Для экспертного сообщества давно становилось очевидным, что провал модернизации на территории бывшей РСФСР постепенно превращал ее в самую крупную угрозу миру со времен нацистской Германии.
Процесс общественной деградации был запущен давно — путч-93, авторитарная конституция, скандальные выборы-96, победа реакции в 2000 г., ликвидация оппозиции в 2003-ом (в этом значительна доля ее собственной вины — режим к тому времени еще не затвердел), ползучая реставрация «совка» в культуре и общественно-политическом дискурсе.
В 2008-9, во время ипотечного кризиса, стало очевидно, что коррупция полностью поглотила государственную инфраструктуру, мракобесие овладело массами телевизионных потребителей, а фальсификация выборов стала тотальной.
Массовые городские протесты 2011-го, кстати говоря, были предсказаны экономистами еще в 2006 году — вот, что по этому поводу говорил ректор ГУ-ВШЭ Ярослав Кузьминов: «Мы добились определенного сдвига в сторону свободного потребления, мы создаем средний класс. Средний класс, кстати говоря, довольно быстро развивается, и по некоторым измерениям средний класс у нас достигнет 35-40% к 2010 г. Ведь средний класс, то, что японцы называют „salaryman“, т.е. человек, который работает где-то под гнетом, но во второй половине дня он свободен, делает, что хочет, чувствует себя свободным человеком, и он в своем потреблении выбирает, здесь от него чего-то зависит. Такого рода люди в городах сформировались уже довольно широкой когортой». Фактически — и пока что в менее агрессивной форме — Москва повторила киевские события марта 2001 года.
Здесь замечу, что представление о том, что украинская политическая история каким-то образом «следует» за российской, является глубоко ошибочным. Это не раз уже подводило и Путина, и наемных политтехнологов беглого экс-президента Януковича. Не говоря уже о Медведчуке, который, судя по всему, просто благоговеет перед третьесортными российскими наемниками, вроде того же Бородая.
В это же заблуждение не раз впадал и такой продвинутый и мудрый специалист, как Глеб Олегович Павловский. Вот, к примеру, начал он писать о феноменологии нашей революции, причем весьма прозорливо. А потом вдруг, к моему недоумению, скатился в сравнения Майдана 2013-14 годов с октябрьской революцией 1917 года, и в замеры влияния Путина на ситуацию — что, на мой взгляд, практически неуместно. Если уж брать русских политических публицистов, то при всем моем неоднозначном отношении к Юлии Латыниной (бывает, халтурит, как со «стрелкой осциллографа», а бывает, что проскакивает какое-то интриганство в ее текстах), но ее оценка украинской революции как классической буржуазной является гораздо более адекватной.
Однако, похоже, Кремль и его экспертное сообщество, отдельные российские политики неспособны учиться на ошибках, или им претит переступить через свой комплекс исключительности (а некоторым нашим согражданам — через комплекс неполноценности). Сделать это, тем не менее, придется — и в первую очередь, в Москве, если там еще способны остановить свой катастрофический курс.
Политическая история, или нарратив институциональных изменений России и Украины — разнится.
Во-первых, эту развилку мы прошли еще в 1993 году. Тогда какой-никакой парламент (я так пишу, потому что он был еще ВС РСФСР, который комплектовался не совсем демократическим путем) восстал против президента Ельцина, а тот расстрелял его из танков. На самом деле ситуация из сегодняшнего дня выглядит, как «оба хороши». Потому что парламент был политически реакционным, а президент Ельцин, если и был в какой-то мере прогрессистом, то лишь в той, каковая позволяла перераспределить собственность. Однако, варварский способ разрешения конфликта и подрыв авторитета парламентаризма задали курс всей дальнейшей истории «новой России», закономерно приведя ее к нынешнему состоянию — варианту фашизма.
В Украине политический кризис 1993-1994 гг. разрешился диаметрально противоположным образом. Было заключено «конституционное соглашение», а президент Кравчук согласился на досрочные перевыборы главы государства. Институт парламентаризма победил.
