Первый вариант этого очерка был написан в 2009 году, к 40-летию знаменитой (полу)детской (?) книжки братьев Стругацких «Обитаемый остров». Побудительным моментом тогда стала не только годовщина книги, но и дурацкая экранизация произведения Федей Бондарчуком.
...Итак, на планете Саракш Максима ожидают два самых важных открытия. Одно из них относится к представлениям аборигенов об устройстве Вселенной, а второе — к особенностям местного социально-политического устройства. Начнём с первого…
Едва только Максим освоился и выучил местный язык, его новый друг Гай Гаал, капрал Боевого Легиона, прошёл по конкурсу в заочную школу претендентов на первый офицерский чин и принялся зубрить математику и механику. Схемы и формулы из местного курса баллистики ввергли Максима с крайнее изумление, и Гай объяснил ему космографию своего мира, как её представляли себе аборигены. «И тогда выяснилось, что обитаемый мир не есть шар, не есть геоид и вообще не является планетой. Обитаемый остров был Миром, единственным миром во Вселенной. Под ногами аборигенов была твёрдая поверхность Сферы Мира. Над головами аборигенов имел место гигантский, но конечного объёма газовый шар неизвестного пока состава и обладающий не вполне ясными пока физическими свойствами. Существовала теория о том, что плотность газа быстро растёт к центру газового пузыря, и там происходят какие-то таинственные процессы, вызывающие регулярное изменение яркости так называемого Мирового Света, обуславливающие смену дня и ночи. Кроме короткопериодических, суточных, изменений состояния Мирового Света, существовали долгопериодические, порождающие сезонные колебания температуры и смену времён года. Сила тяжести была направлена от центра Сферы Мира перпендикулярно к её поверхности. Короче говоря, обитаемый остров существовал на внутренней поверхности огромного пузыря в бесконечной тверди, заполняющей остальную Вселенную».
Причина была в неких уникальных свойствах атмосферы планеты. Необычайно сильная рефракция так сильно задирала горизонт, что это издревле внушало аборигенам мысль о том, что их земля не выпуклая и даже не плоская, а вогнутая. Школьные учебники гласили: «Встаньте на морском берегу… и проследите за движением корабля, отошедшего от пристани. Сначала он будет двигаться как бы по плоскости, но чем дальше он будет уходить, тем выше он будет подниматься, пока не скроется в атмосферной дымке, заслоняющей остальную часть Мира». Кроме того, атмосфера планеты была очень плотной и фосфоресцировала днём и ночью, поэтому никто и никогда не видел здесь звёздного неба, а случаи наблюдения местного солнца были записаны в хрониках и служили для попыток создать теорию Мирового Света.
Вопрос о том, существует ли в природе такая рефракция атмосферы, что горизонт визуально заворачивается чашей вверх, и могут ли жить люди в атмосфере, столь плотной, что не видно ни звёзд, ни даже солнца, оставим на совести дипломированного астронома Бориса Стругацкого – возможно, так бывает… Интересно другое: этот сюжетный ход не является столь уж фантастическим и удивительным образом отражает нынешний раскол в философии науки во взглядах на природу и функции научных теорий.
В течение последних трёх столетий в науке господствует ньютоно-картезианская парадигма, основанная на взглядах британского естествоиспытателя Исаака Ньютона и французского философа Рене Декарта. Используя эту модель, наука и техника Нового и Новейшего времени достигли поразительных успехов. Но в ХХ веке стали накапливаться теоретические взгляды и практические данные, свидетельствующие о том, что ньютоно-картезианская модель применима только в «диапазоне средних значений». Более того, даже в этом диапазоне одни и те же данные можно по-разному интерпретировать с точки зрения разных, внутренне непротиворечивых парадигм. Первый удар по «нютоно-картезианскому заклятию механистической науки» (выражение Станислава Грофа) нанёс знаменитый Альберт Эйнштейн своим знаменитым «принципом относительности», который на примитивном уровне формулируется так: результаты наблюдений не могут считаться истинными без учёта позиции наблюдателя. Начиная с середины ХХ века, появляется всё больше теорий, отвергающих привычные линейно-причинностные взгляды на научное знание, например в работах Томаса Куна, Филлиппа Франка, Пола Фейерабенда. Суть их вкратце такова: реальность чрезвычайно сложна, и постичь её во всей тотальности практически невозможно, поэтому наука и бытовое сознание не в состоянии наблюдать и учитывать всё разнообразие конкретного явления, приходится сводить проблему до рабочего объёма, выбор определяется ведущей парадигмой данного времени, и в область изучения вносится определённая система убеждений, а потому без некоторого набора априорных убеждений, фундаментальных метафизических установок в вопросе о природе реальности и знания невозможны ни наука, ни обыденные представления; конкретный набор данных можно интерпретировать в рамках нескольких теорий, и каждая теория по своему спекулятивна; наука и обывательские взгляды базируются на небольшом числе основных аксиом о реальности, которые считаются очевидными, а их истинность определяется не рассуждением и логикой, а интуицией, верой и прочими иррациональными факторами.
Например, согласно обыденным взглядам, наблюдения однозначно определяются природой объективного мира и аппарата восприятия. Но ведь это основополагающее положение картезианской парадигмы! Хотя данные наблюдения часто далеки от чистого восприятия, а внешние стимулы не следует путать с их восприятием или ощущением. Восприятие обусловлено опытом, образованием, языком, культурой. Одни и те же стимулы могут привести к различным ощущениям, а различные стимулы — к одинаковым.
