У осколков бывшего СССР темы для внутренних дискуссий не менее мрачные, чем у старой западной цивилизации. На задворках бывшей советской империи лишены влияния и погибли культура, мысль, мораль, а сами общества погружены в тоталитарно-нацистскую деградацию. В бывшем центре СССР, кремлевской Москве, тоже явная растерянность.
Лучшие эпилептики от публицистики и «важнейшего из искусств» говорят, пишут и снимают унылый мусор с угрожающими признаками и твердыми знаками в конце названий. Россия, как и Европа в целом, цивилизационно потерялась и больше не понимает, какой ей быть и как относиться к себе в прошлом.
Россия условная, «кремлевская». Ведь все эти фильмы делают люди из ближайшего кремлевского окружения, это мы понимаем. И точка зрения этих людей существует не просто на правах мнения, но как вектор желательного развития страны. Куда?
Этого они не знают, как не знали, куда шел перестроечный СССР в конце 80-х. Тогда они были «за демократию» и интернационализм, а теперь «за патриотизм» и русскость. А Русь — святая. В качестве идеальной, образцовой «русскости» берется то, чего уже никто не помнит, толком не знает и не понимает. Россия накануне 1917 года. Эту Россию, «которую мы потеряли» (а не избавились, да) воображают и интерпретируют люди, которые знают о ней не больше зрителя. И знать не хотят. Хотят просто хорошо о ней думать. И думают настолько хорошо, что фильмы получаются глупыми. Нет смысла и нужды разбирать их по составу. Это всего лишь наборы комиксов для «господского развлечения». С одним и тем же повторяющимся продолжением.
«Тогда» русские были красивыми и неземными, их жизнь была облачена в белоснежные мужские мундиры и золотые эполеты, дамские белые бальные платья и шляпы со шлейфом, развеваемым летним ветерком. Никаких мужиков-лапотников, крепостных, чумазых рабочих, голодных фабричных детишек и прочих рабов. Это была страна господ. Других не было.
Впрочем, были. Завистливые евреи и другие инородцы. Когда настала пора, они восстали и уничтожили великую цивилизацию святой Руси, дававшую им три корочки хлеба и возможность освобождения через труд и крещение. Они покорили русских путем использования «жидо-большевизма», создали советскую империю, в которой не было ничего хорошего, а сплошь все уродливое, и издевались 70 лет над святой Русью.
Более того, над святой Русью поиздевались и сами русские «либерасты» — все эти писатели и поэты, почему-то считающиеся лучшим русским проявлением, классикой искусства. А ведь именно они в своих книжках врали, прививая «так называемой правдой» нелюбовь, критическое отношение к тогдашней русской действительности последующим поколениям (это говорит режиссер Михалков устами одного из своих героев, русского офицера).
Была попрана и великая православная вера, фундамент святой Руси. Ну и хруст французской булки, само собой, канул в небытие вместе с уютными застольями и богатыми русскими угощениями, от изобилия которых, как верит Михалков, вкушали на святой Руси все, от мала до велика, невзирая на чины и достаток.
Итак, вместо интернационального СССР с его научно-техническим прогрессом, равенством, образованием для всех, атеизмом, верой в самосовершенствование и великое будущее человека эпилептики предлагают русским богобоязненность, классовое общество, неравенство в качестве жизненной аксиомы, антисемитизм, отказ от открытого критического диспута на главные темы, презрение к собственной классической публицистике и литературе, снижение образовательного уровня.
И на закуску — лубочная таинственность пьющей и не пьянеющей русской души, которую недавно неумело потыкал палкой Звягинцев в запредельно бездарном «Левиафане».
Судорожно-эпилептические поиски себя приводят иногда к оригинальным и казусным идеям.
«Россия должна сочетать в себе черты монархии и социализма», — свято убежден протоиерей Всеволод Чаплин. «Державность, справедливость и солидарность — это три ценности, на основе которых нам нужно строить систему, которая бы объединила монархию и социализм».
Монархия и социализм? Что-то новенькое. В преддверии Третьей мировой, которую близкие к Кремлю политологи пророчат уже до начала 2016-го, религиозные идеологи мифа «святой Руси» стремятся набрать в один кулечек самых разноцветных дешевых леденцов для сплочения масс перед угрозой порабощения?