Во-вторых, Россия ни разу не взяла планку консолидации демократической системы, и логично, что всю эту эпоху «оставалась на второй год». Консолидация демократической системы — это мирная и реальная передача власти, при которой оппозиция побеждает на выборах и становится властью. Уже один такой прецедент становится важным компонентом той древесины, из которой состоит ветвь развития политической системы. А теперь сравним.
В 1994 году Кравчук уступил Кучме, а парламент сильно полевел. Но Кучме все же как-то удалось протолкнуть Конституцию-96, ставшую уникальным договором о балансе между институтами законодательной и исполнительной власти. В 1998-2000 годах у Кучмы не было своего большинства, и, тем не менее, путем применения широкого переговорного арсенала президент в своих предвыборных целях продавил весьма радикальную программу либеральных рыночных преобразований (декреты 29 июля 1999 года). Это был последний день действия особых полномочий главы государства, закрепленных в переходных положениях Конституции. Эта программа и позволила Кучме создать широкую общественную коалицию и переизбраться, а также выдвинуть страну на кривую взрывного экономического роста.
В Москве склонны интерпретировать казус-99 неверно — по российской кальке-96. Мол, капитал сплотился вокруг Кучмы, политтехнологи написали темники для телеканалов и те зубодробительной кампанией очернили коммунистов. Схожие элементы имеют место быть, но мне это напоминает «народную этимологию», над которой смеются лингвисты, а малограмотные люди усматривают совпадения («Пта — Птах», «рубль — талер»). В 1996-1998 экономика Украины пережила стабилизацию, пусть и не удавалось добиться роста. А экономика России пережила крах, достижения реформ были уничтожены. В Украине был мир, Россия вела боевые действия на своей территории. Кучма был мобилен и убедителен, Ельцин — едва в сознании. В России нет, и не было таких краевых различий, как у нас, они не становились частью политических технологий. Наконец, коммунист Симоненко не был конкурентом для Кучмы, в отличие от коммуниста Зюганова в паре с Ельциным. Для Кучмы главным было перессорить левых, что ему блестяще и удалось — а в России никогда не было настоящих левых конкурентов для КПРФ.
Далее Украина, с тактическими шатаниями и откатами, но продолжала двигаться по демократическому пути, к пространству сложного консенсуса и общему языку ценностей с Западом, а Россия двигалась в обратном направлении, к реакции и реставрации застоя и сталинизма в лайт-версии. С 2000 по 2012 год оппозиция побеждала на парламентских и президентских выборах в Украине 6 раз. В России — ни разу. Электоральное «величие» Путина выглядит жалко в тех координатах, в которых оно измеряется, — манипуляций с избирательным законодательством, информационной монополии, недопущения к участию в выборах конкурентов, непрозрачности подсчета голосов, и, наконец, прямой фальсификации в декабре 2011 года.
Но, как и в 2001 году в Украине («Украина без Кучмы»), новый общественный игрок в Москве, городская буржуазия, не был готов идти до конца. Ему разве что удалось испугать власть. А Кремль принялся уничтожать эту буржуазию — как попытался это сделать Янукович у нас, и был свергнут. А в России еще все впереди — Путин неизбежно загонит деятельное меньшинство, «малый народ», в угол. Учитывая наш опыт, можно спрогнозировать, что на улицах российских мегаполисов погибнут тысячи.
На данный момент ошибки Путина привели к «ватной» изоляции страны, углублению рецессии, провалу «маленькой победоносной войны», ощущению бесперспективности и тупика, охватывающему городскую массу, кровавому разрыву с «братским» народом, успешному усилению шантажа со стороны Минска и Пекина — всего не перечислить...
В заключение скажу вот что: более 2-х лет назад, 6 мая 2012 года, в интервью александрийскому диссиденту Вилену Очаковскому, и формально еще находясь на госслужбе, автор этих строк сказал буквально следующее: «На данный момент все возможности изменения ситуации, кроме революционного, — исчерпаны. Не стоит тешить себя иллюзиями „внезапного прозрения“ правящего класса. Речь может идти лишь о формах его отстранения от власти»
В той же мере это наблюдение сегодня относится к России. Ее авторитарная модернизация провалилась точно так же, как либеральная. А «украинская катастрофа» для российского правящего класса — группировки «Озеро» — становится точкой обратного отсчета для катапультирования на свалку истории.