Удивительно, но естественные науки с их логико-математическим аппаратом постепенно начинают избавляться от «ньютоно-картезианского заклятия», а вот разного рода «гуманитарщина», где часто можно болтать всё, что попало, упорно держится за бытовые банальности. Например, многие «умники» упорно твердят, что без товарно-денежных отношений жизнь и дальнейшее развитие человечества в принципе невозможно. Но ведь деньги и товары как носители стоимости суть продукты воспалённой человеческой психики, это следствие привычки, установки, парадигмы. Они отражают определённые содержания психики, и как подтверждает практика, содержания патологические. Есть достаточно оснований утверждать, что при ряде условий люди могли бы жить и развиваться без товарно-денежных отношений, причём качество и смысл их бытия стали бы намного более лучшими и глубокими. Впрочем, это отдельная тема…
* * *
Возвратимся к «Обитаемому острову». Трудно сказать, осознавали ли Стругацкие всю глубину вопроса, но их фантастический сюжетный ход «попал в яблочко»: человечество живёт не реальностью, а своими представлениями о ней, часто иллюзорными. Ведь из того, что аборигены Саракша никогда не видели солнца, а горизонт заворачивается вверх, вовсе не следует, что они живут на внутренней поверхности пузыря внутри бесконечной тверди, и больше во Вселенной ничего не существует. Точно также, из того, что Солнце встаёт на востоке, а заходит на западе, вовсе не следует тот, казалось бы очевидный факт, что Солнце вращается вокруг Земли, но в этот миф ещё недавно верило «просвещённое» христианством человечество, хотя древние греки, китайцы, майя, индусы, персы, будучи ещё «непросвещёнными» христианством, хорошо знали, что именно Земля обращается вокруг Солнца, да к тому же вращается вокруг своей оси.
«Максим понял, что находится в гигантской ловушке, что контакт сделается возможным только тогда, когда ему удастся буквально вывернуть наизнанку… представления, сложившиеся в течение тысячелетий. По-видимому, это уже пытались здесь проделать, если судить по распространённому проклятию «массаракш», что дословно означало «мир наизнанку»… Чтобы спасти планету от самоуничтожения следовало вывернуть наизнанку иллюзорные представления аборигенов об окружающем мире, то есть совершить коперниканский переворот в сознании, известный из истории земной цивилизации.
Несколько слов о коперниканском перевороте. Последствием открытия Коперника было не только изменение представления людей о строении мироздания. Оно также имело огромнейшее экзистенциальное значение, о котором особо не принято говорить: благодаря открытию Коперника стало ясно, что человек вовсе не является центром мироздания, огромные безмерные пространства Космоса совершенно равнодушны к человеку и его судьбе, ибо человечество затеряно в глубинах Космоса. Коперниканский переворот ставит крест на антропоцентризме. Но земная цивилизация, признавая это на уровне поверхностного сознания, внутренне, подсознательно никак не может избавиться от «антропоцентрической патологии». С позиций примитивно-отвлечённого гуманизма утверждается, что «человек — мера всех вещей», а усложнение общественных отношений и углубление людей в ими же созданные социальные проблемы катастрофически усиливаются в ущерб постижению Вселенной. Но ведь не может индивид с его похотями и прихотями быть «мерой всех вещей», а социальная суета не может быть смыслом жизни — это путь деградации и самоуничтожения!
Итак, Максим понял, что попал в ловушку, что обитаемый остров не поможет ему в возврате на Землю, а сам он застрял здесь надолго, а может быть — навсегда! «Безнадёжность ситуации едва не сбила его с ног… Будь он неладен, этот бездарный, замкнутый мир!.. Но… есть только два выхода: либо… бессильно кусать локти, либо собраться и жить… по-настоящему… добиваться цели, драться, побеждать, терпеть поражения…» Максим начал жить жизнью обитаемого острова, и постепенно пришёл к ещё одному, самому шокирующему открытию…
* * *
Сначала Максим обратил внимание на странное поведение аборигенов. Периодически большинство впадало в восторженный экстаз с выкатыванием глаз, сиплым пением и хриплым криком. В то же время значительно меньшая часть корчилась от болей в голове вплоть до потери сознания. Вскоре Максим с удивлением узнал, что первая категория аборигенов считается нормальной, а вторая – это «выродки», которых во время приступов головных болей вылавливает Боевой Легион. «Выродки» считаются злейшими врагами существующего строя, террористами и агентами иностранных разведок, и причём даже не все «выродки», поскольку часть их относились к «легальным выродкам», занимающим престижное положение в обществе. Затем Максим узнал, что в приютившей его стране Огненосных Творцов огромные силы брошены на тотальное строительство системы противобаллистической защиты (ПБЗ) в виде густой сети тщательно охраняемых башен. Согласно официальной версии, восторженно поддерживаемой большинством населения, система ПБЗ прекратила войну, защищает страну с воздуха и служит единственной надёжной защитой от агрессии Хонти и Пандеи.