Объясняет такую синергию протоиерей просто: у народа сохранились симпатии как к монархии, так и социализму. То есть, болезненный душевный, идеологический раздрай русского человека и станет опорой для нового государства. «Противопоставление народа и власти — это навязанная нам, чуждая для нас идея. Но это единство народа и власти немыслимо без веры, именно поэтому ценность веры является центральной», — не забыл протоирей выделить главную мысль о неизбежности соития церкви и государства.
В реанимацию христианского православного мира, реаниматологом которого предполагают сделать Россию (пусть даже в виде Российской империи) не верится. Последний украинский год показал, как легко превращается в скота человек, рожденный в относительно этически стабильной стране. Этот цивилизационный парадокс, зацикленность, не позволяет людям вырваться на следующую ступень развития — ту, о которой мечтали великие фантасты и утописты-социалисты всех времен и народов, и, собственно, продвинутые поклонники христианской модели, социалистической по своей природе. В реальности всем им приходится иметь дело не с «духами злобы поднебесной», а обыкновенными людьми со всеми их смертными грехами, от зависти до ненасытности.
Человек ненасытный, потребляющий, действительно никогда не был идеалом русской философии, но уже стал альфой нынешней вездесущей бытовой культуры. Российской ли, украинской — постсоветской. Проигрывающей основному источнику подживления «человека потребляющего и ненасытного» — капиталистической культуре. Проигрывающей даже по части дальновидных пакостей. Как у Лимонова в «Исчезновении варваров»: «Русская мысль» — эмигрантский листок афганистанской ориентации, издающийся в Париже на русском языке на американские деньги, вышел с радостным заголовком «Русских больше нет!».
В этой идеологической войне русские часто проигрывали.
Против нового русского «человека потребляющего и ненасытного» не попрешь. Точнее, попереть можно. Но деградирующие российские философы, писатели, публицисты и режиссеры все-таки предпочитают наступать единым фронтом на болезненные мозоли, которые веками натаптывались до них. Суррогат-идеологи продолжают заниматься софистикой как раз в области цивилизационных смыслов. О том, каким духом должна пахнуть Русь, и какие новые сквозняки ей полезны: чтобы простыла, перегорела в жару и померла в том виде, в котором ее не хотят видеть Шендерович или Макаревич, или получила иммунитет от всех бед, став молочной рекой с кисельным берегом через «ять» по Михалкову. Сама власть, с которой народ ощущает единство, тоже старается, но не слишком помогает.
Хорошо, когда страна сохраняет прочность на раскаленной геополитической сковороде, пока ее обжаривают со всех боков забывшие о правилах дипломатического застолья хищники.
Плохо, когда лидеры этой страны, ностальгирующие по СССР, на итоговых внутрироссийских пресс-конференциях избегают ответов на вопросы о распоясавшихся «своих» хищниках-олигархах с миллиардными закромами в офшорах — на черный день, единолично доящих коллективную корову. Минимум 3 млрд. заначки на каждого — это только официальные российские подсчеты.
Кривая дорожка, не находите?
Раздробленный СССР если и рассчитывал на самовоссоздание, то, безусловно, на социальном, гуманистическом фундаменте советского социализма. Новые русские «дворяне», вознесшиеся на разграблении коллективного советского имущества, навязывают теперь эту случайную несправедливость как вечный, оправданный историей статус-кво. «Лучшие» получают «лучшее», а уж кто «лучший», они сами и решают.
Но есть одна закавыка. После СССР, с его безусловными общественными и экономическими достижениями, невозможен добровольный, сознательный возврат во тьму, которой пытаются придать признаки света ретушеры. В дореволюционной классической художественной и публицистической литературе, к которой с таким пренебрежением относится Михалков, достаточно пугающей, мерзкой действительности, которая лишний раз убеждает в значительном социальном несовершенстве общества золотых эполет и французских булок. А примитивная обывательская визуализация «той России» с помощью эполет, а не публицистики, наталкивает на нехорошее подозрение: людей снова оболванивают, держат за скот. А люди не любят, когда один скот держит за скот других.
