«Никого не интересуют страсти папуасов», — безапелляционно отметил один украинский литературный критик в ответ на возмущения о том, что наша современная литература не интересует европейских издателей. Что ж, сколь ни печально это признавать, — он прав.
Среднестатистическому представителю современной цивилизации понятнее и интереснее прочитать о любовной истории небезызвестных Ромео и Джульетты, нежели про, условно говоря, отношения Марічки і Остапа. Несмотря даже на то, что роман последних двоих может быть во сто раз чувственнее. Практически никого на Западе «не колышат» душевные мытарства героев СучУкрЛита — ведь легче почитать Камю или Фолкнера...
И всё же среди народов «второго литературного сорта», подобных нашему, находятся отдельные писатели, которые пытаются опровергнуть подобного рода циничные заявления о папуасах.
Для нового книжного обзора отобраны три книги, написанные в странах, которые мало кто ассоциирует с высокой литературой. Сербский автор Вида Огненович и хорошо известный поляк Януш Леон Вишневский рассказывают истории, по масштабу соразмерные с тем, что принято считать лучшими образцами классики. Ну и на закуску — несколько слов о нас самих. А точнее — об украинских эмигрантах в Британии, которых с хорошим юмором описала Марина Левицкая.
В 2001 году имя поляка Януша Леона Вишневского прогремело на весь мир. За мегатонными тиражами его первого романа «Одиночество в сети» несколько лет тянулся длинный шлейф кассового успеха: писатель объехал с романом едва ли не все цивилизованные страны, затем по нему сняли фильм, а Интернет разродился отравленными плодами множества сообществ, в которых девочки-подростки (а также те, кто себя чувствует таковыми) изливали свои сопливые восторги об этой книге.
Спустя несколько лет возник вопрос о том, как доказать справедливость свого признания. Одно произведение — не показатель: у каждого же в жизни найдётся хоть одна душераздирающая история, «стоящая пера Шекспира». Ну, а вот уже второе произведение — это вопрос фантазии, умения отыскать сюжет, придумать завязку... Словом, всего того, что именуют талантом. Однако второй роман Вишневского «Повторение судьбы» не стал «железобетонным» доказательством.
На страницах произведения проносятся судьбы диковатых польских провинциалов и породистых английских офицеров, нищих восточноевропейских учёных и нью-йоркских бизнесменов, закомплексованых сельских музейщиков и чванливых столичных предпринимателей.
Круговорот судеб здесь напоминает поток постов в социальной сети, куда люди абсолютно разных мировоззрений, наций, сословий и качеств сливают заметки о своей жизнедеятельности. Восторг от гор на востоке Польши здесь может переплетаться с шоком от американских небоскрёбов. А уже на следующей странице возвышенные фразы сменяются отчаянным воплем о погибшем ребёнке или скорбным причитанием о почивших друзьях. Горе и радость сменяются к этом произведении столь неожиданно, что закрадывается сомнение в целесообразности сочетания этих контрастных позитивных и негативных эмоций.
Эта книга — своего рода попытка Януша Вишневского сделать нечто очень масштабное. Роман, который мог бы войти в монументальный ряд высокой литературы. Но в итоге так и остался не более, чем попыткой.
Справедливее было бы, если бы писатель назвал эту книгу не просто «Повторение судьбы», но и «Повторение сюжета, персонажей, размышлений, тем и проблем», которые он до этого успешно поднял в «Одиночестве в сети». Второй его роман вышел в 2004 году. И с тех пор предприимчивый поляк выпустил ещё три романа, а также ряд сборников рассказов, эссе, переписок... И если взглянуть на все эти произведения в целом, то несложно заметить, что все они, по сути — вариации на одни и те же сюжеты и темы, изложенные в «Одиночестве...» и «Повторении...».
Любая революция или перекройка политической карты оставляет после себя множество раскуроченных судеб. Каждый человек, которому доводится столкнуться с революцией, всю оставшуюся жизнь проводит с каким-то внутренним надломом. Его жизнь приобретает два чётко очерченных полюса: позитивный и негативный. Ко второму он обычно намагничивает все свои невзгоды, даже несмотря на то, что возникли они не по причине того самого социально-политического катаклизма.
Последняя на сегодня масштабная революционная волна в Европе накрыла Балканы. Шесть стран, объединённых под флагом Югославии, напоминали коммуналку, в которой живёт несколько семей, и при этом никто точно не знает, кто чей ребёнок.
