Когда-то моя подружка сказала гениальную по своей простоте фразу: «Когда одуванчик тянется к Солнцу, просыпается желание жить». Почему-то всегда, когда мне доводилось встречаться с Александром Турьяном, у меня всегда возникало ощущения, что я тот самый одуванчик, а Солнце… – вот оно.
Турьян – человек разносторонний и непредсказуемый. Он не только возглавляет когда-то единственное в Украине детективное бюро «Искра», но и профессионально занимается журналистикой. Долгое время работал криминальным журналистом. Именно Турьян был одним из создателей таких программ, как «Ракурс», «Черный квадрат», «Правочин», «Ситуация» (тогда еще только радиоверсия «Магнолии TV»), «Стресс» (ночная программа криминальной хроники на 7-м канале). Сейчас работает на телеканале НТН в программе «Свідок».
Александр Владимирович, ваша деятельность во многом напрямую связана с органами милиции. Что изменилось с приходом новой власти. Расскажите, как Вам работается с милицией – бывшей и сегодняшней?
С бывшей работалось очень, очень хорошо! С нынешней – гораздо сложнее. Почему? Это не будет секретом, что у руководства в настоящий момент, мягко выражаясь, непрофессионалы. Например, показывали по телевидению, как губернатор Черниговской области, бывший депутат Верховного совета сбил своего же избирателя. Куски разлетелись в разные стороны... И сидит министр МВД, лейтенант запаса Юрий Луценко говорит: «Я не знаю цю людину, бачу її перший раз». Они вместе были в депутатском корпусе! И как это, министр внутренних дел не знает губернатора близлежащей области? Из нас просто делают идиотов.
Раньше было, я спокойно подъезжал к милиционеру, допустим, ДТП, как сыщик или как журналист, милиционер рассказывает тебе, что произошло. Сейчас сунься только, могут и рявкнуть «Камеру заберите!» На каком основании? Есть статья 171 Уголовного кодекса «Препятствование профессиональной деятельности журналиста». Он может ничего не говорить, но запретить нам снимать, предположим, то же ДТП, он не имеет права.
Поэтому сейчас при новой власти – тяжело, очень тяжело. Во-первых, «Не подходи, иди к начальству, есть центр общественных связей, иди к ним!». И так по всем вопросам. Старое руководство, независимо при каком министре, что при Кравченко, что при Смирнове, что при Билоконе, информацию не дозировало. Те же заместители министров, начальники главков, Петр Никитич Опанасенко, одно время был начальник главка розыска, потом замминистра внутренних дел, тот же Александр Ильич Савченко – начальник департамента гражданской безопасности – это были открытые люди. Они не разглашали «военные» тайны, но они были заинтересованы в раскрытии преступлений, в обеспечении общественного порядка, на тех же массовых мероприятиях.
Когда в 2000 году была резня во время Дня молодежи на Певческом поле, да если бы не мои сотрудники, зачинщиков поножовщины не задержали бы просто-напросто. И это как то поощрялось теми же начальниками управлений, начальниками главков, заместителями министра, министром. У меня часы есть именные. Не все действующие сотрудники МВД имеют именные часы. А сейчас это как-то… Все боятся за свою жизнь, за свое место, поэтому сейчас работать очень и очень сложно. Информации практически вообще никакой нет.
То есть они отказываются с вами сотрудничать?
Фактически да. Поэтому сейчас основная задача по частному сыску – это дети и брачные контракты. Кстати на западе брачные контракты – это фактически 90% дохода всех частных сыщиков. А у нас, если нет брачного контракта, или нет адвокатского запроса, можно залететь по трем статьям сразу: нарушение прав человека – раз, вмешательство в личную жизнь – два, незаконная слежка – три.
Как Вы, кстати, относитесь к расследованию резонансных дел, которыми сейчас так рьяно занимаются и МВД, и Генпрокуратура?
