Недавнее трехлетие начала украинских событий 2013-14 годов, очевидно, прошло в смешанных чувствах. Прежде всего, хотя бюрократическое желание как-то синхронизировать исторические события 2004-2005 и 2013-2014 гг. вполне понятно (в общем-то, действующий президент Порошенко 12 лет назад был самым близким сторонником кандидата в президенты Ющенко), но уж больно не равноценными выглядят два Майдана.
Революция-спектакль, произошедшая в силу сомнений Леонида Кучмы в вопросе о передаче власти, разделившая страну ровно пополам, и драматический процесс, завершившийся свержением изолировавшего себя от общества диктатора гангстерского толка и нападением России на Украину, не являются событиями одного порядка. Кроме того, празднование «начала событий» (когда-то оно, конечно, утвердится) представляется угловатым — режим пал в конце февраля, и именно этот катарсис выжжен в народной памяти (а вот «начало» могло завершиться, как угодно).
Казалось бы, сказанное — детали, но сила символов, как пришлось убедиться за эти три года самым заядлым материалистам, весьма велика.
Поэтому с долей иронии можно предположить, что сторонники даты 21 ноября неосознанно чувствуют, что революция еще далека от завершения. В этом с ними трудно не согласиться — по крайней мере, тем, кто и так стоит на подобных идеологических позициях.
Ведь главными препятствиями для реформ, долженствующих облегчить модернизацию страны и ускорить ее развитие, по-прежнему остаются три.
Первое — это само политическое устройство Украины. С одной стороны, после бегства Виктора Януковича страна вернулась к парламентско-президентской республике, чья Конституция (в редакции 8 декабря 2004 года) была незаконна отменена 10 октября 2010 года с целью возвратить президенту (тогда — Виктору Януковичу) полномочия президента Леонида Кучмы (правда, без временных полномочий 1996-1999 годов).
Украину незаконно превратили вновь в президентско-парламентскую республику, в которой премьер-министр превращался в завхоза, большинство в парламенте могло быть ситуативно-любым, а реальным правительством становилась администрация президента. На практике эффективность парламентско-президентской модели была довольно противоречивой в 2005-2010 годах, однако следует помнить, что главе государства оставили немало блокирующих полномочий и в условиях вражды с любым опирающимся на большинство премьером создавалась ситуация самоподдерживающегося политического кризиса.
Преодолеть такой кризис могло только конституционное большинство. И недолгий период «ширки» регионалов с «Батькивщиной» показал, что с таким большинством работа правительственного механизма идет, как по маслу. Виктор Янукович сделал из этого свой вывод, сначала надавив на Конституционный Суд, затем вернув мажоритарные округа, а в 2012 году попытавшись обеспечить однопартийное конституционное большинство с помощью админресурса, подкупа и маскировки (поддержки в ряде случаев «независимых кандидатов»). Не получилось.
Летом 2014 года парламент (избранный по коррумпированной — в украинских условиях — системе) оставил эту модель выборов в действии. И вот имеем уже второе правительство, часть законопроектов которого (часто важнейших) не способна получить большинства голосов. А так быть не должно: в парламентских демократиях провал предложения правительства означает его автоматическую отставку, а иногда и досрочные выборы.
Это ключевой, но не единственный дефект гибридной республики, ныне действующей в Украине. Ведь получается, что такой парламентаризм может работать эффективно лишь в двух случаях: а) премьер, президент и как минимум 230 депутатов принадлежат к одной политической силе, и в ней нет альтернативных групп влияния (а это почти невозможно) и б) парламент окружен вооруженными людьми, под чьим диктатом и принимает необходимые законы, что отчасти и имело место в 2014 году, и не будь по-другому, Украина, видимо, перестала бы существовать.
Преодоление этого препятствия может состоять лишь в ликвидации дуализма: необходимо оставить либо премьера, опирающегося на большинство в парламенте, либо президента, чья администрация заменяет собой кабинет министров (а президент — премьера) и консолидирует всю исполнительную власть под независимым от нее контролем законодателей и судебной ветви власти. Пока это противоречие не разрешено, вряд ли мы двинемся дальше.
Второе препятствие для быстрой модернизации — это государственный дирижизм буквально в любой сфере («мы поднимем зарплату», «мы урегулируем этот вопрос законом» и так далее), недоверие рыночным, естественным механизмам и, в связи с этим, перекошенная экономическая система в стране. Олигархический монополизм может быть уничтожен только рыночной свободой. Кое-что (и уже в который раз) правительство пробует предпринять (отмена 300 регуляторных актов), но Украина даже не на середине этого пути. Приняты тысячи законов и подзаконных актов, выполнять которые в полной мере затруднительно, если не невозможно, а их экономический эффект удручает (так, украинцы десятками, если не сотнями тысяч регистрируют свои автомобили в других странах, и это только один пример).
Нельзя сказать, что реформ нет или их эффект незаметен. Но по большей части преобразования усиливают государственную роль, а это далеко от воплощения идеалов революции, вызванной как раз окончательным «заболачиванием» деловой (и любой другой) среды при Януковиче, когда во всех мыслимых секторах деятельности уже копошились чиновник или фиктивное госпредприятие, чья едлинственная функция состояла в сборе дани и выводе средств.
Несомненно, иностранная агрессия и связанные с ней удары по экономике сыграли свою роль, но это не означает, что «плохое» государство в экономике можно заменить «хорошим». Перераспределение налоговых средств, оборона и полиция — этих трех функций государству хватит с лихвой. Сеть, частник, юристы, автоматизация — все это гораздо лучше справляется с прочими сферами социальной жизнедеятельности.
Эта дискуссия о роли государства в экономике давняя и сложная, но для Украины, в которой к 2014 году часть госрасходов в ВВП переваливала далеко за половину, в обозримой перспективе путь строительства либерального рыночного капитализма оптимален и очевиден. И, на мой субъективный взгляд, безальтернативен.
Наконец, третье препятствие — это дефицит подотчетности власти. Парламенту вернули полномочия, поделились бюждетными полномочиями с общинами. Насоздавали множество новых органов, а также советов без полномочий. Пока это все... Но современная демократическая система сможет заработать только тогда, когда все ответственные лица снизу доверху будут избираться. Украинцы избирают главу государства, членов парламента, мэров и состав органов самоуправления — это так. А неформально огромной властью обладает, скажем, начальник районной полиции или глава районного (и других уровней) суда, «золотой» остается подпись главы ОГА и РГА. Пока так будет, опять остается надеяться на то, что «добрые» люди сменят «злых». А это — историческая инфантильность.
Поэтому требования о политической ответственности — подотчетности, избираемости судей, шерифов и краевых руководителей будут усиливаться.
Ведь та же судебная система остается непрозрачной вещью в себе: проходящая реформа расширила ее автономию, но не сделала зависимой от общества, интересы которого она призвана обслуживать.
Какие-то из этих препятствий будут преодолеваться избирательными баталиями и циклами смен власти, какие-то — массовыми и «цеховыми» протестами, а какие-то — внешними шоками. Несмотря на все перенесенные страдания, Украина находится только в самом начале пути, не до конца обеспечив все еще даже выламывание из хищного и темного мира гангстеризированной мировой периферии, в которую превратилось постсоветское пространство. Когда момент невозвращения в нее будет пройден, годовщину революционных событий станут праздновать с более спокойной душой.