Такое объяснение вызвало у Максима сильные сомнения. Во-первых, для того, чтобы перекрыть воздушное пространство над страной Творцов, башен ПБЗ было слишком много. Во-вторых, расчищая силами смертников от автоматического оружия древний укрепрайон в лесах за Голубой Змеёй, анонимные Огненосные Творцы тянули систему башен ПБЗ на юг, в страну мутантов, смертельно больных лучевой болезнью и ведущих первобытный образ жизни, то есть ПБЗ сооружали там, где опасности с воздуха не было и быть не могло. А главное, противобаллистическую систему стремились разрушить только «выродки»-террористы, взрывавшие башни. Официальная пропаганда и обыватели объясняли это тем, что «выродки», дескать, от природы ненормальны и злобны, могут даже ребёнка задушить, к тому же за диверсии и зверства они получают деньги от внешних врагов страны Творцов — Хонти и Пандеи. Сия пропагандистская чушь зело похожа на тот «пропагандонский» идиотизм, который нынче запустили в России на тему «кровожадных бЭндерофашистах, поедающих русскоязычных детей Донбасса живьем».
В это время Максим служит «кандидатом в действительные рядовые» Боевого Легиона под командой своего друга капрала Гая Гаала. В составе подразделения Максим активно участвует в задержании подпольной группы террористов-«выродков», а затем несёт службу в карауле во время суда над ними. Суд происходит по «упрощённой схеме»: в его состав входит командир бригады Легиона, ротмистр, сотрудник спецслужбы и бригадный адъютант, а позднее выяснилось, что «выродок» приговорён «по закону» к смертной казни до того, как его поймали — намёк Стругацких на "чрезвычайные тройки" времён Сталина.
На суде Максим понимает, что «выродки» — это вовсе не то, что о них говорят. Например, руководитель подпольной группы Гэл Кетшеф и его жена Орди Тадер – образованные, интеллигентные люди, борющиеся с режимом за идеалы, а не за деньги. На вопрос, «почему решили заняться антигосударсвенной деятельностью?» Кетшеф отвечает: «Потому что в истории мира не было более отвратительного государства… Потому что вы убили… друзей и растлили… народ. Потому что всегда вас ненавидел. Достаточно?». Максим понимает, что этот человек уже всё пережил и не боится ни смерти, ни позора.
Но более всего на суде Максима поразил старый подпольщик Тик Феску по кличке Вепрь: «Он тоже был в наручниках, хотя одна рука у него была искусственная, сухой, жилистый человек, с болезненно толстыми, распухшими от прокусов губами…» Вепрь издевательски говорит трибуналу: «Вашу работу нужно делать по возможности сухо, казённо — за деньги. Это производит на подследственного огромное впечатление. Ужасно, когда тебя пытает не враг, а чиновник. Вот посмотрите на мою левую руку. Мне её отпилили специалисты его императорского величества в три приёма, и каждый акт сопровождался обширной перепиской… Палачи выполняли тяжёлую, неблагодарную работу, им было скучно, они пилили мою руку и ругали нищенские оклады. И мне было страшно. Только очень большим усилием воли я удержался тогда от болтовни. А сейчас… Я же вижу, как вы меня ненавидите. Вы — меня, я — вас… Но вы меня ненавидите меньше двадцати лет, а я вас — больше тридцати. Вы тогда ещё пешком под стол ходили и мучили кошек, молодой человек…» Вскоре мы видим Вепря — лидера террористического подполья — в боевых условиях: «Вепрь смотрел на него не мигая — сухой, жилистый, искалеченный старик, холодный и беспощадный боец, с самих пелёнок боец, страшное и восхищающее порождение мира, где ценность человеческой жизни равна нулю, ничего не знающий, кроме борьбы, ничего не имеющий, кроме борьбы, всё отстраняющий, кроме борьбы…» У Стругацких хорошо получались образы бунтовщиков по призванию, повстанцев, революционеров и мстителей Божьей милостью!
Кстати об образах. В экранизации Бондарчука роль Вепря исполняет Гоша Куценко, а Сергей Гармаш – роль старшины роты смертников с уголовными замашками Аллу Зефа, который до каторги был профессором психиатрии. Картина вышла жалкая: из Гоши такой Вепрь, как из собачьего хвоста сито! Гармаш в колоритной роли Зефа тоже выглядел крайне неубедительно. Сколько бы они не «ломали трагедию», но, как говаривал Станиславский, «не верю!». Лучше книжку Стругацких почитать — там правдивее. Впрочем, это мелочи…
Максим получает задание расстрелять подпольщиков, но отпускает их на свободу. Затем он входит в подпольную группу террористов-«выродков» и ещё более приближается к разгадке тайны социального устройства страны Огненосных Творцов…
* * *
По словам подпольщиков, ПБЗ — это никакая не противобаллистическая защита. «Это не ПБЗ… Это… излучение, при помощи которого создали понятие о выродке. Большинство людей… не замечают этого излучения… А несчастное меньшинство… испытывает при облучении адские боли. Некоторые… могут терпеть… другие не выдерживают, кричат, третьи теряют сознание, а четвёртые вообще сходят с ума и умирают… Башни — это излучатели. Они включаются два раза в сутки по всей стране, и нас отлавливают, пока мы валяемся беспомощные от боли. Плюс установки локального действия… самоходные излучатели… нерегулярные лучевые удары по ночам… Нам негде укрыться, экранов не существует, мы сходим с ума, стреляемся, делаем глупости от отчаяния, вымираем…»
Взгляды террористов на социальный уклад страны Творцов были наивными. «Огненосные Творцы… это анонимная группа наиболее опытных интриганов из военных, финансистов и политиков. У них две цели: одна — главная, другая — основная. Главная — удержаться у власти. Основная — получить от этой власти максимум удовлетворения. Все они хапуги, сибариты, садисты… властолюбцы… Творцы… — всё. И они… ничто, потому что они анонимны и всё время жрут друг друга». Не удовлетворившись таким ответом, Максим в лучших традициях марксизма спросил об идеологии и социально-экономической базе властной верхушки и самих подпольщиков, но в ответ услышал: «Мы – не неоретики, мы – практики… Они хотят нас уничтожить… Мы боремся за свою жизнь… Наше движение очень разнородно. Какой-то единой политической программы у нас нет… мы убиваем, потому что убивают нас… Все мы смертники, шансов выжить у нас немного. И всю политику у нас заслоняет… биология… Огненосным Творцам выгодно нас травить: это отвлекает народ от внутренних проблем, от коррупции финансистов, загребающих деньги на военных заказах и строительстве башен».
