Артистичное убийство

Запомните хорошенько 26 февраля 2012-го. В этот воскресный день умер кинематограф. Торжественные похороны в Лос-Анджелесе совпали с вручением «оскаров» убийце — лучшему фильму года «Артист». Ничего удивительного, киллеры часто купаются в славе и роскоши своих жертв — до тех пор, пока их не изобличат

Проползут, кряхтя и скрежеща, еще несколько лет кризиса и депрессии, и в сознании окончательно укоренится: все кончено, это не страшный сон, мы живем в 21-м веке, он невыносим и совсем непохож на предыдущий. А предыдущий век придется окончательно захлопнуть и поставить на полку, как светлую, но далекую от жизни повесть. И, проливая крокодиловы слезы, вспоминать его в первую очередь как век сумасшедшего развития и влияния искусств, когда быть творческим и романтичным становилось гораздо важнее, чем деловитым и циничным, когда на Западе выходцы из бедных рабочих кварталов превращались гуру своего поколения, провозглашая идеи и создавая культурные ценности, а не изобретая конвейер или убивая людей.

Культурный прорыв 20 века закончился не по звонку.

Первыми удушье безыдейного климата новой прагматичной жизни ощутили на себе книги и рок-музыка. Книги тихо выродились и ведут образ жизни малозаметных на социальном теле бактерий. Во всяком случае, о них ничего не слышно, а это равносильно постепенной деградации и гибели.

Рок-музыка предпочла покончить с собой демонстративно, застрелившись в 1994-м. Но выжила, лишившись опорно-двигательных функций. И еще какое-то время влачила жалкое существование, катаясь на брит-попе и волне переизданий классических и неизвестных архивных записей, «самых последних» концертных туров воссоединившихся перед окончательной смертью групп.

Тем временем на глазах откровенно деградировали прочие, менее популярные в широких массах виды искусства. Прошлогодняя Венецианская биеннале окончательно опозорилась, представив скопище поделок умалишенных, чье рукоделье воняло душным нафталином. В этом не только не было искусства, в этом не было здравого смысла.

Модные показы, телевизионная реклама, фото, дизайн, известные и малоизвестные выставочные галереи, все, что хоть как-то соприкасается с творчеством, хорошим вкусом и идейностью, не стесняется под видом новых предложений выставлять откровенно сворованный товар, неоднократно проданный и грубо вырезанный ножницами из старого контекста.

Ренессанс увял, зацвел грибок темных времен культурного феодализма.

Одно плохо, относительное преуспевание кинематографа делало эту теорию несостоятельной. Оптимисты, причисляющие себя к гуманитариям, храбрились: «Тьфу на эту вашу теорию...» Нет, они говорили: «Тьфу и растереть эту вашу теорию об асфальт двумя пальцами...». А пессимисты в теорию верили и, молча насупившись, ждали гибели кино.

И вот Уотсон, удивленно приподняв брови, сообщил Холмсу, листая газету за утренним кофе: «Хм... Холмс, невероятно, но лучшим фильмом года по версии американской киноакадемии стал «Артист».

Холмс: И что это значит, Уотсон? Это значит, что синематограф умрет. И умрет он очень скоро. Я предвидел это, черт возьми!

— Но откуда вы это знали, Холмс?!

— Элементарно, Уотсон! Скоро вы сами во всем убедитесь. Но вначале вспомните, практикующий врач, что произошло с роком перед тем, как он покончил с собой? Он заболел безыдейным самоповтором, именуемым брит-попом. У рока ампутировали мозг, из него выкачали ритм-энд-блюз и чувственность, оставив этой мумии романтическую оболочку. Ничем не заполненная оболочка не смогла выжить и лопнула.

— Но, Холмс, боже мой! Ведь теперь они проделали ту же штуку и с кино!? «Артист» — всего лишь такая же романтическая оболочка для смертельно больного пациента, призванная скрыть отсутствие стимулов к жизни...

— Вы умнее, чем я предполагал, дорогой Уотсон!

Состарившись и ощутив хладную близость смерти, кино мечется, то заново «открывая» трехмерный формат, то копируя немые черно-белые фильмы в попытке ощутить тот юный адреналин, который будоражил его в век первооткрывателей и энтузиастов.

Проще сказаться великим глухонемым, чем в действительности оставаться великим.