Бог, судьба и работа часто заносят меня на Нижний Дунай. И всегда на подъезде к Килие, нынешнему районному центру Одесской области, в голове всплывает: «Ой, полем, полем Киліїмським, битим шляхом ординським...».
Сразу вспоминается и иное. Хмельник, школа, учительница украинской литературы София Еремеевна. Она нам рассказывает о самом раннем памятнике украинского народного творчества, «Думе о козаке Голоте», которая начинается именно со слов: «Ой, полем, полем...». До сих пор не могу понять, почему Михаил Грушевский (в «Иллюстрированной истории Украины») отнес события, описываемые в «Думе...», к 1663 году. Когда на черной козацкой раде за гетманскую булаву отчаянно рвали друг другу глотки запорожский кошевой Иван Брюховецкий да нежинский и переяславский полковники Василий Золотаренко и Яким Сомко. Первый получил булаву, остальные потеряли головы, но никто из них никогда в районе Килии не бывал.
Тайна имени
А ведь под этим городом есть и поле (буджакская степь), и «шлях ордынский» (дорога из Килии в Аккерман, подробно описанная в середине 17 века турком Эвлией Челеби). И есть казаки, которые, ох, как погуляли на этом «шляхе». Героя «килийских дум» (а их, как минимум три: «Дума про козака Голоту», «Дума про Феська Ганжу Андибера» и «Дума про козака Нетягу») зовут Фесько Ганжа Андыбер. И если верить моей учительнице Софье Еремеевне, а я верю своим учителям, то он и есть первый персонаж, память о котором сохранило украинское народное творчество. А значит — первый украинец. Так кто же ты, Фесько Ганжа Андыбер?
Сложнее всего с «Андыбером»... Ясно, что это — прозвище человека. В украинской этимологии не найти происхождения этого слова. Но зато никакой сложности эта этимология не представляла для татар. Они сразу предложили мне объяснение: корень «андар» — «благородный, знатный, сиятельный» и суффикс «бер» — «один, единственный».
Но если общеславянское слово «вельми» («очень») представляет собой творительный падеж от «вель» («большой»), то тогда «Андыбер» является, практически, калькой славянского «ясновельможный» («очень сиятельный», «большой сиятельный», «единственный сиятельный»).
А «ясновельможный» — это почтительный эпитет украинских гетманов. Но Фесько Ганжа Андыбер и есть гетман. В другой думе, ему посвященной, Андыбер сначала появляется в корчме как нищий оборванец, а в итоге оказывается, что:
«Фесько Ґанжа Андибер,
Гетьман запорозький,
Стиха словами промовляв...» («Дума про Феська Ганжу Андибера»)
Мы очень немного знаем о украинских гетманах до эпохи Петра Сагайдачного, умершего в 1622 году. Но в случае с Андыбером мы имеем две «подсказки»: «Феська» и «Ганжу». Плюс географическая подсказка: дело должно происходить в устье Дуная. И все становится очень просто.
«Горячая точка» 1574 года
В конце 1571 года в Стамбуле узнали, что сестры молдавского князя (господаря) Богдана IV Лэпушняну вышли замуж за польских аристократов. А поскольку Польша была политическим противником Турции, то юный (17 лет) господарь тут же слетел с престола. На его место султан поставил Иоана (Ивоню) Водэ Лютого, правнука великого молдавского господаря Стефана III чел Маре.
Иоан оправдывал свое прозвище «Лютый». И его можно понять. По словам польского историка XVI века Леонарда Горецкого: «Прием политики турецких султанов состоит в том, чтобы подготовлять победу над соседним народом, поддерживая распри, возникающие между его вельможами по какому бы то ни было поводу». В результате, например, глава боярской оппозиции Томша в 1563 году лично забил дубиной до смерти господаря Иоана Якоба Гераклида. Иоан Лютый беспощадно расправлялся со знатью, но знать его, в конце концов, и погубила: боярин Иеремия Черневич, считавшийся ближайшим другом господаря, предал его в последней битве.
