С самого начала судьбы героев в этом романе движутся параллельно мировой истории (бывают такие времена, когда рифмуются несусветные вещи), и один из них теряет родителей той же ночью, что и его родной Южный Тироль, лишившийся Родины. Таким образом, «Ева спит» Франчески Меландри (К.: Нора-Друк) — это рассказ о жизни в немецкоязычной итальянской провинции Австро-Венгрии, когда после войны, «виграної зовсім не на полях битв, Італія, несподівано для себе самої, виявила, що цей шматок гір став її воєнною здобиччю». И устроен роман так, что пока молодой работник просыпается на чердаке, его внучка, сто лет спустя, пьет кофе на кухне, вернувшись в родные края из Америки, а затем едет к любимому своей матери, чтобы услышать какую-то страшную семейную тайну. Кстати, единственная родная душа, человек, который относился к ней в детстве лучше всех. И за которого мать так и не могла выйти замуж, поскольку брат у нее — террорист, а любимый — карабинер.
Главы романа чередуются во времени, мы узнаем об эпохе Муссолини, альпийских стрелках, немецком гетто в Италии и фашистских законах. И все это во время путешествия героини, той самой Евы, едущей с севера Италии на юг, чтобы встретиться там со всеми скелетами из семейных шкафов прошлого. Флэшбеки памяти чередуются с нынешними событиями, а вместе получается очередная семейная сага, в которой все поколения героев смотрят одинаково «ніжними й суворими очима, як на деяких готичних портретах святих» — дед, мать, отец, внучка.
И все вращается вокруг края с тремя «разрешенными» национальностями, для остальных же заголовок бланка на немецком языке звучит как «Sprachgruppenzugehörigkeitserklärung». Впрочем, навязчивая политика с географией, упоминаемые во время путешествия в пространстве и времени, не отменяют при этом глубокого психологизма в отношениях героев, а уж тянутся эти самые дружба и любовь из поколения в поколение, то есть в будущее. В котором до сих пор у итальянцев против немцев «кровь говорит», геополитику никто не отменял, а соседям рот не заткнешь. И в телефонной трубке время от времени раздается насмешливый хохот детей «--Фріци, фріци... ! — Ахтунг, ніхт ферштейн, капут...!».
...А еще все говорят: «Июнь», «Июнь», мол, лучший роман о предвоенных годах, а более убедительного автора при этом отчего-то не замечают. Однофамилец, да. Ничем не хуже, нет. Но «да» и «нет» в литературных играх принято не говорить, поэтому речь не о персоналиях.
Уместнее отметить в «Калиновой яме» Александра Пелевина (М: Пятый Рим) лучшее — исполнение, сюжет, психологизм ситуации. Поскольку роман того же Быкова — о репрессиях в вузах, внутренних органах и толпе у репродуктора с объявлением войны. То есть о хорошо известных событиях из жизни страны, о чем сам автор признается, «Дом на набережной» упоминая. Тогда как роман Пелевина — как раз о том, что покрыто мраком, окутано кинематографическим флером и замалчивается до сих пор в силу слабой информированности об этой стороне мирной жизни — и репрессированных студентов, и более чем внутренних органов, и даже радиосообщений по ту сторону границы на замке.
Итак, речь о том же предвоенном времени, но более неизвестном, таинственном, романтическом и не затертом диссидентской лектурой, как у Быкова. Молодой корреспондент «Комсомольской правды» оказывается немецким шпионом, совмещающим службу в газете с разведывательными действиями. При этом в обаянии герою отказать нельзя, словно аналогичному персонажу из фильма «Ликвидация», а уж его журналистский жанр сродни писательскому. «Солнце обдало Москву последней порцией жгучей предвечерней жары, полыхнуло над горизонтом красным закатом и исчезло: стало свежо и прохладно. Он вдруг отчетливо представил себе взвод солдат вермахта, идущих колонной по Кропоткинской. Они будут уставшими, с перепачканными сажей лицами, с закатанными рукавами. Здесь уже не будет боев: канонада будет слышна где-то дальше, за Кремлем, в районе вокзалов».
При этом детали быта в романе отображены более чем убедительно — еда-питье, разговоры-настроения — все выказывает «энциклопедичность» натуры автора. Ведь книг, рассказывающих о начале войны с необычной для общепринятой библиографии стороны, на самом деле немного. После этого ведь время в литературе, как известно, остановилось. На городской площади всегда стояла тумба, на которой специальный служащий каждый день заменял дату в квадратном окошке. Немцы наступали, эвакуация была положена не всем, но хранитель всегда уезжал первым — свое личное время Красная армия забирала с собой. У Пелевина в романе его пришлось законсервировать на неопределенный период, который, как видим, неплохо сохранился в «Калиновой яме».
Все рассказы в следующем, необычном сборнике имеют не присущую нашему времени оптику, которая раскрывает основной замысел автора. О ком бы ни была история в «Стежці в долонях» Оксаны Щирбы (К.: Самміт Книга) — о крупном киллере или о маленькой девочке, все они имеют незримого наблюдателя, который следит за развитием событий, сюжета и характера героев.
В случае с упомянутым киллером это было Провидение, благодаря которому он ошибся и жертва, молодая женщина с ребенком, осталась жить. В истории депутатки с силиконовыми губами и черствой душой помог ангел, который не смог ее спасти, поскольку такова была воля Божья. В остальном якобы решают сами герои — например, в зарисовке о брате и сестре, которую за колоски убил надзиратель. Хотя без веры здесь, конечно, не обошлось.
И даже если это простые земные радости, все равно упоминание о них в обывательских координатах отсылает к очередной библейской заповеди.
Как в рассказе «Картофель в мундире», в котором невидимый герой (ангел?) наблюдает на протяжении веков за изменением человека, и далее, уже в наше время, «йде туди, де по-справжньому цінують те, що дає Бог».". А уже цена человеческому счастью — где-то между грехом и раскаянием.
«Не здавався, впевнено простував, перемагав і переміг, але заплатив за це велику ціну, — рассказывает о жизни один из героев. — Багато грошей, дідуню, — збентежено запитала онука. — Ні, дитино моя, за все важливе платять шматочками душі, а не грішми...». Точно так же жанр этой книги не слишком поддается стандартному определению, напоминая одну большую притчу о жизни ангелов и людей, которые очень редко похожи друг на друга...