Картина несколько прояснилась, но было ощущение, что есть ещё что-то самое главное, тем более что, по слухам, Государственный прокурор тоже был «выродком»…
Разбросанным по стране подпольем руководил центральный штаб. Главной задачей считалось уничтожение башен-ретрансляторов, что было абсолютно бессмысленно. Максим говорит подпольщикам: «Я не хочу валить башни, это бессмысленно! Я хочу драться против тирании, против голода, разрухи, коррупции, лжи… Башни мучают вас, просто физически мучают… Но даже против башен вы выступаете как-то по-дурацки… Очевидно, что башни ретрансляционные, а значит надо бить в Центр, а не сколупывать их по одной»! Но Максим не может бросить товарищей: «Действовать с ними заодно было глупо, но покинуть их было подло… Глупость есть следствие бессилия, а бессилие проистекает из невежества, незнания верной дороги…» Хотя при нападения на башню почти вся группа была уничтожена, Максиму удаётся взорвать ретранслятор. Но подполье от центра до местных групп пронизано провокаторами, и Максим попадает на каторгу в качестве смертника в южные леса, где занимается расчисткой укрепрайона для установки башен-ретрансляторов.
Только здесь Вепрь и Зеф рассказывают ему о настоящем устройстве страны Отцов…
* * *
«Излучение башен предназначалось не для выродков. Оно действовало на нервную систему каждого человеческого существа этой планеты. Физиологический механизм воздействия известен не был, но суть… сводилась к тому, что мозг облучаемого терял способность к критическому анализу действительности… Человеку… можно было самыми элементарными средствами внушать всё, что угодно, и он принимал внушаемое как светлую и единственную истину и готов был жить для неё, страдать за неё, умирать во имя её. А поле было всегда… Его непрерывно излучала гигантская сеть башен, опутывающая всю страну… Огненосные Творцы направляли волю и энергию миллионных масс, куда им заблагорассудится… внушали массам отвратительные идеи насилия и агрессии… А дважды в сутки… запускали на полную мощность, и на полчаса люди переставали вообще быть людьми… Такие лучевые удары полностью подавляли рефлексы и инстинкты и замещали их чудовищным комплексом преклонения и долга перед Огненосными Творцами…
Опасность для Творцов могли представлять только люди, которые в силу каких-то физиологических особенностей были невосприимчивы к внушению. Их называли выродками. Постоянное поле на них не действовало вовсе, а лучевые удары вызывали у них только невыносимые боли… Выродков было сравнительно мало, что-то около одного процента… Только они сохраняли способность трезво оценивать обстановку, воспринимать мир, как он есть, воздействовать на мир, изменять его, управлять им.
И самое гнусное заключалось в том, что именно они поставляли обществу правящую элиту, называемую Огненосными Творцами. Все Огненосные Творцы были выродками, но не все выродки были Огненосными Творцами. И те, кто не сумел войти в элиту, или не захотел войти в элиту, или не знал, что существует элита, были объявлены врагами… государства, и с ними поступали соответственно». Максим оказывается нейтральным к излучению в обоих смыслах.
Фантастический сюжетный ход с тотальным промыванием мозгов неким «излучением» долгое время справедливо считался и считается по сей день намёком на советскую авторитарную и жёстко заидеологизированную систему, где даже коммунистическую идею следовало трактовать только так, как это было предписано вышестоящими «извращенцами от идеологии»: например, даже западные марксисты Эрих Фромм и Герберт Маркузе проходили по разряду «буржуазных идеологов». Но рухнула «империя зла», а свободы больше не стало. На смену силовому давлению пришло экономическое и психологическое манипулирование. Да и силовое давление ни куда не делось, но если в советские времена насилие совершалось исключительно «компетентными» органами государства, но нынче оно рассредоточено по всему обществу от «правоохранителей» до многочисленных «охранных фирм», «служб безопасности» и «законного» бандитизма. Есть свобода слова, то есть галдеть можно сколько влезет, но это абсолютно не мешает беспределу и дерибану экономики и ресурсов. Собственно, объём свободы и демократии медленно, но уверенно сокращается даже в так называемых демократических странах. Нынешняя массовая (пост)индустриально-информационно цивилизация создаёт тип организованного, одномерного, отчуждённого человека, подверженного тотальному манипулятивному контролю и потребительской истерии. Способом существования его является функционирование без трения в гигантских обезличенных социально-бюрократических системах согласно общепринятым шаблонам. Если в сталинской и гитлеровской тоталитариях люди в массе хотя бы осознавали свою несвободу, то нынче большинство индивидов даже не осознают несвободу из-за решающего влияния бессознательных факторов, ибо в условиях тотальной «массовизации» социума всё большее значение играют известные из глубинной психологии явления «переноса» и «контрпереноса» и коллективные содержания психики, вплоть до пока гипотетических, но вполне правдоподобных «биоморфогенных» полей. Нынешнего огульного галдежа средств массовой коммуникации для тотальной дебилизации масс вполне достаточно, и отпадает необходимость в фантастических «спецэффектах» вроде «башен с излучением»!