Негативно. Например, та же история с самоубийством бывшего министра МВД Юрия Федоровича Кравченко. Кстати, интеллигентнейший был человек, умный, мы с ним неоднократно встречались. То есть казалось бы, где он и кто я? Да, я директор Киевского ДБ «Искра», но я частник, а он – генерал-полковник, а потом генерал армии. Но он бывал на концертах, которые мы обеспечивали. Притом, он никогда не ходил на каких-то там «звездулек» типа Киркоровых. Он ходил на солидные мероприятия: Юрий Башмет, Спиваков, имперский балет Майи Плесецкой, Ленинградский балет Писарева, Монсерат Кабалье, Пьер Ришар.
Я беру интервью у заведующего кафедрой судебно-медицинской экспертизы, профессора, доктора наук, то есть человека, который учил всех наших судмедэкспертов. Он и сидит там же, в морге на Оранжерейной, дает он мне информацию, а потом на пресс-конференции у замгенерального прокурора Шокина спрашиваю: «Вот светило утверждает, что 99% при тех повреждениях, которые были при первом выстреле, Юрий Федорович не мог себе выстрелить второй раз». В это, кстати, не верит никто из «стариков». На что мне господин Шокин отвечает: «Ну один же відсоток є? Експерти зробили висновок, що він міг». Никто не верит, вы понимаете, и получается так, что кое-кто пытается делать из нас дураков.
И потом. Вначале дается информация одна – что он стрелял из пистолета чешского производства «Чезетта». Выстрел один. Потом бац – выстрела два. А вместо «Чезетта» появляется «Беретта». Несовпадение по времени – замминистра говорит одно, водитель говорит другое. Полный маразм.
Тема, которая, в принципе, ни на одной из пресс-конференций не поднималась, чисто случайно в интернете появилась информация, что по сей день нету протокола осмотра места самоубийства Кравченко, что все есть на видеокассете, а протокола нет. Господин замгенпрокурора Шокин собирает пресс-конференцию, я ему задаю вопрос: «Это те самые понятые, которые…?». «Да, это те самые понятые». «Но протокол допроса отпечатан?». Комментариев никаких.
Я нахожу понятых, хотя их фамилии нам не сообщались. Приезжаю, беру интервью:
- Как все начиналось?
- Ну, вот нас позвали, мы были на охране этого массива «Золотые ворота».
- Что у следователя было в руках?
- Папка, бумага, ручка.
Я говорю: «А печатная машинка?»
- Какая печатная машинка?
Я у него потом спрашиваю: «Сколько раз вы подписывали протокол?»
- Дважды.
- Когда и как?
- Первый раз – от руки написанный, а на второй день нас вызвали в областную прокуратуру, где нам дали отпечатанный и мы его подписали.
Один говорит - на второй день, второй мне говорит – на третий день. Говорю, вы сверяли протоколы? Да, сверяли. Все слово в слово? Да.
И тут всплывает такой факт. Я спросил «Что вы увидели, когда вы вошли?» Ответ как выстрел – «Лужа крови, окровавленный министр, под стулом лежит пистолет, ДВА ПАТРОНА!» Я переспрашиваю: «Две гильзы?» Нет, два патрона. Гильзы нашли потом, они были там, где и положено – справа от тела. Я еще раз спрашиваю, какие два патрона? Ну, как, целые нормальные два патрона, с непробитым капсюлем…Чего бы это?
То есть, это что получается, что самоубийца, перед тем, как в себя выстрелить, дважды передергивал затвор, сбрасывал пули? Зачем?
Понимаете, Юрий Федорович был профессионал, он прошел от лейтенанта до генерала армии все ступени, работал и опером и в 7-ом управлении и в УБОПе. В жизни не поверю, что он мог застрелиться ИМЕННО ТАКИМ СПОСОБОМ - ДВА ВЫСТРЕЛА...
Я как законопослушный человек при наличии официальной версии – самоубийство, обязан верить этой информации. Но, как человек думающий, не верю. И я не одинок в этом.
