Итак, на днях в беседе с французскими журналистами Владимир Путин наконец-то признался, что ключевой мотивацией захвата Крыма стало не что иное, как защитная реакция, продиктованная стремлением не допустить прихода НАТО на «историческую российскую территорию». Данное опасение хозяина Кремля, разумеется, было вызвано тем, что после триумфа Майдана по Украине решительно зашагал призрак Североатлантического альянса.
«Путин загадочен, как тургеневская девушка», — так прокомментировал на своей фейсбуковской странице последнюю цепочку заявлений Путина по поводу Крыма руководитель группы «Информационное сопротивление» Дмитрий Тимчук. Мол, позавчера президент РФ рассказывал о том, что крымчане сами себя оккупировали; вчера он говорил, что, дескать, аннексировав АРК, Москва всего-навсего исполнила общественную волю жителей полуострова; а сегодня ВВП уже ссылается на «фактор НАТО»...
«Ну, так у нас нет гарантий, что завтра Путин не окажется инопланетным пришельцем с причинным местом на лбу и пожирающим человеческую плоть, и что дальше?», — риторически вопрошает Тимчук. Подобные ожидания от российского президента в нынешних украинских условиях могут, конечно же, показаться вполне обоснованными и справедливыми; но все-таки, какую бы угрозу сегодня ни представляла путинская Россия для Украины, не так страшен кремлевский лидер, как его малюют.
«НАТОвский вопрос» и оборонительная прагматичность
Начнем с того, что Путин — не такая уж и «тургеневская барышня». С одной стороны, его с ней может роднить некая замкнутая и непредсказуемая интровертность, способная настораживать и вселять в других тревогу от незнания, чего ожидать от персоны с таким характером. С другой стороны, президенту РФ едва ли свойственна, как показывают его политические действия, какая-то идеалистичность и воздушность. Он скорее рационалист защитного типа. По крайней мере, российские эксперты нередко связывают ВВП с такими понятиями, как прагматизм и оборонительность. И это дает возможность ответить на многие вопросы по поводу особенностей его политики.
Для Кремля ввод «зеленых человечков» в Крым был не столько акцией, сколько реакцией, не нападением как таковым, а нападением как «лучшей обороной». Да, на фоне победы Майдана, активизации в Киеве разговоров о необходимости расторгнуть Харьковские соглашения и бесповоротно стать на путь североатлантической интеграции вполне допустимо было бы предполагать, что в Москве относительно Крыма могли подумать примерно так: «Давайте, пока у них там пожар, заберем нашу историческую территорию, тем более, что туда скоро может прийти НАТО». Если бы Путин размышлял именно таким образом, тогда бы его еще можно было с натяжкой записать в идеалисты.
Но в действительности, о чем свидетельствует признание президента РФ, в Кремле подумали с несколько другим смысловым акцентом: «Туда скоро может прийти НАТО, надо успеть защитить себя, пока у них там пожар, тем более, что Крым исторически наш». То есть на первый план в данном случае выходит именно оборонительно-прагматическая составляющая, а идейная этнонациональная нагрузка играет роль как бы поддерживающего фактора. Если же было бы наоборот, это сближало бы сегодня Путина с Игорем Стрелковым и Александром Бородаем в политико-ментальном плане намного больше, чем то, как оно есть на самом деле.
Тут стоит вспомнить выступление Дмитрия Киселева на апрельской «прямой линии» с Путиным, когда специалист по антиукраинской пропаганде пожаловался российскому президенту на «удушающие ощущения», навевающиеся Североатлантическим блоком, который, по мнению прокремлевского журналиста, развивается как «раковая опухоль», стремясь поглотить Украину. Над очередной попыткой Киселева угодить слуху ВВП многие просто посмеялись, а ведь тогда в своих словах и жестах лицо телеканала «Россия» достаточно точно выразил природу геополитического поведения российской власти.
Это Путин как президент РФ почувствовал «удушающие ощущения» от «фактора НАТО», ограничивающего свободу кремлевского лидера в международных отношениях и мировой политике, и в ответ на это в качестве «самообороны» провел «болевой захват» Крыма. Когда же тревожные сигналы от инстинкта геополитической безопасности немного успокоились, атакующий в целях собственной защиты Кремль закрепился на своей половине поля, разрешая без лишней огласки только отдельным добровольческим группам боевых форвардов участвовать в противостояниях на приграничном куске соседнего поля.
Потому что совсем ничем не помочь, когда тебя почти каждый день зовут на помощь, воодушевившись размахом твоих геополитических амбиций, — это, так сказать, не совсем по-русски.
«Крымский сценарий» и Донбасс
Но все же: если мы во главу угла ставим «НАТОвский вопрос», почему Кремль в таком случае не вводит войска в Донбасс с тем же размахом, с какими это было совершено в Крыму? Почему в РФ, не став дожидаться, когда Североатлантический альянс установит свои позиции в Крыму, не проявляют той же решительности и в отношении Донбасса, на территорию которого в перспективе также может прийти НАТО и вплотную приблизиться к еще одной российской границе? В данной ситуации следует выделить несколько вероятных причин.
1. В контексте «удушающих ощущений», вызываемых североатлантическим движением, для Москвы определяющим в украинском Крыму было наличие собственного флота как внешнеполитического фактора. Таких флотов нет ни на Донбассе, ни на Харьковщине, ни на других территориях умозрительной «Новороссии». Флотов, которых бы в унизительном для России духе можно было бы вытравить с территории той или иной области путем расторжения определенных договоренностей, чтобы освободить соответствующие позиции для Североатлантического блока. А вводить свои войска Кремль гипотетически может и до Киева, но это не помешает Североатлантическому альянсу дойти до Житомирской или Винницкой области и, снова-таки, установить свои «блок-посты» на новоиспеченной границе с Россией.
2. В Донбассе, в отличие от Крыма, все-таки есть серьезная политико-олигархическая элита (как бы сегодня ни умаляли ее влияние на общественную ситуацию в регионе), которая может дать Кремлю определенные гарантии того, что НАТО в шахтерский край не пустят и не позволят Киеву помешать выполнению этих гарантий.
3. Во время своего недавнего визита в Украину Михаил Ходорковский отметил, что Путин в своем политическом поведении очень сильно привязан к тому, куда дует общественный ветер. И, видимо, не только российский, но и украинский, в частности — юго-восточный. Если в феврале о преобладании сторонников присоединения к РФ в Крыму можно было говорить с относительной уверенностью, то о Донбассе такого нельзя было сказать ни тогда, ни сейчас. И в Кремле с соответствующей социологией, по-видимому, хорошо ознакомлены.
4. В конце концов, стоит также учитывать вероятность того, что на данный момент могут уже существовать определенные договоренности между Западом и Россией по поводу того, что первая сторона гарантирует «невтягивание» Украины в НАТО, а вторая — молчание в ответ на известные просьбы повторить в Донбассе «крымский сценарий» в его полноценном виде.