Отбросим геополитические противостояния. Россию, в любом ее проявлении, хотят уничтожить, и это совершенно очевидно любому, кто не сочтет за труд взглянуть на карту Сибири, а потом почитать о сланцевых трудностях США и глобальных проблемах ЕС.
Но зачем так настырно насаждать в обществе сомнительные идеи, особенно в условиях теперешней холодной войны, чреватых закручиванием гаек? Ведь понятно, для чего все это. Разделить исконно своих на «наших», «не совсем наших» и «тех». И в этой идеологии одного человека, которая навязывается всей стране, очень много кривого. Например, мнение, что славную во всех отношениях, справедливую, изобильную Святую Русь погубили недруги и внутренние враги (евреи и большевики), а сами русские были счастливы и пели, как птички.
Дело не только в шовинизме и антисемитизме — их главный идеологический киношник страны Михалков не скрывает ни в отдельных своих фильмах, ни в публичных выступлениях. Его кинопродукция — открытки для толпы, упрощение, вранье с целью хоть как-то собрать ее, толпу, под единым стягом. Но как это сделать, идеолог-Михалков не знает, поэтому просто берет фрагмент мифического прошлого, кажущийся ему эффектным, и представляет его идеалом. Внутренним, самодостаточным раем, именуемым святой Русью, из которого самих же русских изгнали злодеи-чужаки в горемычном 1917-м. В список райских признаков, таким образом, включены: тесная смычка православия с государством, «еврейский» вопрос в его трактовке черносотенцами и погромщиками, нелюбовь или прохладца по отношению к «чужим» и «не вполне своим». Милитаризация, в том числе и общественных настроений (навязывание антипатии к либеральной мысли, интеллигенции как классу и прославление других социальных групп: управленцев, силовиков, представителей религии). Строгая цензура. Жесткая вертикаль власти наследственных политиков и верноподданного духовенства. Постепенный отказ от накладного для бюджета всеобщего и доступного образования для всех (мужику это не надобно, ему пахать-сеять-молиться, а бабе — рожать, и обоим слушаться барина).
Все это и многое другое Михалков совершенно не таясь произносит во время публичных выступлений на каждом углу.
Почему так? Да потому, что современная Россия — это разграбленный СССР, и разграбившие его новые дворяне хотят упрочить свое положение и превратить в святая святых. Поэтому будет (и уже есть) резкая социальная дифференциация, выборочный доступ к благам, возможностям взобраться выше по социальной лестнице, уважительное отношение к новым дворянам (предложения Михалкова возродить Благородное собрание со срочным замещением культурных элит или показательная порка бездарных «Пусси Райот» после инфантильных прыжков в храме), и многое другое.
Почему русские такие разные, с «чужими» среди «своих»?
Раскрошен генофонд России. Такие люди, как герои Балуева и Маковецкого в «Гибели империи», размазанные по предавшей их Европе (где они были «чужими») или по новой России (где они стали «чужими») не смогли воспроизвести то ценное, что в них было. А шариковы так и не успели стать ценными людьми.
Кажется, что спустя три поколения — после моря крови, но и открытых возможностей для образования и самосовершенствования — все перемололось, смешалось и объединилось. Но именно эта подспудная искаженная память, с большими обидами, завистью, комплексами, и развалила в итоге еще одну империю, СССР. А его разрушители — по ту и другую сторону — до сих пор травят инакомыслящих, «чужаков». В соцсетях, в домах, на улицах, с телеэкранов, с киноэкранов. Потому что три поколения жизни в СССР — это всего лишь одна семья с толстым фотоальбомом, передающая свою память от бабушки к внуку. Для истории это — мгновенье.
«Как же мы позволили своими собственными руками все это разрушить?» — неслучайный и частый вопрос тех, кто называет себя гражданами СССР. Действительно парадокс: в СССР, декларировавшем важные ценности здорового цивилизационного будущего, все-таки умудрились создать среду, в которой спрос на это будущее оказался критически мал. Даже безапелляционную ценность «равных возможностей» до сих пор продолжают оспаривать люди, прожившие и выучившиеся в СССР, чудом выжившие в 90-е и ничего не добившиеся до сих пор. Они тихо завидуют и восхищаются в свое время подоспевшими ловкачами кахами бендукидзе, продолжают затаптывать все, что в свое время получили даром и жалеют только об одном: что не оказались вовремя пусть у самой маленькой, но кормушки.
