Представитель МИД России Сергей Рябков:«Россия не видит причин для расширения НАТО»

Автор: Алексей Бык, Glavred

05.06.07 13:25

2450

Отношения между Россией и Европой сегодня переживают очередной кризис На фоне заявлений Владимира Путина о сползании Украины к тирании и обещаний навести ракеты на Европу трудно поверить в миролюбивость российской внешней политики. О новых приоритетах российской дипломатии "Главреду" рассказал директор Департамента общеевропейского сотрудничества МИД РФ Сергей Рябков. Как бы вы сформулировали главные проблемы в отношениях России с Европейским Союзом? Сотрудничество и связи с Евросоюзом у нас без преувеличения уникальны по глубине и масштабам. Объем торговли у нас в прошлом году превысил 250 миллиардов долларов – это огромный показатель. Инвестиции нарастающим потоком идут, их счет идет на десятки миллиардов тоже, причем мы начинаем инвестировать в экономику Евросоюза. Базу отношений составляет Соглашение о партнерстве и сотрудничестве(СПС), которому скоро исполнится десять лет, и так называемые «дорожные карты» по четырем общим пространствам – это экономика, внутренние дела и юстиция, внешняя безопасность и гуманитарные вопросы. То есть весь спектр отношений перекрывается этими документами. В рамках реализации СПС и «дорожных карт» у нас запущено уже тринадцать диалогов. Ми имеем по два саммита на высшем уровне в год, периодически проводятся встречи правительства Российской Федерации и руководства ЕС. То есть очень многослойный такой пирог, который как ромом пропитан конкретикой сотрудничества. Есть у нас отдельные крупные темы, которые касаются, в частности, визового режима. Мы с первого июня ввели в действие соглашение об его упрощении, согласно которому для дипломатов визы отменяются вообще, облегчается возможность получения виз для ряда других категорий граждан, снижается стоимость визы. Это первый шаг на пути к безвизовому режиму, о чем мы тоже договорились. Есть группа вопросов, относящихся к обеспечению адекватного функционирования Калининградской области в составе Российской Федерации – все это отрабатывается, и результаты саммита в Самаре в этой части воодушевляют. Они показали готовность ЕС конструктивно работать по Калининграду вместе с нами. Но у нас есть огромная область, где проблемы остры. Эти проблемы главным образом, на наш взгляд, связаны с эгоистическим стремлением Польши и некоторых других стран Евросоюза из числа новичков повысить в шкале общеевропейских приоритетов свои собственные интересы, которые они имеют в отношениях с Россией. То есть какие-то свои представления о том, что должно происходить на российском направлении, эти страны пытаются навязать Европейскому Союзу как организации. Здесь мы сталкиваемся с проблемой внутренней солидарности, когда ЕС в целом не критично подходит к позиции этих стран. Выражением такого подхода является, по сути, тупиковая ситуация, сложившаяся по вине Польши вокруг подписания договора Россия-ЕС. Но Польша была не одна, Литва занимала подобную позицию! Мы слышали высказывания литовских политиков, но одно дело высказывания, а совсем другое – конкретные решения, принятые в Польше и навязанные в качестве общей линии всему Евросоюзу. Хотя, конечно, Литва входит в ту группу стран, о которой я уже говорил. Вы считаете, что подписание нового соглашения между Россией и ЕС под угрозой? Я со всей ответственностью заявляю, что действующее Соглашение о партнерстве и сотрудничестве, формально истекающее 1 декабря текущего года, будет продлеваться. В нем есть статья, согласно которой, в отсутствие иных решений, соглашение продлевается на год. То есть мы не делаем никакой трагедии из того, что не начали переговоров о новом соглашении, в отличие от Украины, у которой, как я понимаю, этот процесс идет весьма энергично. Мы не считаем, что здесь есть повод для каких-то экстренных шагов с целью выведения ситуации из ее нынешнего состояния. Мы не считаем себя ответственными за возникновение этой ситуации, вся ответственность полностью лежит на Евросоюзе –прежде всего, конечно, на Польше, но и на Еврокомиссии, на председательстве, которые не сумели найти выход из ситуации. Когда будет выработана реалистичная основа для решения проблемы польского мяса – тогда мы будем готовы свою часть пути пройти и переговоры, как я надеюсь, начнутся. Но спешки нет, это не задача выполнить пятилетку в четыре года или построить мост к двадцать пятому съезду партии. Есть реальные интересы, реальная политика. Сколько нужно времени для того, чтобы ЕС созрел до понимания этого факта, столько и пройдет. Проект новой европейской конституции предлагает решения внутри ЕС принимать простым большинством. Это ограничит возможности, например, Польши влиять на позицию Евросоюза. Как вы оцениваете такое предложение? Я не хотел бы давать публичные оценки этого документа. Мы с интересом следим за развитием дискуссии в этом вопросе и видим огромные усилия, которые прилагает германское председательство для того, чтобы выработать альтернативу той Евроконституции, которая оказалась отвергнутой большинством населения в известных государствах. Мы не считаем, что вопрос решен или предрешен, то есть определенный процесс еще нужно пройти, прежде чем документ будет принят. Наверное, к этому все идет, и это означает, что ЕС преодолевает кризисную ситуацию. Это поможет структурам Евросоюза сосредоточиться на других темах, которые немножко забуксовали. Я думаю, что есть компромисс, и он будет найден в конечном счете – он устроит и большие, и малые страны. То есть это будет определенный баланс интересов, выверенный, выстраданный, а оттого жизнеспособный. Недавно министр обороны Литвы заявил о готовности разместить на территории страны системы