Последние события в Украине показывают, что на Юго-Востоке Украины (подконтрольная Украине часть Донбасса, Харьковская, Днепропетровская, Запорожская области, а также причерноморские регионы — Херсон, Николаев, Одесса) переживают период глубинной перезагрузки ценностных ориентиров. Шок после событий 2014 года и идеологическая разбалансированность людей, в подавляющем большинстве своем не принимающих «идеалы Майдана» и ушедших во «внутреннюю эмиграцию», постепенно уходит в прошлое. Жизнь продолжается. Страх перед «патриотами» и «националистами», зачастую воспринимаемыми в качестве карателей, отошел на второй план. Майдан так и не заставил Восток и Юг Украины «влюбиться» в себя, а падение экономических показателей, тотальная деиндустриализация, «украинизация с кавалерийского набега», эксперименты в гуманитарной сфере, самодурство властей, выдаваемое за реформы, а также окончательная потеря Украиной суверенитета (выдаваемая за стратегическое партнерство с евроатлантическим сообществом) заставили жителей Юго-Востока искать свой путь и свои ориентиры в новой системе координат, сложившейся после 2014 года.
До Майдана Украина развивалась как продукт баланса двух концепций — западной («галицкой») и юго-восточной. Западная концепция предвидела построение унитарного, в идеале моноэтнического и монолингвистического государства с четкой ориентацией на Европу и последующей интеграцией в Евросоюз. Юго-восточная концепция рассматривала Украину как государство полинациональное, в идеале двуязычное и многокультурное, если не федеративное, то точно с дифференцированным подходом к полномочиям регионов, во внешней политике ориентированное на поддержание связей с Россией и другими государствами бывшего Советского Союза. Галицкая экономическая модель говорила о необходимости развития в Украине малого и среднего бизнеса, частной инициативы как основы экономики (естественно — промышленный потенциал Украины был естественным тормозом на пути интеграции в ЕС, так как не вписывался в систему распределения труда в рамках единого европейского рынка, к тому же на Западе Украины к 2014 году крупные промышленные предприятия, построенные во время СССР, практически перестали существовать). Юго-Восток, сформировавшийся как индустриальное сообщество, говорил о крупной промышленности как о локомотиве экономики. Запад Украины развивался в парадигме «австро-польской» политической этики с опорой на традиции, Юго-Восток был классическим примером шпенглеровского «плавильного котла», в котором происходит нивелирование всех этнических и национальных особенностей.
При этом Юго-Восток на протяжении первых 20 лет независимости неоднократно предъявлял претензии на осуществление власти в стране. Эти претензии подкреплялись несколькими факторами. Во-первых, регион справедливо указывал на свою роль в наполнении государственного бюджета: если мы кормим страну, значит, мы должны заказывать музыку; при этом стратегия развития Украины ля юго-восточных элит носила характер скорее четкого бизнес-плана, нежели пространного документа с отсылкой к авторитету классиков и корифеев. Во-вторых, здесь с советских времен сформировались несколько управленческих школ — донецкая, харьковская, днепропетровская, отчасти одесская, — с опытом аппаратных игр не только на общеукраинском, но даже и на общесоюзном уровне. В-третьих, «лихие девяностые» с переделом некогда «народной» собственности привели к созданию в этом регионе мощных финансово-промышленных групп, базированных на промышленном потенциале (то, чего не было на Западе Украины). Синтез этих факторов и привел к тому, что к 2010 — 2013 годам положение юго-восточных элит на киевском уровне казалось незыблемым и непоколебимым.
Победа сторонников «галицкой» концепции (ресурсно несравненно более слабых) стала возможной благодаря несколькими моментам. Во-первых, это поддержка со стороны трансатлантических структур, которые легитимизировали Майдан и без которых победы Майдана не было бы (любой переворот требует международного признания, запад обеспечил лидерам Майдана легитимность, а экстремистским элементам — реабилитацию). Во-вторых, предательство со стороны части юго-восточных элит, негласно перешедших в лагерь сил Майдана и даже консультирующих Майдан; в-третьих, излишняя самоуверенность юго-восточных элит в своей силе и недооценка возможностей Майдана; в-четвертых, политические ошибки Януковича (в том числе и то, что он пошел на переговоры с Майданом, таким образом обеспечив его субъектность как политической силы).
