Мать пропавшего журналиста, львовянка Леся Гонгадзе, уже десять лет живет в кошмаре, бесконечном сериале ужасов, как она говорит. Несколько раз женщине пришлось проходить через кошмарную процедуру опознания «таращанского трупа», а потом указанного Пукачем черепа. «Эти кости не принадлежат Гие», — продолжает твердить она, и, как и раньше, отказывается хоронить останки «чужого ребенка», и требует снести памятники сыну. Не верит пани Леся также ни в то, что нашли настоящего Пукача, ни в то, что мы когда-либо узнаем правду о «деле Гонгадзе».
Леся Гонгадзе только что вернулась из полуторамесячной поездки на родину мужа, в Грузию, куда ездила подправить подорванное стрессами здоровье. В своей скромной львовской коммуналке, стены которой увешаны портретами и фото сына, угощала корреспондента по-грузински — домашним вином, сулугуни и чаем, и вспоминала сына. Глаза у нее все время были на мокром месте.
Леся Теодоровна, бывший руководитель «наружки» Алексей Пукач признал свою причастность к убийству вашего сына, ему предъявили обвинение…
У меня есть сомнения, что это настоящий Пукач. Вы видели лицо задержанного в селе Житомирской области человека? Разве у того Пукача, которого мы помним с кучмовских времен, было такое лицо? В прошлом году моя соседка по квартире в Тбилиси, когда по телевизору показывали сюжет о задержании Пукача, удивилась, мол, такой интеллигентный человек. Тяжело поверить, что его всюду искал Интерпол, а он себе жил в селе, ходил за коровами и жил с какой-то бабой. На самом деле он мог выехать в Израиль, у него ведь жена еврейка.
Вы так и не верите, что череп, на который указал Пукач, принадлежит Георгию?
Этот череп не имеет ничего общего с моим сыном. Там на лбу видно круглое отверстие, а у моего сына было лишь осколочное ранение мягкой ткани лба (он получил его в 90-х, когда снимал фильм о войне в Абхазии). Зубы точно не Гиины, я их хорошо знала, да и по специальности я зубной врач. Цвет, форма, высота, ширина — все другое. Зубы на том черепе были желтого цвета, хорошие, здоровые и с выраженными зубными буграми. А у моего сына они были белые, небольшие и стертые, потому что во сне он имел привычку ими скрежетать.
Мне дали фрагмент черепа для проведения независимой экспертизы (у меня сохранились два молочных зуба сына, кровь на карточке ранений, волосы). Но у меня нет ни денег, ни здоровья для заказа анализов. Да и прокуратура не примет их результатов во внимание. Так же, как игнорируют мои аргументы против признания таращанского скелета. Иначе насмарку пошли бы десять лет их работы, а они этого не могут допустить. Они хотят, чтобы я эти останки похоронила, и дело закроют. Стопа и пальцы там абсолютно не моего сына, ранение совсем на другой руке, волосы не того цвета.
А вот вдова вашего сына Мирослава узнала мужа в таращанском теле и дала разрешение на захоронение. Как можно объяснить, что ваши мнения расходятся?
Невестка ходила на опознание без меня, я попала в морг только через полгода. Может, она испугалась, боялась за детей. Потом она выиграла Европейский суд, получила возмещение за моральный и материальный ущерб, сейчас у нее хорошая работа. Я Мирославу не осуждаю, ее позиция закономерна, она вместе с детьми хочет ходить на могилу их отца. Но мы с невесткой не общаемся 10 лет.
Когда за убийство Гонгадзе осудили на срок от 12 до 13 лет трех милиционеров — Костенко, Протасова и Поповича, вы в интервью нашей газете посочувствовали им, мол, это стрелочники, и им дали большие сроки.
Эти люди не имеют к убийству Гии никакого отношения. Я у них спросила: если вы убийцы, то куда дели голову? Почему на ремне, которым якобы душили в машине моего сына, не его кровь? Но они ничего не смогли ответить. А один из осужденных такой щупленький, бледненький, что, наверное, даже курицу в жизни не зарезал.
Летом вы встречались с президентом Януковичем. Чего ждали от этой встречи?
Это была теплая хорошая встреча, он нормальный человек. А те, кто на него наговаривают, пусть вначале посмотрят на себя, и первыми бросят камень. Все не без греха. Хотя от президентов я уже ничего не жду, в «деле Гонгадзе» они ничего не могут сделать, там все очень запутано. За 10 лет сменилось три президента, пять генпрокуроров. Со всеми я разговаривала — они рабы системы, марионетки сил, которые их поставили. И настоящих заказчиков не найдут, потому что работала целая система.
Вот Ющенко клялся, что раскроет это дело, и фактически 30 процентов успеха он в свое время достиг благодаря Гонгадзе. Но зачем же он обещал, если точно знал, что не сможет этого выполнить. Меня часто на улице останавливают львовяне, и признаются, что они в большой обиде на Ющенко. Делом Гонгадзе по сегодняшний день жонглируют. Силы, раскрутившие это дело, держат друг друга на крючке. Одним выгодно, чтобы я жила, другим — чтобы меня не было.
Какую роль, по вашему мнению, в этом деле сыграл Кучма?
Не верю, что Кучма давал приказ убрать сына. Он мог чисто по-отцовски вспылить, как в пленках записано: вывезти за город и снять штаны. Я бы сама так сделала. А кто-то эту ситуацию использовал, все ведь подслушивается. И Георгия использовали. Ему дали возможность говорить, все было спланировано. Это был сценарий, чтобы отстранить Кучму, там были замешаны силы не только отечественные.
«Дело Гонгадзе» стало катализатором Майдана…
Людей на Майдане использовали. Я тоже ездила, стояла с Ющенко на морозе. Зачем я ездила, зачем стояла? Теперь в «помаранчевом» ходят дворники.
Некоторые предполагают, что ваш сын якобы жив. Как вы к этому относитесь?
Я не видела его мертвым. Но десять лет — большой срок, он бы дал уже о себе знать. Хотя… Может, его упекли куда-то в психбольницу, и он забыл, кто такой, потерял память. Неугодных ведь когда-то держали в лечебницах для душевнобольных. Я всегда была готова, что с ним что-то может случиться. Но я не была готова, что его используют. Плакала: сыночек, на кого ты меня оставишь? А он: «Если не я, то кто? У тебя пенсия 85 гривен (в те годы такая была), а таких, как ты, 90 процентов. Остальные 10 процентов жируют».
