Как показывают недавние события, политический истеблишмент Германии занял однозначную позицию в вопросе противостояния Украины и России на Донбассе, отказавшись поставить украинской армии необходимое вооружение.
Немецкий канцлер продолжает делать акцент на неприятии применения военной силы в разрешении украинского кризиса, полагая, что единственным приемлемым средством, способным остановить российскую агрессию в Украине, является «политический диалог».
Складывается впечатление, что Германия, будучи ведущей экономикой в ЕС, на плечи которой легло урегулирование последствий финансово-экономического кризиса в Южной Европе, не желает увеличивать расходы на ВПК ради защиты ассоциированного члена ЕС, который всё ещё вне зоны ответственности НАТО. Может показаться, что ничего нового в поведении Германии на внешнеполитической арене не произошло. Ведь со времён существования «Боннской республики» несколько поколений политической элиты ФРГ играли роль «политического карлика», несмотря на мощный экономический потенциал страны. Ну а отказ от прямого или косвенного вмешательства в международные конфликты является одним из столпов во внешней политике послевоенной Германии.
Однако не так уж предсказуем внешнеполитический курс Берлина, как может показаться, исходя из пассивности в вопросе урегулирования конфликта на Донбассе. Достаточно обратить внимание на позицию Бундестага в других горячих точках. Несмотря на приверженность «политическому диалогу», ФРГ приняла решение поставить военное оборудование, включая лёгкое и тяжёлое вооружение, амуницию, транспортные средства курдским вооружённым формированиям для более эффективного противостояния суннитским боевикам-исламистам ИГИЛ в богатых нефтью северных районах Ирака. Ни много ни мало, но немецкого оружия хватит на оснащение полноценной 4-тысячной военной группировки. И на сей раз, вместо пацифистской риторики, Бундестаг применяет рассуждения о «гуманитарном долге» немецкого государства оказать военную помощь курдскому меньшинству Ирака. Хотя инфильтрация сирийских боевиков на территорию Ирака для поддержки «братьев по вере» суннитов ничем не отличается от отправки в Украину российских наёмников, военных специалистов и, с недавних пор, бойцов регулярной армии ради содействия донбасским сепаратистам.
Вероятно, нескрываемое желание Берлина посодействовать поражению ИГИЛ обусловлено заинтересованностью в укреплении собственной энергетической безопасности посредством увеличения поставок нефти с месторождений севера страны — Иракского Курдистана. На текущий момент в немецкой экономике доля потребления нефти составляет примерно 30% и не намного превосходит потребление природного газа. Осознавая тот факт, что закрывать глаза на российскую интервенцию на Донбассе становится всё сложнее под давлением роста обеспокоенности в ряде стран-членов ЕС, Берлин не исключает возможности введения санкций «высокой интенсивности». А в подобном случае Германия, как и другие участники программы введения санкций, теряет возможность не только инвестировать в экономику России, но и покупать углеводородные ресурсы. Речь не только о российском природном газе, который покрывает около 30% энергетических потребностей Евросоюза, но и о нефти. Доля РФ в обеспечении европейских стран «чёрным золотом» составляет около 35%. Педантичный немецкий бизнес не прочь перестраховаться и увеличить долю импорта нефти из Иракского Курдистана с последующей переработкой на нефтехимических предприятиях Турции. Опыт взаимодействия с Ираком в нефтегазовой сфере существует с 2000-х гг. (26 место среди поставщиков нефти). А 11 лет назад именно Германия вместе с Францией осудили начало военной операции США в Ираке в виду существования договорённостей в нефтегазовой сфере с режимом С. Хуссейна. Далеко не «гуманитарный долг» движет Германией на пути военной поддержки иракских курдов.
Не стоит исключать и существование двухходовой схемы в тонкой игре Германии в контексте конфликта на Донбассе. Берлин не видит для себя долгосрочной выгоды в случае активной военной поддержки украинской стороны. Оказание Украине опосредованной военной помощи в виде поставок вооружений для борьбы с российскими военными на Донбассе ставит под сомнение дальнейшие благоприятные перспективы для развития энергетического диалога с РФ. Немецкие дипломаты ограничиваются общими фразами, осуждая сам факт конфликта, но заведомо обходя острые углы российского вмешательства, чтобы не допустить возникновения неразрешимых проблемных вопросов в политическом контексте немецко-российских отношений.
Даже санкции рассматриваются Берлином скорее не как необходимость, а как вынужденная мера, дабы не углублять раскол среди стран-членов ЕС, которые по-разному воспринимают неприкрытое нарушение режимом В. Путина существующего баланса сил в Европе. Не говоря о немецком карт-бланше в адрес России самостоятельно предлагать украинской политической элите планы по заморозке конфликта на Донбассе с предоставлением региону «особого статуса», без указания каких-либо территориальных разграничений и сроков вывода российской армии с оккупированных территорий. Ну а попытки госпожи А. Меркель убедить Украину в необходимости проведения децентрализации можно воспринимать в качестве поддержки российской идеи «особого статуса» Донбасса. Хотя данное понятие весьма абстрактно и может предполагать различные формы самоопределения: от субъекта федерации с широкими полномочиями, до государственного образования с ограниченным суверенитетом.
Нежелание Германии оказать Украине военную помощь продиктовано чисто энергетическими интересами, а также стремлением сохранить повод для нормализации отношений с РФ в недалёком будущем. Вот только подобная игра Германии «двойные стандарты» явно не на пользу сдерживанию российской агрессии по отношению к Украине.