По поводу дела Гонгадзе. В одном из интервью мама Гонгадзе Леся сама сказала: «Это, они, что, делают из нас идиотов?». Кравченко дважды сам в себя стрелял. Пукач Гонгадзе ремнем удушил. И эти все заявления: «Следствие закончено, надо только провести экспертизу». Сколько можно проводить экспертизу. Это первое. Свыше пяти лет они эту экспертизу проводят. А второе –весьма сомневаюсь, что генерал Пукач, тоже профессионал высшего класса, в свое время работавший начальником 7 управления, мог душить Гонгадзе. А уж более того, что Пукача найдут и задержат…
В свое время, когда только начинался кассетный скандал в 2000 году, велась дискуссия, можно ли подслушать президента? Президента можно подслушать только в двух случаях. Первый случай – это когда человек сидел бы в кресле самого президента, потому что там система подавления что цифровых, что аналоговых диктофонов. Или – это сама служба. А эти рассказы про диктофон под кушеткой, под пуфиком – такая все ерунда.
И еще. Когда только начались эти скандалы с пленками, тогда у меня уличное телевидение брало интервью, я сказал: «Вы знаете, что если бы мне тогда, в 2000 году поручили бы кого-то убрать, то тело просто бы или не нашли вообще никогда, или человек бы пришел, вдруг ему бы стало плохо, сердечный приступ, и сразу или в течение 2-3 дней он бы умер. И никто бы никогда не заподозрил бы…». Я бы смог это делать, вопрос – хочу ли я это делать? Нет, не хочу естественно.
Поэтому я еще тогда говорил, когда начался этот кассетный скандал, что если бы суд был при той власти, я бы поверил приговору суда. При нынешней власти, я «оранжевой Фемиде» не поверю.
Александр Владимирович, во время «оранжевой революции» Вы, как говорится, были в гуще событий. Ваши ощущения от происходившего?
- В «оранжевой» революции я участия никакого не принимал. Во-втором и третьем туре я голосовал против всех. Я не умею в течение суток или месяца менять свои принципы.
Но в то же время, как человек, привыкший работать в толпе, могу сказать только одно – было страшно. Когда только начинался Майдан (стягивали скамейки, чтобы делать баррикады, делали ограждения), я поехал на съемку. Мы прошлись сквозь толпу от Октябрьского дворца до Майдана, потом вышли к Дому профсоюзов. У меня почему-то тряслись руки.
И потом, почему-то в Киеве участилось количество самоубийств. На два из них я выезжал. В то время за 8 дней было 9 самоубийств, три зафиксированных. Одно я снимал на Урицкого, когда чудак висел на 16-м этаже, причем закрылся с дочкой, жена не может к нему попасть, «Павловка» приехала, милиция и кричал: «Если Ющенко не войдет сегодня в кабинет, я выброшусь с 16-го этажа». Только в больнице Павлова было за эти 8 дней зафиксировано 24 анонимных обращения, что люди готовы покончить жизнь самоубийством. Я не знаю, что это было – какое-то влияние, или «наколотые апельсины», - не знаю, но атмосфера была очень мрачной.
- Не хотелось бы заканчивать на такой грустной ноте. Не могли бы Вы рассказать о каких то веселых или курьезных случаях из вашей практики?
- По поводу частного сыска – веселых случаев не было, нет и не будет. Ко мне как к частному сыщику, люди с радостью не приходят. Люди приходят с какой-то своей проблемой, с какой-то своей болью, с какой-то потерей.
Могу рассказать веселую историю из концертной деятельности. Например, «Как я Филе отомстил через 7 лет».
1993 год. Филипп Бедросович приезжает в Киев на концерт. Едем из аэропорта по Бориспольской трассе, где-то в районе моста Малая Александровка, вдруг:
- Остановите машину!
- Филипп Бедросович, что случилось?
- Остановите машину! Замените водителя!
- Как, где, что, почему?
- Замените водителя!
- Что случилось?
- Я с этим водителем не поеду.
Это еще до того, как ему не подали лимузин к трапу, до того, как он отбросил журналистку «Бульвара», до Ирины Ароян – только-только начинались проблески «звездной болезни».
- Филипп Бедросович, этот водитель возит и Аллу Борисовну, и Иосифа Давыдовича, и Валерия Яковлевича (Леонтьева). Этот водитель с нами работает постоянно.
- А я не поеду.
- А где же я Вам возьму водителя?
