Летние бои на приграничье поныне не получили своего должного освещения. Однако, без сомнения, их исходом во многом было предопределено дальнейшее развитие событий вплоть до подписания «первого Минска». Именно тут были фактически «перемолоты» большая часть наиболее боеспособных бандформирований, в том числе специально подготовленных в лагерях на территории Ростовской области РФ, потеряна большая часть бронетехники. И по результатам боев российские кураторы сделали выводы о практически полной непригодности местных боевиков для ведения наступательных действий.
Смеем утверждать, что уже в июле российское командование приняло решение о вводе регулярных подразделений. По крайней мере, вся артиллерийская поддержка боевых действий на километров 20-25 от границы была возложена на кадровую российскую артиллерию. А дальше в августе пошли батальонно-тактические группы на Луганский аэропорт и Иловайск.
Боевая работа
Это все будет дальше. А к началу лета 2014 года огневое прикрытие наступления ВСУ в направлении границы обеспечивалось прежде всего самоходной артиллерией отдельных моторизованных бригад. Причем на начало войны бригадные артиллерийские группы пребывали в некотором хаосе — дело в том, что в 2013 году официально с вооружения была снята САУ 2С1 «Гвоздика», и за год успели расформировать дивизионы «Гвоздик» только в четырех бригадах — 24-й, 30-й, 72-й и 93-й. Вместо них получали 2С3 «Акация».
В условиях разваленной украинской армии даже отдельные дивизионы и даже батареи могли серьезно повлиять на общий ход боевых действий. Яркий пример — батарея 2С3 72-й механизированной бригады под командованием офицера с позывным «Рейтар».
8 марта батальонно-тактическая группа из состава бригады (а такие формально были сформированы еще в 2013 году) была поднята по тревоге и выдвинута на Житомирский общевойсковой полигон.
Офицер с позывным «Рейтар»: «Весь БТГр, весь состав всего, что вышло из бригады — это было 287 человек. Моя батарея была почти в два раза больше, чем любая из двух рот. В одной роте было 30 с чем-то человек, не помню. Это с офицерами. В другой — 22, что ли. То есть очень мало людей было. Сначала мы вышли, на Житомире побыли пару дней. Назвали это „бойовим злагодженням“. Единственное, что приехали мужики с завода немного самоходы нам подшаманили».
Затем 16 марта группа была выдвинута на прикрытие азовского побережья в районе Бердянска.
Офицер с позывным «Рейтар»: «И там мы стояли на обрыве, ждали. Каждый день боевое дежурство, и до 9 мая была такая обстановка. То есть готовились сами по себе, жили. С местными общались. Вода там плохая, солёная. Пресной воды не было. Бригады ещё не было. Всего этого налаженного процесса не было. Консервы, каша, а всё остальное уже так, на своём энтузиазме».
Хорошо видна структура грунтов на том направлении
Причем не обошлось и без попыток местных пророссийских активистов «попробовать» пехоту, что называется, «на зуб». 2 мая на расположение батареи пришла толпа местных жителей.
Офицер с позывным «Рейтар»: «Просто непонятные люди в гражданском с оружием, около 300 человек. Офицеры были такие толковые, немолодые. Вышел переговорщик, ему мягко объяснили, что: «Дружок, давай. Нас тут 300 рейнджеров, 10 Абрамсов».
Офицер с позывным «Рейтар»: «Мы вызвали вертолёт, он просто пролетел над ними, ребята разбежались. Я думаю, реально была местная шантрапа, которую настропалили».
В мае началось пополнение бригады мобилизованными. Вскоре батарея своим ходом была переброшена в Амвросиевку. Тут уже нашлась работа для артиллерии.
А в середине июня батарея была переброшена под Мариновку — на ставшую впоследствии знаменитой «высоту 269,9».
Офицер с позывным «Рейтар»: «Мы дошли маршем, поменяли там батарею Д-30 Дениса Губанова, 79-й бригады. Там же стояла рота 79-й бригады, батарея миномётная (82-мм миномёты), и там госпиталь стоял. То есть там около 300 человек на этой горе было. Большое такое подразделение. Очень слабо, конечно, укреплён. Пехота, особенно полосатая, копать не хотела».
При этом командир батареи настоял, чтобы его расчет закопал свои самоходки буквально по башню. В дальнейшем это спасло жизни многим бойцам. Как вспоминают многие, на тот момент целей для артиллерии, тем более 152-мм, особо не было.
Офицер с позывным «Рейтар»: «Первое применение артиллерии было где-то 9-10 июля. Миномёты. В начале июля были миномёты. Сначала 82-е одиночные. Буквально, как их называют, блуждающие. На каком-то мотоцикле они выкинут 10 мин и всё».
Позиции батареи
При этом пехотное командование, обеспокоенное такими обстрелами, вызывало огонь артиллерии по поводу и без, что приводило к огромному и, главное, безрезультатному расходу снарядов.
Однако после 11 июля ситуация кардинально изменилась — в дело вступила российская артиллерия «из-за ленточки». Пользуясь полной безнаказанностью, россияне расстреливали наши позиции, как на полигоне.