Лютый на втором году правления восстал против турок, не желая платить увеличившийся в два раза «харач», ежегодную дань Стамбулу. Несмотря на жестокость в отношении знати, а может и благодаря ей, Иоан пользовался любовью среди тех, кого называли «резешами». Их «мы предпочитаем называть свободными земледельцами, чем знатью» (Дмитрий Кантемир «Описание Молдавии»). Это позволило Лютому созвать «большое войско», основу которого и составляли резеши, почти год успешно противостоявшее превосходящим силам турок.
Казаки выходят на бой
Тем более, что он призвал на помощь 1200 казаков Ивана Сверговского (известного также как Свирговский, Свирщевский и Сви(е)рчовский). В истории Украины его называют «украинским гетманом», хотя титул гетмана польские писатели XVI века дают всякому независимому военачальнику, предводительствующему самостоятельным отрядом войска.
Кто они были? Поляки (Горецкий) называют их «малочисленным отрядом польской конницы, который отправился было искать добычи на берега Днепра и Черного моря», но был перевербован Иоаном Водэ. Украинские летописцы («Літопис Грабянки»), в принципе не возражают, хотя называют их казаками и замечают, что «навіть якщо були і ляхами, але з своєї волі на татарів ходили і примикали до вільного, не найманого воїнства».
Я ни в коей мере не собираюсь переписывать «Описание войны Ивонии», замечательную книгу, которую еще в XVI веке написал Леонард Горецкий. Меня занимают в этой истории два обстоятельства. Во-первых, и польские (Вацлав-Александр Мацеевский) и украинские (Дмитрий Яворницкий) историки упоминали о том, что во время этой войны «собственно низовые казаки... разгуливали под начальством атамана Фоки Покотила на лодках по Черному морю и тревожили турок, не давая им возможности всеми силами ударить на Молдавию». Это может означать только одно: козаки блокировали входы в устья Дуная и Днестра, перерезая морские коммуникации турок. А имя Фока в украинском языке трансформировалось в Фесько. Под которым Покатило (Покотило) и известен в отечественной истории.
Война продолжалась более года, действия козаков Сверговского были эффектны, жестоки и проигрышны. Грабянка рассказывает так: «чотирнадцять раз у битві з турками сходилися, силу-силенну їх перебили і врешті-решт, з усіх сторін турками оступлені, до одного голови зложили».
Во время войны был эпизод, когда молдаване отправили военный корпус, который «двинулся в Валахию, стал занимать города и замки, которых никто не защищал; он приказал истреблять всех встретившихся жителей без различия пола и возраста; села и города опустошал и предавал пламени. Занятая им часть Валахии представляла печальную картину: вся она дымилась пожарами, стариков и детей предавали смерти, матроны и девицы делались жертвами насилия» (Горецкий). Украинский историк и публицист Богдан Сушинский считает, что командовал этими силами наказной полковник Савва Ганжа, который впоследствии и вывел из Молдавии остатки отряда Сверговского, погибшего, как и Иоанн Водэ Лютый, после роковой для молдаван битвы у Рокшан. Обоих турки казнили.
С поля боя — в герои народных дум
Итак, рядом с фигурой Андыбера, «ясновельможного» гетмана Сверговского, находится и Фесько (Покотило), и Ганжа (полковник Савва). Место действия — Буджак и юг Молдовы, территория между Дунаем и Днестром, Килией и Аккерманом, как раз на «ордынском шляхе». Кроме того, в «Думі про Феська Ганжу Андибера» есть интересная строка:
«Ей, гуляв, гуляв козак, бідний летяга,
Сім год і чотири».
При определенном конспирологическом настроении можно предположить, что здесь «зашифрована» дата,
Поэтому вполне логично предположить, что в образе героя «килийских дум» слились три реальных исторических персонажа Фесько Покотило, Савва Ганжа и Иван Сверговский, гетман-Андыбер. И для того, чтобы убедиться в этом предположении, остается только выяснить, соответствуют ли события «Дум...» каким-либо историческим реалиям.
