Хорроры в последние пару лет изобретательны, как никакой другой жанр. Они определенно переживают даже не столько ренессанс, сколько новую волну. Перестают быть нелепыми, смешными, бессмысленными. Обретают выразительную форму и разумное содержание. При этом все равно оставаясь микробюджетным и «низким» жанром. Прошлогодняя «Пустота» — как раз один из таких фильмов. И ее изобретательность, в первую очередь, заключается в следовании традициям старой школы.
По сюжету рядовой полицейский провинциального городка во время обычного патрулирования натыкается на незнакомца, который находится в полусознании и весь перепачкан кровью. Коп доставляет бедолагу в ближайшую больницу, где его жена работает медсестрой. В больнице практически никого нет, только дежурные врач и сестры, одна практикантка и пара пациентов, включая юную беременную девушку, готовую вот-вот разродиться. Осмотр показывает, что кровь на одежде и теле незнакомца принадлежит не ему, но что-либо объяснить тот не в состоянии. Внезапно одна из медсестер сходит с ума, кидается с ножницами на пациента и протыкает его насмерть. Полицейскому приходится ее застрелить. В это время в больницу врываются двое мужчин, которые как раз ищут странного парня, подобранного копом. Убитая медсестра оживает и начинает трансформироваться в нечто жуткое и непостижимое. А вокруг больницы скапливаются люди в белых балахонах, похожие на членов секты.
Такая вот весьма непонятная и разнородная завязка: и криминал, и монстры, и сатанистская мистика.
При виде грозных и молчаливых людей (или нелюдей) в белых простынях с ходу, конечно же, возникает ассоциация с ку-клукс-кланом. И не зря.
Целью расистской структуры, проповедующей американский нацизм, было очищение белой нации, узаконивание ее превосходства. Собственно, за это ратуют и загадочные фигуры за окнами больницы, обступившие здание и не позволяющие никому его покинуть. Они — приверженцы и сооснователи новой человеческой расы, для укрепления которой нужно избавиться от предыдущей архаичной оболочки, то есть буквально и фигурально сбросить старую кожу.
Режиссеры «Пустоты» Джереми Гиллеспи и Стивен Костански исследуют трансформацию тела, являющегося сосудом для рождения чего-то сверхнового. Тут можно заметить отсылку и к «Князю тьмы» Джона Карпентера, и к «Молчанию ягнят», а именно к серийному убийце Буффало Биллу, который ждал превращения из куколки в бабочку; и к ранним работам Дэвида Кроненберга, который некогда испытывал особую страсть к физическим мутациям, в частности в культовой «Мухе».
Причем постановщиков прежде всего интересует метаморфоза именно женского тела, потому что только оно способно породить новую жизнь. Не случайно символом пришествия новоявленной расы становится треугольник в форме греческой буквы «дельта», издавна символизирующий чашу плодородия и женское начало. А на постере фильма из черного треугольного силуэта тянутся монструозные щупальца.
Визуальное оформление монстров играет первостепенную роль. Они не похожи на сильных, прожорливых тварей. Они похожи на несуразные, нескладные, асимметричные глыбы, гиперболизированные версии несчастного человека-слона. Примечательно, что режиссеры на сто процентов обошлись без компьютерной графики в изображении чудовищ, использовав исключительно грим. Что в общем-то неудивительно: Гиллеспи до режиссерского дебюта трудился ассистентом художника-постановщика, а Костански — гримером.
Название картины правильнее было бы перевести как «Полость» («The Void»). То есть полое пространство внутри живого организма, вместилище чего-нибудь. Чего именно — уже второй вопрос. Возможно, авторы намекают на то, что человеческое тело — вместилище сплошного дерьма и ничего хорошего внутри нас нет.
«Я видел твою реакцию, когда твоя жена потеряла ребенка. У тебя на лице было явное облегчение», — говорит «доктор зло» полицейскому. Мы склонны быть пустыми, склонны избавляться от бремени, склонны быть полыми во всех возможных смыслах.
-1.thumb.jpg)