Уже 12 июля в результате прямого попадания минометной мины сгорела первая САУ. Тогда погибли два контрактника — старший солдат Николай Калашник (1989 г. р.) и солдат Владислав Белорус (1992 г. р.). Первые потери сильно сказались на моральном состоянии личного состава. Тем более что вскоре начался просто ад.
Офицер с позывным «Рейтар»: «Потом уже началось, как сказать, нас просто уже давили. То есть был огонь на подавление. Просто сутками, по 19 часов. Они просто били. Били-били-били, батареи менялись. Психологически давили. Потерь не было у нас вообще никаких. Они просто били по площадям. Плюс у нас местность была очень хорошая, били артиллерией. Это миномётами нас выкурить можно, а артиллерией достаточно тяжело».
При этом батарея была важным фактором устойчивости всего фронта на этом направлении.
Офицер с позывным «Рейтар»: «Хорошо, что у нас были самоходы, что башни крутились на 360 градусов. Стояли, как ёжик. Каждое орудие наведено на свой сектор. Сначала одно начинало стрелять, другие уже подтягивались».
Однако россияне постоянно усиливали давление. Пик пришелся на 22 июля, когда россияне и сепаратисты крупными силами решили захватить н. п. Кожевня с переправой через реку.
Офицер с позывным «Рейтар»: «Первую атаку мы отбили, слава Богу, потому что пограничники не проспали. В 4 утра они уже зашли в село. Пограничники начали кричать, что зелёные флаги в селе. Там уже шли все: и чёрнорубашечники, и там такой микс был хороший. Они собрали такой хороший кулак.
Повезло по воле случая. Потому что были плановые цели у меня и перекрёсток — прямо въезд. Я не видел, просто по крикам пограничников по радиостанции понял, что они зашли именно там. Сначала Червона Зоря, потом Кожевня. Откуда они зашли, догадался и без поправок, без ничего, наобум просто лупанул. Это 200 метров от границы. Они думали, что туда мы огонь не вели бы.
Открыл огонь, услышал дикие вопли пограничников: „Попал!“ и продолжил, уже ориентируясь по их крикам, так сказать, пока они не вышли из села. Они вышли из села уже, броня вышла из села, и уже я цель увидел и уже батарея начала работать».
Оставленные позиции батареи со сгоревшими гаубицами
После такого разгрома, когда противник потерял большое количество личного состава и техники, на следующий день в бой пошли российские танкисты на Т-72Б3.
Офицер с позывным «Рейтар»: «...с Мариновки выходит на прямую наводку два танка. И уже начинается очень скоротечная дуэль. В одну точку мы успели навестись. Отстреляли по два снаряда. Я увидел, что танки перемещаются, а бойцы не успевают стволами докручивать, и дал команду „С орудий!“. Первый танк сразу попадает в один самоход, который загорелся. Слава Богу, хлопцы успели. Я думал, погибли, потому что это всё на секундах. Но успели выскочить».
После этого обстрела в строю осталась только одна «самоходка» и постоянный обстрел из танков, которые чувствовали себя «как дома». При этом пришлось «работать» в тяжелейших условиях: «Ствол поднимается. Я садил по одному человеку. Бежит наводчик, навёл, убегает. Потом заряжающий, потом снова наводчик стреляет. Это просто бойцы были на таком моральном пределе. И когда он бежит и видно, что у него сейчас глаза полопаются. А он знает, что надо бежать и ослушаться не может. Это тяжёлый такой психологический момент. И я понял, что не стоит. Эффективности огня никакой, только так, обозначить себя».
После очередного обстрела оставшаяся машина была признана негодной к дальнейшему применению.
Офицер с позывным «Рейтар»: «Весь самоход был в дырках от бронебойных малокалиберных снарядов. У танка закончились кумулятивные снаряды, он бил уже „ломами“. И самоход был закопан, и ещё в два ряда стояли ящики с песком. Только ствол торчал. Он там просто развороченный был. Не взорвался, потому что снарядов не было. Там осталось по три снаряда. Они лежали уже в самом низу боевой кладки. Не взорвались, не сдетонировали».
Однако справедливости ради стоит сказать, что таких уж серьезных повреждений установки на фотографиях от боевиков сразу после захвата позиций не видно. Что подтверждает и ее дальнейшая судьба — она была восстановлена и включена в состав незаконных вооруженных формирований.
Брошенная САУ и боевики
В итоге командованию сектора доложили о том, что батарея уничтожена. И был получен приказ отходить.
На тот момент в батарее был еще один погибший — уже при самом отходе осколком снаряда был убит младший сержант Олег Орлов (1991 г. р.).
Офицер с позывным «Рейтар»: «Вышли, добрались до Амвросиевки сначала, потом на Солнцево. Доложили командиру положение вещей, то, что осталось от батареи. 26-го мы, по-моему, доехали. Он отпустил нас на 10 дней в Белую Церковь».
Буквально 6 августа батарея снова вернулась на фронт, однако уже на 2С1 «Гвоздика». Впереди были бои за Приазовье, но это совсем другая история...