А мобилок тогда не было. Были эти ящики, огромные, которые стоили тогда как машина. У него ее нету. Если у Киркорова нету, то что уже говорить обо мне?
- А что же делать?
- Садитесь за руль.
- Вы извините, но во-первых, я никогда не ездил за рулем лимузина – раз. Во-вторых, я не ездил на коробке-автомат, у меня машина другого класса. Я привык ездить на «Джипах» с механической коробкой передач.
- Значит будем стоять, пока нас не начнут искать.
Водитель говорит мне: Так садитесь за руль.
- Но как?
- Не переживай, я же рядом.
Пока мы доехали до гостиницы «Днепр», у меня в мыле была не только спина. Правая рука у меня была красная, потому что я все время тянулся ею по привычке переключить передачу. На что водитель, сидевший справа от меня, бил меня постоянно по руке. А левой ногой я все время пытался найти педаль сцепления. Вечером мы подняли в лимузине стекло, задернули шторку, и он с этим водителем отъездил прекрасно еще два дня.
После того случая, сколько раз мне не предлагали обслуживать концерты «сказочного героя», я зарекся, с ним больше не работал, хотя предложения были. Почему «сказочного», знаете? А.С.Пушкин «Сказка о рыбаке и золотой рыбке». Как старуха называла старика? Она ему говорила: «Дурачина ты, просто Филя».
2000 год. Как в той сказке, «прошло семь лет». Ялта. Концерт Аллы Борисовны. Как раз тогда прошли слухи, что его видели в компании с мальчиками, было такое в прессе. Мы работаем на концерте Пугачевой. И он приезжает.
Отработали концерт. Я подхожу к Пугачевой, спрашиваю: «Алла Борисовна, как будем выходить? Стоят еще три Мерседеса, ваш у «парадки», два «страхуют» с запасных ходов. Если Вы хотите, мы можем Вас тихо вывести, а потом уже пересядете в свое авто?» Она говорит: «Нет, Вы знаете, будем, наверное, выходить на мой, на котором «АЛЛА» написано, через служебный вход. Но у меня к вам большая просьба. Я должна дать три – максимум четыре автографа. Вы меня поняли?»
Понял. Выхожу (а в Ялте было очень четкое взаимодействие с местной милицией) к местной охране зала «Юбилейный», говорю: «Ребята, ставьте двойную цепь ромбом. Одну цепь – лицом туда, метр интервал, второй замыкаем проход к мерсу».
Первая цепь открылась, три автографа, Алла Борисовна зашла, закрываем вторую цепь. Все – больше ни одной руки. Справа идет ее личный охранник, слева иду я. «Сказочный герой» замешкался на сцене. Мы подходим к Мерседесу. Я открываю дверь, она спрашивает: «А где Филя?» Поворачивается, а он вне замкнутой «зоны», его не пропускают. Такая трогательная сцена: «Филипп…». А он ей так: «Алла…». Цепи стоят, смотрят на меня, ждут инструкций. Ну, я, как у Моэма, «взял паузу – держи, чем дольше пауза, тем значимей артист». И вот все смотрят на меня, а я держу паузу. Все начинают уже нервничать. По Алле Борисовне так и видно «Ух, сейчас я тебе…»…
Но я действую четко по инструкции. Для меня на данный момент охраняемое лицо была Алла Борисовна Пугачева. «Сказочный герой» был для меня просто ее муж. И я выдаю, после паузы, а прошло секунд наверное 40, громко-громко: «Ребята, мужа Аллы Борисовны пропустите, пожалуйста!». После этого Пугачева посмотрела на меня так: «Ха!». Она садится в машину, он идет, желваки играют, и я понимаю, что если он сейчас не удержится, то может быть инцидент. Но толпа была большая и он не рискнул. Он подошел с той стороны, сел в лимузин, фыркнув так на меня. Ее личному охраннику говорю: «Давай вперед». Я закрываю дверь, она мне говорит: «Большое Вам спасибо! Удачи Вам», с такой улыбкой очаровательной. Вот такая вот история.
- Большое спасибо Вам за интервью. Желаю успехов.