Что же касается нынешней путинской, то здесь налицо даже не реинкарнация советской идеологической машины, как принято считать, на намного хуже. Можно по-разному относиться к советской идеологии, но в ее основе лежала все же великая коммунистическая идея, пусть даже ее извратили большевики. Нынешняя же российская пропаганда зиждется на крайне омерзительном шовинизме фашизоидного образца.
* * *
Вернёмся к сюжету. Движимый наилучшими побуждениями, Максим решает уничтожить Центр излучения, чтобы «освободить огромный народ, понятия не имеющий, что не свободен, выпавший… из хода истории». Он ищет на Саракше силу, способную разрушить Центр и свергнуть режим Огненосных Творцов. «Доходяги»-мутанты на это не способны. Максим хочет наладить контакты с Островной Империей, представлявшей реальную военную угрозу стране Творцов, но ему приходится отказаться от этой затеи…
На побережье, в разбитой субмарине Максим обнаруживает фотографии, на которых изображены ужасающие зверства головорезов из команд субмарин по отношению к подданным страны-противника, и в этом смысле Островная Империя, как и страна Творцов, даже превосходят гитлеровский фашизм. Осознав, что в борьбе с режимом Творцов опереться не на кого, Максим в отчаянии кричит Гаю: «…вы виноваты, проспали свой мир, массаракш, оскотинели, как последнее зверьё… Никого нельзя приводить. Кругом зверьё… На них самих насылать нужно»! Здесь же попадается фотоальбом, где нет никаких ужасов, а изображены прекрасные довоенные пейзажи – синие бухты, окаймлённые пышной зеленью, ослепительной белизны города над морем, водопад в горном ущелье, древние замки, снежные вершины над облаками, морской прибой. Листая этот альбом, Максим продолжает: «Какой мир загадили!.. Где это всё теперь?.. Куда вы всё это подевали? Разменяли на железо? Эх вы… человечки»!
Максиму довелось поучаствовать в преступной и бессмысленной приграничной войне страны Творцов и Хонти с применением ядерного оружия и передвижных излучателей. На войне погибает друг Максима Гай Гаал. С подачи Государственного прокурора Умника, боящегося расправы Огненосных Творцов, Максим находит Центр, уничтожает его, и только тогда узнаёт, что на Саракше, в стране Отцов действует агентура земной Службы Галактической Безопасности, а наводящий ужас Странник – это глава резидентуры Земли Рудольф Сикорски. Казалось бы, добро победило зло, happy end…
Но это не Голливуд! У Стругацких «happy end»-ов в примитивном расхожем смысле не бывает вообще. В борьбе с режимом Огненосных Творцов Максим из добродушного, гуманного, немного «не от мира сего» выходца из земного коммунистического Полудня превращается в жестокого и безжалостного бойца, готового играть по правилам, принятым среди аборигенов Саракша, вплоть до убийства. К тому же, вопреки надеждам Максима, уничтожение Центра, который своим излучением оболванивал не-выродков и мучил выродков, ничего реально не изменило. И в этом заключается, пожалуй, самое главное в книге Стругацких…
* * *
Кроме Максима, «отличился» и Странник-Сикорски. Входя в ближайшее окружение Творцов, он возглавил особую контрразведку и… Департамент специальных исследований по совершенствованию излучения и разработке защиты от него. Странник не жалеет своих агентов и беспощадно убивает всех, кто мешает ему. Всё это он делает вроде бы из наилучших побуждений – чтобы спасти страну Отцов и всю планету. Взорвав Центр, Максим страшно помешал Страннику, поскольку Островная Империя готовила нападение армады субмарин на страну Отцов, а излучение позволяло сбивать их с курса. Кроме того, оказалось, что если оставить без излучения тех, кто к нему привык, то они испытывают лучевое голодание наподобие наркотической «ломки» и жесточайшую депрессию, в двадцати процентах случаев ведущую к сумасшествию. Словом, образ Странника двоится: с одной стороны, это «очень добрый… человек, угнетённый сознанием огромной ответственности, измученный своей омерзительной маской холодного убийцы», но с другой стороны, за пять лет работы на Саракше он настолько вошёл в роль убийцы, интригана и члена фашистской клики, что эта роль становится второй натурой.
Со временем на Земле возникает и крепнет опасение, что прогрессоры, пройдя подобную школу, принесут из других миров в земную коммунистическую цивилизацию морально-этические установки, которых Земле удалось избавиться ценой долгих веков и неимоверных жертв и трагедий. На Земле в мире Полудня после «Арканарской резни» («Трудно быть богом») и «кризиса Каммерера» на Саракше даже развивается некая «П-фобия», то есть боязнь прогрессорства («Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер»), сворачивается прогрессорская деятельность и вообще контакты с иными мирами, а Группу Свободного Поиска ликвидируют.