американской противоракетной обороны. Какова будет реакция России? Я видел сообщения информагентств на эту тему. Я не берусь судить, насколько достоверно слова министра обороны были воспроизведены, могу только сказать, что любые появления элементов ПРО в Европе, в любом месте, означает большие испытания для стратегического баланса. Мы об этом говорим применительно к Польше и Чехии, и это в равной степени касается других стран. Хотя наши специалисты утверждают, опять- таки, что если бы эти элементы размещались в странах северного Средиземноморья, то тогда география работы и перехватчиков, и радиолокационных станций более соответствовала бы заявленной политической цели – возможному парированию ударов с иранского направления. Здесь есть еще один набор аргументов, и их необходимо сразу же привести. Сама оценка угрозы с этого направления, на наш взгляд, ошибочна. Не будет и не может быть в ближайшие десять-пятнадцать лет у Ирана, как и у Северной Кореи, технологий, которые оправдывали бы создание сейчас такой стратегической системы перехвата. Ну не может Иран создать ракеты такой дальности, для перехвата которой потребовалась бы такая система. А значит – против кого могут быть нацелены эти ракеты? Кто в этом регионе обладает такими технологиями? Ну, обладает, наверное, Украина, в свое время добровольно отказавшаяся от своего потенциала. Кроме нее – Российская Федерация, Китайская народная республика. Это сложная тема, она вся насквозь техническая и она же предельно политическая. Мы не принимаем на веру эти аргументы и хотим предостеречь всех в Европе от такого легкомысленного отношения к этому сюжету, потому что это очень далеко идущие последствия может иметь. Например, какие? Я не имею ввиду последствия в виде каких-то прямых ответных мер, хотя, если все так пойдет, о них придется вести речь через какое-то время. Я имею в виду политические последствия. На самом пике «холодной войны», в конце шестидесятых-начале семидесятых годов, в Москве и Вашингтоне поняли, что противоракетные системы – это крайне дестабилизирующий элемент. И поэтому был заключен договор по ПРО – согласились оставить два района их размещения, которые к тому времени уже были созданы, вокруг Москвы и вокруг базы американских баллистических ракет. Каждая страна выбирала, что ей важнее и дороже. (смеется) Но новые не создавались районы, потому что ощущение защищенности само по себе повышает соблазн использовать свое оружие, не обязательно ядерное, но по стратегическим целям другой стороны. А сейчас мы видим совсем другую ситуацию, когда на протяжении последних лет размылись прежде четкие границы применения силы. Сейчас есть много ситуаций, когда сила применяется не в ответ на агрессию, не по решению Совета безопасности ООН, а по соображениям морально-этического свойства, гуманитарного вмешательства, предотвращения этнической чистки – чего угодно. То есть, если вот эту всю снять оболочку, - по политическим соображениям отдельных государств. Это опасная тенденция. И если технологически эти самые государства окажутся в состоянии парировать какую-то угрозу – это само по себе развязывает им руки и дает возможность еще шире оперировать собственными военными ресурсами, что деструктивно для международной системы отношений, на наш взгляд. Владимир Путин заявлял, что Россия может выйти из Договора об ограничении обычных вооруженных сил в Европе. Как это повлияет на отношения с Европой? Здесь есть несколько моментов. Во-первых, мы еще не объявили о том, что мы приостанавливаем выполнение договора. Президент заявил в послании к Федеральному Собранию о том, что этот вариант будет реализован, если процесс консультаций, который продолжается, не приведет к искомому для нас результату. Таким результатом является ратификация адаптированного договора натовскими и всеми остальными странами. Адаптированный договор тоже не идеален. Но он, во всяком случае, гораздо дальше продвигает дело контроля над вооружениями в Европе от момента, когда заключался изначальный договор 90-го года – абсурдный во всех отношениях на сегодня. То есть спустя семнадцать лет ничего из того, что обосновывало бы именно такие «потолки», именно такие ограничения и именно такие режимы в данной сфере, уже не существует. Поэтому мы и говорим, что давайте все-таки посмотрим правде в глаза и определимся: или нам всем важнее сохранить договор, ратифицировать его адаптированную версию, как это уже сделала Россия, или же мы, как это делают сейчас страны НАТО, задачу ликвидации присутствия российских вооруженных сил в Приднестровье в количестве нескольких сотен человек, оставленных там для охраны складов, поставим выше самого договора. То есть мы должны, пренебрегая судьбой договора, убрать последних военных пенсионеров из Грузии и Приднестровья, и лишь тогда начнется процесс ратификации. Мы все годы шли по пути, связанному с наращиванием требований к нам. Поэтому мы и сейчас не имеем никакой уверенности в том, что после выполнения Россией этих требований не появятся новые. И натовские страны нам так и не смогли сказать, где граница полного выполнения обязательств. В марте бывший президент Польши Александр Квасьневский заявил, что Россия вступит в НАТО еще раньше Украины. Как вы можете прокомментировать такое мнение? (смеется) Ну, если бы это было так, уверяю, мы не возражали бы против вашего вступления туда. Но мы не видим причин для расширения НАТО. И для себя таких причин не видим, и не можем понять, почему для других это так важно. Поэтому, мне кажется, это немножко не соответствующее реально происходящему понимание той политики, которую проводит Москва, со стороны бывшего президента Польши. Мы не будем ставить цель вступления в НАТО, для этого нет никаких оснований.