Практически параллельно с премьерой в Каннах в украинский прокат вышел долгожданный «Безумный Макс: Дорога ярости» — перезапуск культовой постапокалиптической трилогии начала 1980-х, созданной в специфической стилистике дизельпанка. Картина оказалась именно такой, какой все ее ждали. Нет, даже лучше. Лучше настолько, что от восторга пересыхает в горле, а вместо членораздельной критики на бумагу хочется извергнуть истеричный вопль. К тому же помимо убийственно красивого уродливого зрелища и зашкаливающей динамики, способной довести до эстетического инфаркта, фильм располагает к глобалистским размышлениям об эволюции и инволюции, цивилизации и деградации, конце и начале.
Ядерный взрыв, пересыхание планеты, разделение остатков человеческого рода на дикие воинствующие племена, возврат к прямому товарообмену, жизнь (а вернее выживание) на дороге в бесконечных поисках топлива и воды, главенство естественного отбора, обострение животных инстинктов, анархия, агрессия, насилие, хаос — это то, что мы знаем о вселенной «Безумного Макса». Примечательно, что в режиссерское кресло четвертого фильма вернулся создатель оригинальной франшизы австралиец Джордж Миллер, не снимавший серьезное кино с начала 1990-х. Вот только образ Макса Рокатански, одинокого воина дорог, потерявшего любимую женщину и ребенка, вместо Мела Гибсона воплотил Том Харди.
Невероятно, что 70-летнему постановщику, давно отошедшему от ремесла, удалось не просто влиться в сегодняшнюю сверхтехнологичную кинематографическую струю, но и создать «лучший блокбастер года», как поспешили окрестить «Дорогу ярости» критики. С одной стороны, Миллер на сто процентов остался верен духу старого цикла, ни на йоту не нарушив концепцию и собственный почерк. С другой — оформил ржавого и пыльного «демона» 1980-х в современный высококачественный экшн, целиком соответствующий нынешним веяниям и даже их превосходящий.
«Новый „Безумный Макс“ — это героин в роговицы», — написал один из американских критиков. Абсолютно точная правда. Картинка вводит в оцепенение с первого кадра и до последнего не отпускает: немеют суставы, не закрывается челюсть (кажется, рефлекторно слюна потечет — не заметишь), шизофренически тарабанит пульс и необузданно расширяются зрачки, как от ядреной убойной дозы. Хочется расслабиться, выдохнуть хоть на полминуты, но неумолимый нон-стоп-survival не позволяет. Тем не менее, когда думаешь, что от желто-рыжего цвета вот-вот закипит мозг, наступает ночь и вгоняет кадр в охлаждающую синюю краску.
«Дорога ярости» — это словно посадить «Трудно быть Богом» Германа на движок из «Форсажа», то есть снабдить гниющую расу нищих уродов ретивым средством передвижения и устроить парадную гонку на выживание с остервенелым ревом мотора, грохотом нагроможденных тюнингованных запчастей, скрежетом ржавчины и скрипящим гитарным ором heavy metal в лице уродца-басиста в театральных пунцовых одеждах, возглавляющего смертоносный кортеж. Причем детализация у Миллера такая, что хочется рассмотреть под увеличительным стеклом каждый винтик.
Насколько «Безумный Макс» близок к реальности? В нем есть чудовище, держащее под ногтем свору обреченно больных солдат, верящих в рай, сулящий вечно ездить на новом «рендж ровере» и попивать макшейки; и толпу голодающих стариков и детей, ждущих от царя питьевой воды как манны небесной. Царек же сидит жопой на природном источнике, принадлежащем в равной степени всем, и решает, когда открутить и когда закрутить кран. Чем это не наше сегодня, где за новый «рендж ровер» миллионы готовы перекрыть воздух соседу и выгрызть зубами свой «макшейк»? А кланяться тирану — впитано с молоком матери.
Только в отличие от реальности мир «Безумного Макса» не фальшивит, играет чисто. Он благополучно возвращается к первобытнообщинному строю, где не было индивидов, лишь так называемые «субъекты первобытного стада». Зато не было и излишеств: понтов, празднества, депрессии, мук творчества, проблем самореализации, вопросов самоидентификации, знания (а знание, как известно, умножает скорбь), любви... Только голое выживание и секс сугубо как средство продолжения рода. Однажды в детстве старшая сестра спросила меня: если бы была возможность выбора, в какой эпохе мне бы хотелось жить? Она, помню, мечтательно обрисовала Америку 20-30-х прошлого века, прически боб-каре, кокетливые платья-футляры в пайетках. Я же, не особо думая, выпалила: в первобытнообщинной. И аргументировать-то тогда толком не смогла, но почему-то сказала...
Еще один любопытный момент «Дороги ярости» (вернее самый любопытный) — возвращение к матриархату. Неспроста у Миллера возникает понятие «матки», «королевы-матки», свойственное насекомым. И неспроста роль Безумного Макса, по сути, играет Шарлиз Терон, а вовсе не Том Харди. Радикально феминистический настрой ленты опять же вполне соответствует сегодняшним тенденциям в социуме. Является ли он реальным прогнозом на ближайшее будущее? Почему бы и нет. Является ли он, по мнению Миллера, оптимальным вектором развития общества? Определенно да.
