Приблизительно с конца 2000-х, вследствие политико-психологических травм, нанесенных глобальным кредитно-ипотечным кризисом, так называемая «не-либеральная демократия» (термин Фарида Закария) стала вызывать беспокойство у ЕС, поскольку неожиданно пожаловала в его собственные пределы. Речь шла в первую очередь о Венгрии 2010 года, где когда-то праволиберальный премьер Виктор Орбан вернулся к власти во главе ультраправоконсервативной коалиции и принялся менять конституцию.
До какого-то момента ситуация в Венгрии считалась аномалией. Но в первой половине 2010-х стало очевидно, что не только настроения, но и политическая культура «новых» стран-членов начинает претерпевать заметные изменения. Причем «зоной поражения» считается именно зона Вышеградской группы — некогда «образцовая» в том, что касалось евроинтеграции, Центрально-Восточная Европа.
Здесь, разумеется, следует отдельно и пристально взглянуть на страны-участницы, которые принадлежали к соцлагерю — просто для того, чтобы выделить проблему. В странах Балтии, на восточных и западных Балканах существуют мелкопартийные политические системы, которые уже преодолели этап так называемого посткоммунизма — господствования альянсов условно левой либо леволиберальной (социал-демократической) ориентации. Такое положение дел явилось логической реакцией на жесткие испытания эпохи внутренней трансформации и адаптации к правилам сосуществования в пределах общего европейского рынка и международного режима ВТО.
Даже условно самые младшие члены ЕС — Румыния, Болгария и Хорватия прошли все эти этапы еще до присоединения к Союзу (это не гарантирует от чего-то похожего на нелиберальную демократию в будущем, но уже является неким фактом).
А вот в Вышеградской зоне наблюдается следующее: правоконсервативные популисты ныне руководят Венгрией и Польшей, Чехия при левоцентристской коалиции имеет «совково-ностальгирующего» президента, который, к счастью, не обладает серьезными полномочиями.
Отдельный разговор — Словакия. Почти десять лет в словацкой политической жизни так или иначе доминирует партия с колоритной аббревиатурой «SMER» (это приблизительно означает «социалистическое направление») под руководством типичного бизнес-комсомольца Роберта Фицо. Вот и недавно, проиграв парламентские выборы (первое место, но с потерей половины мандатов), гибкий Фицо создает коалицию с партиями непротивоположных идеологических предпочтений. Ирония судьбы: последний посткоммунист Вышеграда продолжает свое министерство теперь как противник волны нелиберальной демократии в регионе.
А что же тогда представляет собой нелиберальная демократия? Это приход к власти политических сил демократическим путем — но таких, которые считают возможным и необходимым ограничить некоторые политические свободы. Свободы и права, скажем так, на первый взгляд, совсем не принципиальные, не ключевые. Не основные для большинства.
Так, не (или даже анти-)либеральная стратегия вроде бы не касается судебной системы. Однако эта система однажды начнет действовать под влиянием общественного мнения — к примеру. Нет, это не диктатура. Поначалу...
Почему это произошло в Центрально-Восточной Европе (ЦВЕ)? Простого ответа на этот вопрос сегодня не существует. Но вот отчуждение политических элит от общества — важный маркер.
Интересно другое: угрожает ли такой сценарий пока что «де-факто» ассоциату ЕС Украине? Если применить механические сравнения, то нет. Ведь мы вроде бы недавно вошли в процесс «европеизации-модернизации».
Другое дело, что, как и та же Словакия первой половины 90-х (и Румыния 90-х — 2000-х), мы уже пережили в своей истории нечто подобное.
Доминирование Партии регионов чрезвычайно напоминало нелиберальную демократию, но все же скорее обозначало процесс формирования государства другого типа — мафиозного. До Януковича легкой формой нелиберальной демократии были клиентелистские режимы Кучмы и Тимошенко—Ющенко, разве что качество «патроната» было очень разным.
Словакия переварила премьерство Владимира Мечьяра, Румыния — два президентства Иона Илиеску. Особенность Украины (а здесь — и к счастью, и к сожалению) в том, что, в отличие от стран ЦВЕ и Восточных Балкан, мы являемся государством в основном постколониальным — независимо от того обстоятельства, что в советско-российской империи Украина занимала ключевое место.
Поэтому первые четыре наших президентства (то есть вся наша история до Майдана-2014) были историей постепенного освобождения от колониальной зависимости — хотели мы этого или нет, приятно это или нет, как бы мы ни оценивали эту зависимость (даже если мы считали, что доминировали в той империи). И нет, это время не было потрачено впустую — как когда-то у итальянцев, сначала появилось государство, потом произошло самоосознание нации. Блуждания стран ЦВЕ все еще нам предстоят.
Мы, вероятно, даже не вспомним об их опыте, когда ощутим вкус политического конфликта в по-настоящему независимом государстве. Такое украинское государство мы уже сегодня видим на расстоянии вытянутой руки. Но будет ли эта наша демократия «либеральной» — большой и противоречивый вопрос.
Но если бы выборы были завтра, — вряд ли.