Это и является лейтмотивом повести «Прелюбодеи» сербской писательницы Виды Огненович. Главная героиня этого произведения — сорокалетняя Амалия Коичи, которая «в один ужасный день» узнаёт, что те двое, которых она в течение всей жизни считала своими родителями, на самом деле таковыми не являются.
Книга начинается как история болезни женщины средних лет, которая только-только восстановилась после нервного срыва. Нахлынувшие проблемы сегодняшнего дня усиливаются в её уязвлённом сознании болезненными импульсами прошлого. Страницы из жизни, за которые стыдно. Знакомства, которые оставили после себя лишь обиду. Друзья, отравившие существование предательством. Вся эта фрустрация выливается на читателя монотонным потоком тягучего повествования.
Чтобы закрыть книгу, не дочитав и до середины, и отбросить её куда подальше — найдётся, по меньшей мере, сотня причин. Но если все же перейти «экватор» книги, — окончательно подпадаешь под её меланхоличную прелесть.
История главной героини, потерявшейся в жизни из-за хаоса в своём малоизвестном ей самой прошлом, — это очень точная аллюзия на положение, в котором оказалась культура современной Сербии.
Попытка насытить сюжет этой, на первой взгляд, очень личной повести столь массивной символикой неслучайна. Её автор в своё время совмещала творчество с должностью дипломата. Узнав этот факт из биографии писательницы, о которой не знает даже русскоязычная Википедия, понимаешь, что желание масштабно обобщить интимный сюжет — не амбициозная выходка, а выстраданный художественный приём.
Появление этой книги на украинском языке — в некотором смысле нонсенс. Переводы литературы из малоизвестных в литературном плане стран случаются в Украине от гранта к гранту. А выделяют их в том случае, если необходимо наладить дипломатические контакты между странами. Именно переводами своей современной литературы, проведением выставок или фестивалей страны с ущербным имиджем (как Сербия или Украина) пускают пыль в глаза своим партнёрам. В роли пыли и выступают культурные деятели и их произведения.
Выход украинского перевода книги Марины Левицкой «Краткая история тракторов по-украински» — лишнее свидетельство постепенного выздоровления нашей ментальности. Ведь правильно диагностировать болезнь — первый шаг к тому, чтобы от неё избавиться. Жлобство, паразитичность, алчность наших эмигрантов показано в этом романе с хлёсткой иронией и прицельной обличительностью.
В центре сюжета — среднестатистическая британская семья. Рассказ ведётся от лица женщины, престарелого отца которой охмурила украинская эмигрантка. Последняя — такая себе хамовитая жительница Тернополя с огромными «буферами», гениальным сыночком, патологически наглым поведением и просто бессознательной жаждой к деньгам. По мере развития сюжета оказывается, что её сынок, которого она так сильно хотела устроить в Оксфорд-Гарвард, вовсе не гений. В Тернополе у неё остался муж, с которым она ещё не развелась. А главный инструмент, которым она проложила себе дорогу в Британию, — огромная грудь — всего лишь продукт пластической хирургии.
Словом, украинская женщина — это такая себе кукла, в примитивном сознании которой понятия «жизнь в Европе» и «Рай» — практически синонимы. Самое страшное то, что подобные куклы готовы практически на всё ради того, чтобы получить вид на жительство в этом самом раю. Стоит ли говорить, сколько в связи с этим приходится пережить проблем самим европейцам. Украинка в этом романе — паразит, уничтожающий размеренный уклад жизни европейцев. Учитывая же количество украинских эмигрантов, исчисляемое миллионами, — тема романа более чем актуальна.
По мере развития сюжета старичок, охмурённый «красотами» нашей соотечественницы, пишет нечто наподобие трактата об истории украинских тракторов. Трактор становится в романе неким символом нашей нации. Если немцы — это BMW или Mercedes, а японцы — кибернетические изыски, то украинцы — это трактора.
Этот роман — лишнее доказательство тезиса «никого не интересуют страсти папуасов». В фокусе произведения Левицкой — переживания самих британцев. В свою очередь, портрет украинки здесь лишь очень скромно дополнен эмоциями. Сделано это словно технически, как бы «для полноты образа».
Украинцы — люди извне. Маргинес человеческого племени, хаотически размножающийся за пределами современной цивилизации. Сама же Украина — кишащий кровососами террариум, из которого ещё не выветрился смертоносный душок Чернобыля. Вот такое горьковатое послевкусие остаётся после прочтения романа Левицкой.
Учитывая же тот факт, что книга стала весьма и весьма успешной среди европейских читателей, — похоже, многие «резиденты рая» с этим согласны...