Повторюсь: «Дум...», как минимум, три. Одна из них, «Дума про Феська Ганжу Андибера», морализаторская. Оборванный казак,
На козаку, бідному летязі,
Три серомязі,
Опанчина рогожовая,
Поясина хмеловая;
На козаку, бідному летязі, сап’янці —
Видні п’яти і пальці,
в килийской корчме терпит безразличие и унижение от трех богачей, «дук-серебряников». Потом устилает кабацкий стол золотыми червонцами, три оруженосца одевают его в дорогие одежды и нищеброд оказывается гетманом Войска Запорожского. Андыбер обливает свои «дорогії шати» водкой:
Не мене шанують,
А вас поважають;
и приказывает выпороть дук «в три березовых прута» (потягати «у три березини»).
Да ведь это просто идеал казака: богатый, но абсолютно безразличный к своему богатству. Вспомните Гоголя и Яворницкого!
Судя по документам войны 1574 года, определенным безразличием к богатству отличался и Сверговский. Когда 20 марта Иоан Лютый встретил отряд Сверговского в военном лагере под Сучавой, казакам принесли дорогие подарки (серебряные миски, наполненные золотою монетою, шесть больших амфор прекрасного вина и 600 талеров), и пообещали им уплачивать жалование в том размере, который они сами потребуют. Сверговский ответил: «Не жалованье твое, Ивония, привлекло нас сюда, ибо о нем мы менее всего думаем, но рыцарский порыв к борьбе с жестоким и тягостным врагом христианства. Мы не настаиваем на количестве платы, пусть прежде исход войны решит нашу участь» (Горецкий).
Рыцарственность — это хорошо, но и добычей казаки не брезговали: «В добычу... досталось множество золота, серебра, жемчугу, денег; сокровищ этих награблено было очень много... Победители не оставили ни одного дома, все было разорено и сравнено с землею, за исключением замка, в котором затворился немногочисленный гарнизон», — так Горецкий описал взятие Браилова, что на румынском берегу Дуная.
В результате вырисовывается образ Сверговского, который где-то близок герою «Думы...»: хорошо награбивший, но безразличный к богатству.
Другие две «Думы...» связаны не с морализаторством, а с действием: некий татарин решил поймать Андыбера, чтобы получить за него много денег («золото шлыком мерить»). Но казак убил татарина, и взял как добычу его коня, одежду и оружие.
В сухом нарративном тексте Леонарда Горецкого есть два «живых эпизода»: описание гибели Иоана Водэ Лютого и другой, который заинтересовал меня гораздо больше. После взятия Тигины (современных Бендер) Сверговский со своими казаками и приданными 3 000 молдаван разбил турко-татарский отряд, двигавшийся со стороны Аккермана. «Начальник побежденного войска был взят в плен поляками; это был человек внушительной и благородной наружности, которая располагала в его пользу; при том он был очень богат и обещал дать за себя выкуп в шесть раз больше обыкновенного: он предлагал одну меру жемчугу, две меры золота и три меры серебра, лишь бы его не выдавали Ивонии. Но поляки предпочли этим богатствам сохранение верности, при том они уже имели большой запас золота и серебра, доставшийся им в качестве добычи, взятой у турок; потому они пренебрегли его обещаниями и выдали его Ивонии. Господарь... приказал своей пехоте изрубить его в куски».
Очевидно, эпизод произвел очень большое впечатление на окружающих, если польский историк счел его достойным отдельного описания. Если ужать рассказ Горецкого до сухой фабулы, то получается, что некий военачальник вышел на охоту за Сверговским, но был им разбит и погиб. Но ведь это и есть фабула «Думы про козака Голоту» и «Думы про козака Нетягу»!
Я не знаю, что еще надо, чтобы убедится, что три украинские думы об Андыбере «вызваны к жизни» событиями 1574 года, а реальные фигуры трех лидеров украинско-польских сил слились в творческой памяти народа в единый образ Феська Ганжи Андыбера. Это вполне естественный процесс мифологизации истории. И его результат, образ гетмана Запорожского Андыбера, вызывает искреннюю симпатию.
И немного личного: мне как искреннему фанату Одесского края льстит, что первое событие во внешнеполитической истории Украины, сохранившееся в творческой памяти народа, произошло именно у нас, в Буджаке. Пусть попытка была и неудачной, но она была.
-1.thumb.jpg)