За прошедшие семь лет многое изменилось и переосмыслилось. Юго-Восток «не окрасил себя в те цвета, в которые он себя окрасил», как говорил известный украинский мастер слова и классик современной политической мысли. В электоральном плане «постмайданные» партии так и не стали «своими» для Юго-Востока. Можем сравнить результаты двух избирательных кампаний — 2012 года (во времена Виктора Януковича) и 2019 года (последняя парламентская кампания). В 2012 году условные национал-демократические силы («Батькивщина», УДАР, «Свобода» и «Наша Украина»), позже сформировавшие ядро Майдана, показали следующий суммарный результат в юго-восточных областях: Днепропетровская — 38,6%, Донецкая — 11,61%, Запорожская — 31,59%, Луганская — 11,77%, Николаевская — 34,33%, Одесская — 33,05%, Харьковская — 32,37%, Херсонская — 40,76%. Прошло семь лет. Прошли Майдан, разгар войны на Востоке, широкомасштабные пропагандистские кампании в стиле «Армія. Мова. Віра», борьба с российским влиянием, «украинизация», террор праворадикальных группировок и т.д. Совокупный результат постмайданных партий на выборах в июле 2019 года («Европейская солидарность», «Батькивщина», «Голос», Радикальная партия Олега Ляшко, Движение новых сил Михеила Саакашвили, «Украинская стратегия» Владимира Гройсмана) показала следующий результат: Днепропетровская область — 12,79%, Донецкая область — 8,15%, Запорожская — 15,39%, Луганская — 9,33%, Николаевская — 14,99%, Одесская — 12,7%, Харьковская — 15,34%, Херсонская — 20,61%.
Одновременно у Юго-Востока не появилась и своя политическая сила, на которую регион однозначно бы равнялся. Ранее таковой силой была Партия регионов, которая сегодня сошла с политической арены. Некоторое время на роль объединяющей политической силы претендовал Оппозиционный блок, но после раскола партии в ноябре 2018 года эту нишу попыталась занять Оппозиционная платформа «За жизнь». Однако партия оказалась скорее симулякром, существенно подменяющим понятия. ОПЗЖ рассчитывала не столько на то, чтобы стать репрезентантом Юго-Востока (то, что первоначально декларировал Оппозиционный блок в 2014 году), а на то, чтобы стать представительницей пророссийских настроений в Украине. Но ведь суть в том, что для Юго-Востока определяющим является не столько фактор России, сколько фактор собственного развития и фактор реванша в страновом измерении юго-восточной концепции развития Украины. Иными словами, возвращение к статус-кво 2013 года, когда было понятно: вот- экономическое развитие, вот — трансформация экономических показателей в социальные, вот — комфортная жизнь, при которой никто не указывает, на каком языке стоит разговаривать, в какую церковь ходить и кого из исторических персонажей считать «правильными». Для лидеров ОПЗЖ стремление продемонстрировать свою возможность встретиться с В. Путиным стало большей целью, чем желание встретиться с рядовым избирателем.
Таким образом, постепенно ОПЗЖ заняли нишу, ранее занимаемую Коммунистической партией Петра Симоненко: пророссийский, преимущественно левоориентированный электорат Юго-Востока Украины, с доминированием возрастной категории 45+, преимущественно с низким уровнем доходов (как показывают социологические данные центра «Социс», проведенные в июне 2019 года). Такие себе коммунисты без Маркса, но с деньгами и телеканалами (материальные и медиаресурсы сыграли свою роль, и «коммунистическую» базу удалось расширить с 10% в общеукраинском масштабе до 17%, достигнув своеобразного электорального потолка). ОПЗЖ и КПУ сближал еще один существенный фактор: это были партии ностальгирующих — коммунисты ностальгировали по временам СССР, «За жизнь» — по временам до Майдана 2014 года. «Поток сознания» обеих политических сил (по А. Бергсону) был направлен в прошлое, но не в будущее. Концепция будущего и у КПУ, и ОПЗЖ была довольно размытой. Лидеры КПУ при Кучме — Ющенко — Януковиче и лидеры ОПЗЖ при Порошенко (а некоторые — и при Зеленском) занимали соглашательскую позицию и тайно пытались встроиться в систему, зачастую подыгрывая власти.
К тому же добавилась проблема внутрипартийной конкуренции за лидерство. Носителем рейтинга в партии изначально был Юрий Бойко, в 2019 году баллотировавшийся в президенты Украины и продемонстрировавший третий результат (после Владимира Зеленского и Петра Порошенко). Однако партийная структура создавалась «под Медведчука» и группа Бойко-Левочкина в партии чувствовала себя откровенно на вторых ролях, что называется, «в приймах».