Подобные метаморфозы произошли и с Максимом. «И вдруг Гай подумал, что друг Мак уже не тот, что прежде… Давно уже не улыбался Мак своей знаменитой ослепительной удыбкой… глаза у него стали теперь без прежней ласковости и доброго ехидства, твёрдые стали глаза, остекленелые… Рашьше он жалел всех и каждого, а теперь не жалеет никого. Что ж может быть так и надо… Но страшное он всё-таки дело задумал, резня будет, большая резня…». А вот как язвительно, но одновременно уважительно обращается к Максиму таинственный и всеведующий Колдун из общины мутантов-лесовиков: «Вы хотите нарушить равновесие… Это в ваших силах. Но спрашивается – зачем? Кто-нибудь просит вас об этом?.. Нет. Тогда что же вами движет?.. Нетерпение потревоженной совести! Ваша совесть возмущена существующим порядком, и ваш разум послушно и спешно ищет пути изменить этот порядок… Вот ваша совесть провозгласила задачу: свергнуть тиранию этих Огненосных Творцов. Разум прикинул, что к чему, и подал совет: поскольку изнутри тиранию взорвать невозможно, ударим по ней снаружи, бросим на неё варваров… Пусть лесовики будут растоптаны, пусть русло Голубой Змеи запрудится трупами, пусть начнётся большая война, которая, может быть, приведёт к свержению тиранов, – всё для благородного идеала»… Казалось бы, Колдун осуждает Максима за оправдание самых бесчеловечных средств высокой целью. Извечная дилемма! Но мудрый мутант Колдун понимает, что социальное зло столь вопиюще, что его искоренение требует жестоких мер, а не отвлечённого гуманизма, а Максим – это сила, способная на это именно потому, что он -- человек несбыточного коммунистического полудня. Поэтому Колдун продолжает: «Действуйте. Только пусть ваша совесть не мешает вам ясно мыслить, а ваш разум пусть не стесняется, когда нужно отстранить совесть».
Да и Максим вовсе не вырождается в «отморозка», убивающего ради убийства. Не устраивает его и позиция стороннего наблюдателя, которую ему предписывает должностная инструкция сотрудника ГСП – ни во что не вмешиваться, будучи этаким «Понтием Пилатом в хате скраю». «Может быть, отстраниться? Спокойно и холодно, с высоты своего знания неминуемого будущего, взирать, как кипит, варится, плавится сырьё, как поднимаются и падают наивные, неловкие, неумелые борцы, следить, как время выковывает из них булат и погружает этот булат для закалки в потоки кровавой грязи, как сыплется трупами окалина… Нет, не умею. Даже думать в таких категориях неприятно». Повторимся, что Максим воплощает человека коммунистического Полудня – активного преобразователя мира. Он отвечает Колдуну: «Совесть своей болью ставит задачи, разум – выполняет. Совесть задаёт идеалы, разум ищет к ним дороги… Без совести разум работает только на себя, а значит, вхолостую… Существует определённый идеал: человек должен быть свободен духовно и физически. В этом мире массы ещё не осознают этого идеала, и дорога к нему тяжёлая. Но когда-то нужно начинать. И я намерен начать сейчас".
Кроме уничтожения Центра, у Максима есть и другой путь: завладев Центром, самому стать властелином страны Творцов при помощи оболванивающих лучей. Именно это предлагает ему сделать Умник – государственный прокурор. То же самое ранее говорит принц-герцог – глава общины мутантов из лесов Юга: «Власть над Севером в руках того, кто владеет этим Центром». Но Максим категорически отказывается: «Это не для меня… Я не хочу владеть Центром».
Взрывая большое здание, в котором находился Центр излучения и множество ничего об этом не подозревавших людей, то есть совершая массовое убийство, Максим ищет и находит этому оправдания: «Это было… жуткое змеиное гнездо, набитое отборнейшей дрянью… чтобы превращать в дрянь всех, до кого достигает гнусная ворожба излучения… Ты выходишь драться всерьёз, как все здесь дерутся, и драться тебе придётся с дурачьём – со злобным дурачьём, которое оболванено излучением; с хитрым, невежественным, жадным дурачьём, которое направляло это излучение; с благоустроенным дурачьём, которое радо было бы с помощью излучения превратить кукол злобных, осатаневших, в кукол умилённых, квазидобрых… И все они будут стремиться убить тебя, и твоих друзей, и твоё дело…» Но одновременно Максим ощущает, мягко говоря, неоднозначность своих террористических действий во имя победы над злом: «Колдун сказал: пусть совесть не мешает мыслить ясно и пусть разум научится при необходимости заглушать совесть… Страшная правильность… То, что я сейчас сделал, здесь называется подвигом… И всё-таки мне нехорошо. И если я хочу, чтобы в дальнейшем мне доверяли и шли за мной, я никогда и никому не должен рассказывать, что главный мой подвиг я совершил не тогда, когда скакал и бегал под пулями, а вот сейчас, когда ещё есть время пойти и разрядить бомбу, а я гоню и гоню машину прочь от проклятого места…»
Так Стругацкие поднимают важнейшую проблему столкновения принципиально несовместимых цивилизаций и общественных идеалов. Эта тема красной нитью проходит во многих их произведениях, прежде всего в «прогрессорском» цикле, особенно в «Трудно быть богом» и в трилогии о Максиме. Но она была полностью проигнорирована экранизаторами по скудоумию, в погоне за шоу и из-за морально-психологической ущербности! Как видим, в книге имеет место сложнейшая этическая коллизия. А что мы видим на экране?.. Да ничего, кроме «дурилки» а-ля Голливуд, где хороший парень борется с парнями плохими и побивает их! А кроме того, экранизаторы в своих интервью с апломбом заявляют, что архиглавная задача экранизации – это, дескать, показать, как парень «не от мира сего» родом из далёкого и несбыточного Полудня превращается в некоего «героя нашего времени», то бишь времени нынешнего, для лучшего восприятия современным обывателем. Глупее и подлее трудно придумать, поскольку у Стругацких-то проблема ставится диаметрально противоположным образом!
