Весною года Тигра я, Акакий Герцен, был приглашен заведовать крупным департаментом в одном центральном ведомстве украинской исполнительной власти. В этих мемуарах, я, разумеется, не стану называть конкретных имен и адресов. Как вам станет ясно из данного душеведческого исследования, этих облеченных властью людей законно ненавидеть, но скорее стоит пожалеть.
Все «Записки украинского чиновника» — читайте здесь.
Бюрократ относится к своему кабинету, как к фетишу. Он незримо присутствует в своем кабинете, даже когда его там нет физически. Об этом свидетельствует торчащий из замочной скважины ключ. Сначала я искренне не понимал, зачем они это делают.
Ведь каждый может повернуть ключ и зайти — к примеру, стащить что-нибудь. Да и вообще — как еще более злостно можно нарушить «личное пространство»? Однако оказалось, что это у меня неверное мироощущение, потому что я пришел из частного бизнеса, в котором работал на себя, и каковой предполагал «прайваси». Здесь на «прайваси» можно было не рассчитывать.
Подобная беспечность проистекает из зело специфических представлений чиновника об окружающем мире, одним из которых является его привилегированный статус. Так, считается, что в министерство или другую подобную организацию не может проникнуть человек со стороны. Внешне может так показаться: суровые охранники на проходной, необходимость предъявления пропуска, а то и вход по электронному удостоверению.
Но на самом деле, вполне достаточно костюма, папки под мышкой и stiff upper lip — пренебрежительно-начальственного выражения лица. Другой вариант — знакомый «внутри», хватит и девушки-секретарши. И еще — оперативное попадание за турникет вместе с солидным человеком, которого вы не знаете. Главное — ловкое пристраивание. У охраны может остаться некий осадок, мимолетная мысль, что она что-то пропустила. Но зарплаты у охраны не ахти. И долго морочить себе голову она не будет.
Поэтому из кабинетов часто воруют — как залетные, так и свои друг у друга. Но об этом говорить не принято. Это табу. Потому что «чужие здесь не ходят». И потому что каждый подписывает бумагу, в которой берет ответственность за все артефакты в своем помещении. Отсюда следует логичное — любые пропажи скрываются, если их нельзя четко списать. А ключи в дверях висят часами, означая, что хозяин кабинета находится в здании и очень занят. Хотя, разумеется, это может быть совсем не так. Но кто проверит?
Когда я зашел в свой кабинет, там было нечто вроде шкафа-купе, стол и четыре стула. Инфраструктура была вырвана из стены с особенным садизмом. Окно выходило на стихийную свалку, созданную соседним учреждением правоохранительного направления, причем ликвидированным — впрочем, что у нас все-таки произошло с «Коброй», так и непонятно. Раньше там сидел какой-то ведомственный юрист, поэтому поток посетителей шел по старой памяти со своими правовыми проблемами. Моя же работа не предполагала слишком тесного личного контакта с коллегами и электоратом. Стремясь сделать этот контакт еще менее регулярным, я так и не повесил свою табличку. Интуиция уже адаптировалась к этому типу социума и сделала вывод: чем больше людей знает, где ты находишься, тем быстрее ты превратишься во вьючное животное.
Подключения телефона и Сети пришлось ждать несколько месяцев, так что я стал понимать Романа Зварыча, о котором рассказывали, что в бытность свою министром юстиции Роман Михайлович появлялся у себя в кабинете, чтобы подписать бумаги, и мгновенно эвакуировался в соседний бар. Нельзя не признать, что это разумно. Ведь иначе ты утонешь в ворохе бумаг — какие там интранеты или «электронное правительство», а день уйдет на поиск решений неразрешимых вопросов.
К примеру: как организовать встречу с министром, если он того не желает, как заставить специалистов перепечатать бумагу, — в таком тонком вопросе можно действовать только хитростью!
«— Надеюсь, все они умеют печатать? — пошутил я.
— Никто из нас не умеет печатать, господин министр, — бесстрастно ответил сэр Хамфри. — Печатает миссис Маккей. Она ваш секретарь.
Не могу сказать, шутил он или нет, однако рискнул продолжить:
— Какая жалость. Мы могли бы открыть машбюро.
Сэр Хамфри и Бернард улыбнулись». (Джонатан Линн и Энтони Джей. «Да, господин министр!»).
И еще — с месторасположением кабинета со мной поступили в точности по классике: именно так бюрократы обходятся с политическими советниками:
«Пройдя по бесконечному лабиринту коридоров, мы подошли наконец к моему кабинету. Тут я заметил, что Фрэнк куда то исчез. Меня успокоили: мол, о нем позаботятся. Ужасно милые, предупредительные люди! (...) Надо что-то решить с Фрэнком Визелом. Сегодня вторник, и я вдруг вспомнил, что не видел его с тех пор, как мы вместе прибыли в министерство в субботу утром. Если быть откровенным до конца, то я вспомнил о Фрэнке, только когда он ворвался в мой кабинет с криками, чтобы его немедленно пропустили, что он с позавчерашнего дня сидит в приемной. (Полагаю, воскресенье он все-таки провел дома.)» (Джонатан Линн и Энтони Джей. «Да, господин министр!»).
Разумеется, если вы — бомж или у вас вздорная супруга, или вы помешались на собственном величии, вы станете обустраивать кабинет, чтобы поселиться в нем. Начальники предпенсионного возраста так и делают: разве что личной уборной у них нет, да и газовые плиты, пожалуй, слишком опасны.
А обязательно в вашем кабинете должно быть вот что — бар. Иначе вы вскоре сойдете с дистанции.
Либо от тоски, либо от загруженности.
Продолжение следует
*Акакий Герцен — чиновник для особых поручений в отставке. Вместо реального имени и фамилии автора мы преднамеренно поставили псевдоним. Сами понимаете — у человека впереди еще длинная жизнь, зачем ему лишние проблемы...