Другие, лучшие, цивилизованные эпилептики — на этот раз кудрявые пузатые баловни от публицистики — вообще заняты изобретением квадратного колеса: оспаривают традиционнейшие традиции классической литературы и задаются вопросом — есть ли моральное право у человека на предательство своих в сложной для них ситуации и на выступление на стороне противника?
Характеристика «своих» просто умиляет. «Свои» — и все. Это их главная, и как будто единственная заслуга. А вот, например, кто был «своим» для солдат-американцев 60-х: такие же американские солдаты, вьетнамцы или американский истэблишмент? А «чужими»? Вьетнамцы или американский истэблишмент, пославший солдат на массовые убийства и свою же погибель?
Предательство своей расы — вот то единственное, что интересует современных популярных публицистов-эпилептиков. Что делать с чужими, когда неправы свои? У эпилептиков нет настоящего ответа на этот вопрос. Вот так, ребята, и начинаются мировые войны. Из-за глупости и беспринципности. Раньше-то все было понятно. Задававшихся подобными вопросом быстренько отсылали хотя бы к Куперу и Гоголю. Их герои решали для себя этот вопрос просто: главное — убеждения, а не изначальная территориальная, родовая и цивилизационная принадлежность. И это абсолютно понятный принцип даже сам по себе. Но у эпилептиков другая постановка вопроса. Они рассуждают как типичные члены животного прайда, хуторяне, для которых поддержка «своих» — вопрос жизни и смерти.
Ошибочность этого принципа в том, что разделение по принципу «свой» и «чужой» всегда заканчивается самоистреблением «своих». За примерами далеко ходить не нужно. Называющих страну своей родиной и ее людей «своими» далеко не все «свои» могут считать «своими». Ведь критериев много, и не все удачные. Немцы-гуманисты, считавшие Германию 30-х «своей», часто сталкивались с реалиями, когда «свои» вдруг отказывались их признавать. То форма черепа не та, то родственники не те, то сомнительность происхождения. Взять нынешнюю Украину. Кто здесь кому «свой», а кто «чужой»? Разные люди высказывают разные мысли на этот счет. Взять другие страны, сотканные из разных территорий с разной историей. Почему в Британии, Испании обсуждают референдумы о независимости части территорий? Очень зыбок это принцип «своих». Нормальные люди не объединяются по географическому принципу. А вот разум, здравомыслие, честность, гуманность — это достойная платформа.
Эпилептики-«западники» России говорят о проблеме покаяния западной христианской цивилизации перед восточной племенной, пламенно возмущаясь мнимой робостью и угодливостью Запада. Россию, между прочим, тоже причисляют к Западу. Говорят: мы, как цивилизация более сложная, зачем-то все время приносим извинения цивилизациям более примитивным, а это опасный путь к самоуничтожению. Приводят в качестве примера карикатуры и сожженные митингующими арабами европейские машины в Париже и Брюсселе.
Поклоны в сторону «своей» западной христианской цивилизации вызывают оторопь и недоумение. Православие, католицизм, протестантизм — совершенно разные, по сути, конфессии христианства. Что лучше? Ватикан, папа Римский, индульгенции? Иконопочитание, святые угодники и суровые монахи в светлых кельях? Многоженство, сектанство и перевод писаний с золотых пластин, переданных новым мессиям лейб-ангелами? Какое христианство считать цивилизованным и «своим»? Отправлявшее в крестовые походы? Возглавлявшее колонизации «крестом и мечом»?
Никакой западной христианской цивилизации нет ни идеологически, ни практически.
Никакой племенной восточной цивилизации тоже нет. Это китайцы и японцы — племенные что ли? Да они Запад обошли еще черт-те когда. Просто они другие. «Чужие». Ага, вот тут и прокололись эпилептики. «Свои» для русских «западников» — Запад, Россия, «чужие» — все цветные. Интересно, а если европейцы вдруг не посчитают русских «своими» и не включат в «золотой миллиард»? А японцев посчитают и включат? Поразительная самоуверенность. А ведь «свои» американцы тоже мечтают стереть Россию в порошок. Какие уж тут «свои».