Реальное отсутствие на Юго-Востоке политической силы, которая представляла бы реальные интересы промышленного Юго-Востока — не России, не крупных финансово-промышленных групп, не «обиженных» и «ностальгирующих», а именно региона — породили тот вакуум, который в 2019 году был заполнен голосованием за Владимира Зеленского и партию «Слуга народа». Голосование за Зеленского и СН было не отнюдь не протестным. Это был скорее вызов: Юго-Запад, давший львиную дол голосов за Зеленского, напомнил о том, что он есть и он может влиять на политические процессы в стране. К тому же голосование за Зеленского стало своеобразным политическим и электоральным ответом на Майдан. Получив поддержку Юго-Востока, Зеленский не стал президентом Юго-Востока. Ровно так же, как и партия «Слуга народа» не стала юго-восточной партией.
Социология показывает, что отток голосов от Зеленского и партии СН не приводит к росту рейтингов ни одного из политиков или политических сил. Голоса избирателей уходят «в никуда». Наибольшее (в процентном отношении) количество голосов уходит к Юлии Тимошенко и «Батькивщине», но в сравнении с электоральным потенциалом Юго-Востока это — всего лишь капля в море. Очень небольшой прирост наблюдаем у ОПЗЖ — но опять же это очень условный и ситуативный прирост. По сути, у Юго-Востока сегодня нет своего политического проекта — такого, каковым была Партия регионов.
На местных выборах 2020 года Юго-Восток проголосовал преимущественно за местные проекты. Миф о тотальной поддержке ОПЗЖ разбился буквально сразу же после выборов, когда оказалось, что партия не смогла получить ни одного своего мэра в более-менее значимом городе региона (казус Константина Павлова в Кривом Роге не является исключением: Павлов победил не благодаря своему вступлению в ОПЗЖ практически во время избирательной кампании, Павлов победил благодаря тому, что является ставленником самого могущественного криворожского клана — Вилкулов, не имеющего ничего общего с ОПЗЖ). Попытки возглавить областные советы в регионе также потерпели фиаско. Последние во времени выборы (март 2021 года) на 50-м округе в Донецкой области показали: кандидат от ОПЗЖ был вынужден снять свою кандидатуру, поскольку социология демонстрировала максимум 6% поддержки (формально был озвучен другой повод, более человечный и позволяющий сохранить политическое лицо).
Налицо готовность Юго-Востока голосовать за местные проекты. И «Порядок», и Блок Бойченко, и Блок Кернеса «Успешный Харьков/Успешная Харьковщина», и «Пропозиция», и «Доверяй делам» это все местные политические проекты, показавшие тотальный успех на местных выборах. Вообще выборы 2020 года показали склонность электората делать ставку на харизматичных мэров — не зависимо от региона (запредельные результаты мэров от партии «Свобода» на Западе Украины и более чем весомые результаты мэров на Востоке и Юге страны заставляют задуматься о новых политических тенденциях).
В начале «нулевых» проект Партия регионов стал не столько продуктом деятельности Донецкой элиты, сколько результатом синергии нескольких региональных групп элит — донецкой (Виктор Янукович), луганской (Александр Ефемов), харьковской (Евгений Кушнарев) и днепропетровской (Николай Швец). Именно это объединение дало в результате самый успешный юго-восточные проект — Партию регионов. И проект развивался до тех пор, пока идея (расширение прав регионов в противостоянии с централизаторской политикой Киева) не отошла на второй план, уступив место корпорации партийных бюрократов, пришедших к власти в Киеве и напрочь забывших об изначальных обещаниях и стремлениях. Как только Партия регионов стала партией власти, она сразу же превратилась в антипода самой себя, что и предопределило ее дальнейшую участь.
Есть надежда, что Юго-Восток сумеет не только дать новое качество политического проектирования — и на основе хорошо забытой, но ныне востребованной идеи усиления роли регионов, и на основе выработки антитезиса по отношению к затухающему «Майдану» с его довольно шумными, но абсолютно пустыми и импотентными политиками, и на основе концепции мира и компромисса внутри Украины, и на основе понимания необходимости возрождения промышленного потенциала и экономики в целом, в конце концов, на основе собственного понимания необходимости борьбы за возрождение суверенитета Украины, достижения ее субъектности, против новых форм зависимости.
Ныне существующие политические проекты и политики, претендующие на голоса региона, не могут справиться с этой задачей — опять же, по причине отсутствия концепции будущего либо из-за склонности ставить интриги выше стратегических задач. Новый политический проект возможет только как результат объединения усилий региональных элитарных групп.
Состоится ли такое объединение? Запрос в обществе есть. Дело за политиками.
По материалам Фонд «Украинская политика»
-1.thumb.jpg)
