое бойцов 93-й бригады, причем формально грузин Тамаз Сухиашвили был инструктором и в штате не состоял) и некую нескоординированность, атаки 17 января позволили отвлечь противника и обеспечить передышку для терминала, в котором продолжались ожесточенные бои на ближней дистанции. Были эвакуированы раненые и погибшие, прошла ротация, переброшены припасы.
Однако после этого новый терминал продержался только пять дней. После подрыва противником последнего помещения в аэропорту и падения последней стены ранним утром 22 января небольшая группа наших бойцов оставила руины терминала, где уже не осталось стен, которые можно оборонять. Они не смогли вынести с собой 8 тяжело раненных и забрать тела погибших и оставшихся под завалами.....
Оборона Донецкого аэропорта завершилась, увы, нашим формальным поражением — поле боя осталось за врагом, однако героизм защитников стал символом стойкости украинской армии и народа.