А между прочим, идея столкновения несовместимых цивилизаций и общественных идеалов у Стругацких отнюдь не является простой данью фантастике. Здесь явственно просматривается стремление понять, почему же потерпела крах попытка, так сказать, повернуть колесо истории по-другому, построить коммунистическое общество на принципах, принципиально отличных от нынешних, без товарно-денежных отношений, без сопутствующих отчуждения и фетишизма, без политико-экономического принуждения и манипуляций (смотри «раннего» Маркса), но зато с реализацией предназназначения человека в познании и преобразовании мира. Сейчас становится всё более очевидно, что к построению «светлого будущего» не были готовы ни те, кто взялся строить, то есть пресловутый «передовой авангард» в виде «руководящих и направляющих» большевиков, ни те, из кого сие «светлое будущее» пытались «слепить», – широкие массы, причём как та их часть, которая поддержала большевистский строй, так и та, которая была против, вплоть до вооружённой борьбы. Речь идёт не так о материально-технической базе нового строя и социально-экономических отношениях в нём, за которые всегда хватались так называемые «коммунисты» всех мастей, хотя и это важно. Причиной провала построения «светлого будущего», в первую очередь, была морально-психологическая неготовность жить по-другому. Здесь причина того, что «построение коммунизма» началось кровавой трагедией, продолжилось застойным маразмом и окончилось бесславным крахом, а идея коммунизма была дискредитирована, что в ближайшем обозримом будущем закрыло единственный путь достижения земной цивилизацией своего высшего предназначения, а возможно и единственный путь спасения её.
Здесь в очередной раз стоит вспомнить полемику Маркса и Герцена в середине 1850-х годах, причём историческая практика показала правоту именно Герцена. Наряду с Марксом, Герцен говорит об ограниченности и лживости либерал-буржуазной демократии. Но Герцен – едва ли не первый революционный мыслитель, поставивший вопрос об издержках революции. У Герцена революция – это трагедия, кошмар, хаос и выпадение общества из нормального развития; революция – это обычно отнюдь не прогресс, а регресс с неизвестным результатом. Герцен пророчески подчёркивает, что «разнуздание дурных страстей» ведёт к кровавому психозу, несвободе и реакционной диктатуре, деградации: «Дикие призывы… идти на… бессмысленный бой разрушения, принадлежат к самой бессмысленной демагогии и самой вредной». Герцен выступает резко против вовлечения в революционные действие масс, которые не осознали её целей и задач и становятся «материалом благосостояния» и «мясом общественного благополучия». Ход истории, по Герцену, не вписывается в научные теории: «Жизнь имеет свою эмбриогению, не совпадающую с диалектикой чистого разума». Герцен проницательно говорит об инерционности социальной психологии: «Люди недовольны экономическими условиями труда, упроченным неравновесием сил, их потерей, рабством работы, злоупотреблением накопленных богатств – но они… хотят… сохранить… привычную жизнь… Старый порядок вещей крепче признанием его, чем материальной силой, его поддерживающей. Это всего яснее там, где… нет ни карательной, ни принудительной силы, где он твёрдо покоится на невольной совести, на неразвитости ума и незрелости новых воззрений». Наконец, Герцен пишет: «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри… Опыт показывает, что народам легче выносить насильственное бремя рабства, чем дар излишней свободы»!
Уничтожив Центр излучения и проявив при этом чудеса героизма, Максим надеется, что вслед за этим последует массовое восстание, которое сметёт тиранию и социальную несправедливость и проложит путь в «светлое будущее», но натыкается, по сути, на то, о чём предупреждал Герцен: страна и массы к революции не готовы, а «светлое будущее» им особо ни к чему. Сам же Максим наивно не учёл многих вещей, о чём ему язвительно поведал Странник-Сикорски в следующем диалоге.
Максим: «А дальше должна начаться революция».
Странник: «Чего это ради?»
М.: «Но Центр-то ведь разрушен… излучения больше нет… Теперь они сразу поймут, что их угнетают, что жизнь у них дрянная, и поднимутся…»
С.: «Куда они поднимутся?.. Кто поднимется? Огненосные Творцы живут и здравствуют, Легион цел и невредим, армия отмобилизована, в стране военное положение… Ты забыл про передвижные излучатели… про Островную Империю… про экономику… Тебе известно, что в стране инфляция? Тебе вообще известно, что такое инфляция? Тебе известно, что надвигается голод, что земля не родит… что мы не успели создать здесь ни запасов хлеба, ни запасов медикаментов… что это твоё лучевое голодание в двадцати процентах случаев приводит к сумасшествию?.. Нужны врачи… белковые синтезаторы. Нам необходимо дезактивировать сто миллионов гектаров зараженной почвы – для начала. Нам нужно остановить вырождение биосферы… А ты думал – раз-два, и всё… Пристрелить Странника, повесить Творцов, разогнать трусов и фашистов в штабе – и конец революции…»
Все это, кстати, наблюдается революционной и постреволюционной Украине. Революция ничего не изменила к лучшему, да и не могла этого сделать без коренного изменения массовой психологии.