И никакого покаяния Европы и, тем более, США перед Востоком нет. Нужно ли это обсуждать? Есть колонизация и ограбление. Это понимает любой, кто хоть немного интересовался геополитикой и жизнью за окном.
Упрощенное восприятие Западом Востока — плохо завуалированный шовинизм и расизм. Поистине интеллигентному мыслящему и образованному гуманитарию очевиден выбор в пользу культурного релятивизма. За равноправие, сохранение ценностей всех самобытных культур планеты Земля, против навязывания систем ценностей евроатлантизма и евроцентризма как единственно правильных направлений историко-культурного развития.
Русские эпилептики-«западники» играют в «своих» и «евроцентристов», не понимая, что в самой Европе и США их тоже часто считают азиатами и презренными субкультурщиками, а в самой России — нерусскими.
Польский политолог Якуб Корейба накануне очередного марша русских очень точно определил проблему чужих и своих, которые в порыве множества разновидностей ненависти друг другу, сами того не понимая, объединились — не в спасении, а в разрушении.
«Националисты утверждают, что во всем виноваты национальные меньшинства и иммигранты. Либералы возлагают вину на „совок“ и поддакивающую ему популистскую власть. И те и другие заведомо исключают из общественной жизни — да и вообще из числа россиян — значительное количество людей по национальным, и по социально-экономическим признакам.
Однако ни этнический национализм, ни либеральный капитализм никогда не существовали в России в качестве господствующей идеи. Значит, попытки насильственно навязать их противоречат природе того политико-социального организма, который называется Россией. Если реализовывать их планы, то первые уничтожат российское общество, а вторые демонтируют российское государство. Любой из этих вариантов — катастрофа.
Хотя и националисты, и либералы сегодня не пользуются в обществе массовой поддержкой, надо понимать: экономические проблемы, социальная незащищенность и политический прессинг Запада могут создать ситуацию, в которой они, как это уже неоднократно бывало в истории многих стран, смогут увлечь за собой массы. В критические моменты именно хорошо организованное и дисциплинированное меньшинство способно взять под контроль не только отдельные структуры, но и все государство.
Именно поэтому очередной марш националистов под лозунгами „Конец оккупации“ и „Москва — русский город“ не может не радовать либералов, так как мобилизует протестную энергию и направляет ее против российского государства, которое они считают своим врагом. День народного единства объединил заклятых врагов во имя одной цели. Проблема в том, что эта цель губительна для народа».
Деление на своих и чужих — символ безрадостного времени.
И суть проблемы не в разделении по принципу «свои-чужие». Она — в принципах этого разделения.
«Плохие» парни говорят: «свои» — это родоплеменной признак. Кровное родство — главное. Кто с другой формой черепа или нечистой кровью — не наш. Чужой.
«Хорошие» парни говорят: «свои» — это идеологический признак. Важно не общее племенное происхождение, а взгляды, убеждения, мировоззрение.
Можно долго спорить о том, что имеет право на жизнь. Но мнение «плохих» парней — это мнение шовинистов, расистов, радикальных националистов, фашистов. Их судьба, как мы помним, заканчивалась плачевно. Одно это говорит о нежизнеспособности любых теорий неравноправия. А мнение «хороших» парней разделяли лучшие, честнейшие и умнейшие представители человечества. Они до сих пор ничем себя не дискредитировали и являются образцом во многих смыслах.
Есть ли сейчас хоть что-то, способное объединять людей во имя праведной цели? Способны ли они осознанно, мужественно сплотиться? Ведь если разобраться, почти все люди — маргиналы для общества, каждый по-своему. Слишком слабые, разные, смертные, болезненные, уязвимые, сомневающиеся, чтобы укладываться в простые картонные коробки для солдатиков. Родственники знать друг о друге не желают, а ведь это ближайшая кровь. Именно поэтому людей могут объединять только сугубо индивидуальные принципы, но никак не форма черепа и кровь. Какие это индивидуальные принципы? Выживание — но на принципах духовного, разумного, интеллектуального, гуманистического объединения, равенства на основе единства взглядов, признания общих целей и средств, направленных не на уничтожение и разрушение, а на создание всеобщей гармонии в возможных пределах.
Мы правильно делали, когда принимали социализм за аксиому.
