«Нимфоманка» фон Триера: в поисках утраченного оргазма

Фильм «Нимфоманка» Ларса фон Триера стал причиной для множества многословных аналитических статей. Однако в большинстве случаев умничанья по поводу этого фильма — беспричинны. Читать такие рецензии — всё равно, что слушать бормотание полусумасшедших учёных с Лапуты (летающего острова, на который попадает Гулливер в одном из своих приключений).

Критики и журналисты, увидевшие в «Нимфоманке» повод покрасоваться своим интеллектом, выглядят попросту наивно. Ведь эта картина — по сути, пустышка, которой, словно младенцу, режиссёр Ларс фон Триер заткнул интеллектуалу рот (или другое отверстие).

На одном из постеров фильма изображены исполнители его главных ролей во время оргазма.

Вскоре после выхода фильма на экраны появилась версия этого плаката, на котором вместо актёров в таком же состоянии показаны датские кинокритики. Ещё спустя некоторое время интернет обошла российская версия этого постера, на котором в состоянии оргазма уже были российские киноведы.

После просмотра картины становится понятна истинная причина появления плаката с критиками. Ведь сполна получить удовольствие от «Нимфоманки» можно лишь в том случае, если ты кинокритик. Обычный же зритель во время просмотра почувствует, что над ним попросту издеваются.

Сюжет картины строится вокруг исповеди нимфоманки по имени Джо, которая переспала с десятками тысяч мужчин. В каждой рассказанной истории слушающий её Селигман выискивает культурологический, природоведческий, исторический или какой-то другой заумный подтекст. Хотя сами по себе истории Джо — банальные приключения, которыми полна жизнь каждой потаскухи.

Так что когда Селигман в очередной раз начинает свои пустопорожние умствования по поводу её очередных похождений — на лице зрителей невольно расцветает улыбка. Такую же улыбку замечаешь и на своём лице, когда читаешь высокоинтеллектуальные экзерсисы критиков, посвящённые «Нимфоманке».

Всем восторгающимся этим фильмом хочется сказать лишь одно: «А король-то голый…» И его нагота — не настолько интересна, чтобы посвящать её рассматриванию более четырёх часов, которые приходится уделить просмотру фильма.

Одно из главных достоинств фильма сводится к тому, что Ларсу фон Триеру удалось оставить в дураках добрую половину европейских кинокритиков, при этом играя с ними в открытую.

К счастью, фильм не был отмечен никакими престижными наградами. В обратном случае это было бы полнейшим абсурдом. И — главное — потянуло бы за собой шлейф плохих фильмов, которые подражали бы «Нимфоманке». Ведь после каждой громкой премьеры, которую всячески отмечают на фестивалях, появляется целый ряд фильмов-последователей, в которых часто совсем неудачно клонируются идеи и приёмы прогремевшей ленты.

Отборщики последнего Берлинского кинофестиваля, на котором и состоялась премьера «Нимфоманки», не клюнули на искушающую приманку Триера и поставили фильм лишь во внеконкурсную программу. Там ему и место — вне конкурса (во всех смыслах).

Настолько монументальные несколькочасовые фильмы, как «Нимфоманка», получали возможность снимать лишь избранные режиссёры. И практически все из такого рода картин были посвящены «разумному, доброму, вечному»: три части «Крёстного отца» Копполы, «Однажды в Америке» Леоне, «Сатанинское танго» Тарра и т. д.

А фильм Триера при всём своём масштабе посвящён «сиюминутному, отчасти злому и тёмному». Разве это не стёб над самим жанром монументальных фильмов? По мнению Триера, целью одиссеи может быть не только любовь, друг, бесценный артефакт, свобода и прочие ценности, в поисках которых экранные герои за всю историю кино миллионы раз обошли весь земной шар. Одиссея может быть и в поисках — банально — секса.

Во время написания сценария к этой ленте Триер читал «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста. Влияние романа на фильм различаешь во многом. Как и легендарный французский роман, фильм разделён на отдельные части, каждая из которых может существовать самостоятельно, но вместе с остальными — составляет настоящую симфонию.

Кроме того, сына главной героини Джо зовут Марселем. И хоть в картине появление этого имени объясняется по-другому — совпадение с именем Пруста неслучайно. Да и по стилистике — и в фильме, и в романе — множество физиологических подробностей и ностальгических флешбэков.
«Нимфоманка» стала в творчестве Триера заключительной частью его депрессивной трилогии, которую начал «Антихрист» (2009), а продолжила «Меланхолия» (2011). Первый фильм в этом цикле был бунтом против Бога на почве утраченной веры. Второй — разочарованием в нашем мире. А третий стал выражением уныния из-за невозможности любви.

Источник зла в каждой из трёх частей — женщина. Эту идею Триер массивно вбивает в голову своих зрителей. Странно, что премьеру «Нимфоманки» в связи с этим не попытались сорвать наши Femen. А ведь пошлые крики полуобнажённых украинок прекрасно вписались бы в продуманную стратегию пиара этой картины.