В этот момент Максим почувствовал себя раздавленным, беспомощным и бесконечно глупым, но и это было ещё не всё…
Повторимся, что аборигенам Саракша социальная справедливость и прочее «светлое будущее» не нужны, о чём Максима предупреждал вымышленный Стругацкими мудрец-мутант Колдун, но его слова удивительным образом созвучны Герцену: «Ваша совесть возмущена существующим порядком вещей… Но у порядка есть свои законы. Эти законы возникают из стремлений огромных человеческих масс, и меняться они могут только с изменением этих стремлений… Ваша совесть подвигает вас на изменение порядка вещей, то есть на нарушение законов этого порядка, определяемых стремлениями масс, то есть на изменение стремлений миллионов человеческих масс по образу и подобию ваших стремлений… Совесть… задаёт идеалы. Но идеалы потому и называются идеалами, что находятся в разительном несоответствии с действительностью». Словом, любые, самые возвышенные идеалы реализации предназначения человека и созидательные планы переустройства социума из-за реакционной и низменной психологии масс – как той части масс, которая пытается воплотить эти планы и идеалы, так и той части, которая является «стройматериалом» для их воплощения. И если кто-нибудь где-нибудь когда-нибудь вновь захочет воплотить в жизнь любые прекраснодушные идеи – неважно, христианские, коммунистические, даже либеральные, ведь все «либеральные демократии» заняты исключительно тем, что на практике извращают свои же либеральные лозунги! – то в первую очередь придётся заняться перестройкой психологии масс, и до сих пор подобные затеи с той или иной степенью трагизма и деградации проваливались, натыкаясь на туго сплетённый клубок иллюзий, привычек, комплексов, фобий, алчности, подлости, инстинктов, страстей и прочих трудномоделируемых содержаний массовой психики.
В книге Стругацких «Обитаемый остров» нет happy end-а, во-первых, потому, что его в их творчестве не бывает вообще, а во-вторых, потому, что в контексте книги его быть не может в принципе. Собственно, книга оканчивается на кульминации, практически без развязки, или, если использовать музыкальную терминологию, на внезапно прерванном нюансе «фортиссимо». И у Стругацких так бывает почти везде – взять, хотя бы, концовки в книгах «Трудно быть богом», «Пикник на обочине», «Хищные вещи века», «Жук в муравейнике», «Волны гасят ветер»; даже парадный портрет «Полдень, XXI век» соседствует с «Беспокойством»…
Поэтому полным дебилизмом выглядели претензии журналистского «молодняка», который гневно упрекал экранизаторов за то, что, дескать, в финале фильма так и осталось невыясненным, побеждено зло добром или нет… Комментировать тот бред, который в ответ несли экранизаторы, в частности Бондарчук с Роднянским, не будем, а для тех, кто не умеет читать книги, поясним следующее.
Из следующей книги трилогии «Жук в муравейнике» можно сделать вывод, что Максиму удалось успешно внедриться в штаб флота Островной Империи, но особого результата это не дало. Более того, прогрессорская миссия землян на Саракше под руководством Рудольфа Сикорски-Странника успеха не принесла, как не было особых успехов на других населённых планетах «мира Стругацких» – на Гиганде, Сауле, Надежде… Вскоре появились подозрения, что задача переустройства чужих миров на более справедливый и разумный лад оказалась невыполнимой. Точно так же, как пока всё более и более невыполнимой представляется задача разумного и справедливого переуствойства земной цивилизации…
В начале сюжета, очутившись на Саракше и узнав, что, по представлениям аборигенов, они якобы живут на внутренней поверхности огромного пузыря, Максим осознаёт, что для нормального с земной точки зрения контакта придётся «вывернуть мир наизнанку». Ему во многом это удаётся, но это не даёт абсолютно никакого результата. Со временем Максим понимает, что вывернуть наизнанку, а точнее вернуть в нормальное состояние, следует представления аборигенов об окружающем общественном и космическом мире. Ибо главной проблемой цивилизации Саракша, равно как и современной земной цивилизации, является сбитая ментальная программа.
Парадокс, но от того, реальными или иллюзорными являются представления об космическом устройстве, весьма и весьма зависит и устройства мира общественного — недаром коперниканский переворот в естественнонаучных взглядах произвёл столь же гигантскому перевороту во взглядах социальных. В этом смысле огромный смысл обретают слова Максима перед тем, как он отправлялся взрывать Центр с большой вероятностью гибели: «Кстати, Вепрь, имейте в виду и раскажите своим друзьям. Вы живёте не на внутренней поверхности шара. Вы живёте на внешней поверхности шара. И таких шаров ещё множество в мире, на некоторых живут гораздо хуже вас, а на некоторых — гораздо лучше вас. Но нигде не живут глупее. Не верите? Ну и чёрт с вами»…
* * *
Вот сколько всего можно найти в небольшой детской книжке, если она написана действительно неординарными людьми, каковыми были Аркадий и Борис Натановичи Стругацкие. Естественно, что всё вышеизложенное — это сугубо личные взгляды автора этих строк. Возможны и другие мнения, но думается, что — при достаточной степени добросовестности носителей этих мнений — они едва ли будут сильно отличаться от вышеизложенных.
Автор специально украсил этот очерк обильными цитатами из первоисточника для того, чтобы продемонстрировать яркий, сочный, образный язык писателей. Чтобы показать, что такие книжки ни в коем случае не нужно и нельзя экранизировать, особенно, когда за это берутся различного рода дешёвые — пусть даже за миллионы долларов! — шоумены типа Бондарчука с Роднянским! Чтобы показать, что такие книжки — пусть даже они детские! — нужно читать глазами и переворачивая страницы пальцами… И обязательно обдумывая прочитанное мозгами и соизмеряя его с идеалами. Ежели, конечно, таковые имеются…