«Антихрист» Триер преподнёс широкой публике как плод своей затяжной депрессии, а «Меланхолию» — как результат отчаяния. Учитывая, что последние два года режиссёр не даёт интервью, — что именно подвигло его снять «Нимфоманку», осталось не известным. Но есть все основания предположить, что идея этой ленты возникла, как реквием по его сексуальной жизни.

И если физиологическую импотенцию Триера можно лишь предполагать, то творческую — практически констатировать. Обилие самоцитат в ленте сначала умиляет, потом раздражает, ну, а в конце фильма — заставляет браться за голову.

Сынок главной героини в одной из сцен выходит на балкон во время снегопада под аккомпанемент той же генделевской арии, под которую мальчик в «Антихристе» вылетел из окошка. Главная героиня рвётся заняться сексом с первым встречным, как главная героиня из его же ленты «Рассекая волны».   

Одним из немногих достоинств фильма является актёрская игра. Сколь мастерская, столь и неожиданная. Ведь до просмотра «Нимфоманки» вряд ли кто-нибудь мог сказать, что звезда «Трансформеров» Шайя ЛаБаф — сильный драматический актёр. Или что Ума Турман способна на настолько пронзительные эмоциональные надрывы, что складывается впечатление, будто это звезда не тарантиновских, а бергмановских фильмов. Умение «выдавливать» из голливудских звёзд актёрское мастерство — конёк Триера.

Триер — не из тех режиссёров, которые сдаются под напором продюсеров, требующих пригласить на главные роли в фильме знаменитых актёров, потому-де, что в ином случае фильм просто не соберёт зрителей. Триер приглашает звёзд уровня ЛаБафа, Турман или Кирстен Данст, скорее, по своей воле. Таким образом, он словно издевается над миром популярного кино, благодаря которому эти самые актёры и прославились.

Фальшью полны не только главные герои этой скандинавской истории, в которой их сыграли актёры с американскими лицами. Но и её сюжет, её чересчур постановочные сцены, её коллизии и способ съёмки. Так, в сцене ссоры главных героев тому, как они паркуют машину, уделяется больше внимания, нежели самому конфликту между Джо и Джеромом. Или взять тот факт, что для каждой истории, рассказываемой Джо, в комнате Селигмана находится какой-то фетиш, который становится символом данной истории: крючок, картина, круасан…

Фальшиво здесь и музыкальное сопровождение. Сумасшедший индастриал от Rammstein в фильме сменяется затасканным реквиемом Моцарта, использовать который в фильме — дурной тон. А после него может последовать перепевка Шарлоттой Гинсбург песни Хэндрикса «Hey Joe».

Словом, «Нимфоманка» стала лишним подтверждением расхожей истины о том, что если хочешь испортить человека — дай ему возможность делать всё, что он хочет. В своём сегодняшнем положении, когда Триера многие относят к числу гениев современного кинематографа, он стал позволять себе абсолютно недопустимые вещи. При этом его прихотям пытаются потакать и звёзды Голливуда, и одни из крупнейших скандинавских продюсеров, и даже сами зрители, выстраиваясь в очереди перед кинотеатрами.

Причина того, что Триер сумел подчинить себе стольких людей, — не только в его самолюбии. Но и в том, что он умеет мастерски манипулировать сознанием окружающих. Режиссёр играет со зрителями, как кошка с мышкой.

После Каннского кинофестиваля 2011 года, как только Триер стал едва ли не главным ньюсмейкером в кинематографе, — режиссер объявил, что больше не будет давать интервью. А в 1996-м году, когда его выдающейся ленте «Рассекая волны» не дали «Золотую пальмовую ветвь» Канн, он заявил о своей обиде на весь мир, пообещав, что обязательно получит эту награду. Так и случилось — спустя четыре года его «Танцующая в темноте» побеждает в Каннах.

Не с меньшим упованием Триер манипулирует зрителем и в самой «Нимфоманке». Каждый откровенно порнографический сюжет в этой ленте он возводит до масштабных культурных сентенций. Это заставляет зрителя удивлённо замирать перед экраном, чувствуя, что он оказался на грани какого-то потрясающего открытия. Но сразу после этого Триер сводит масштаб эпизода едва ли не до бульварных мотивов. Этот интеллектуальный стёб встречается буквально в каждом эпизоде.

Так же, как и главная героиня мается и страдает, утратив возможность испытать оргазм, и зритель досматривает этот фильм с неясным ощущением недополученного удовольствия.

По сюжету, первую свою историю-исповедь Джо начинает с рыбацкого крючка. Любознательный Селигман проводит параллель между рыбалкой и тем, как Джо выискивает мужчин для секса. С этого момента «на крючке» оказывается не только сам интеллектуал Селигман, но и зритель. Последний начинает изо всех сил гнаться за приманкой, которую Триер так щедро разбросал в своём фильме. И как только появляется ощущение, что вот-вот нащупываешь подтекст, какую-то мощную аллегорию, замечательный символ или чувствуешь, что вот-вот к сердцу подкатит приятное ощущение открытия — Триер вдруг объявляет всё сказанное анекдотом. Разве это не издевательство?