Осень 2011 года выдалась влажной и теплой. Тогда меня ожидали серьезные перемены в жизни. Если бы я только могла представить себе такое!
Первую часть читайте здесь
Вторую часть читайте здесь
Третью часть читайте здесь
Четвертую часть читайте здесь
Пятую часть читайте здесь
Мой мужчина окончательно понял, что не может найти свое место в сельской жизни. Все его прожекты с треском проваливались. Да и физически работать он особо не стремился. Чем он занимался? Кормил живность и по необходимости рубил дрова. Только это. Читатель может возмутиться и выступить в защиту бедного горожанина. Это право читателя. Жизнь в селе состоит из множества бытовых аспектов, в которых важна слаженность семьи. Любая мелочь может обернуться разномасштабной трагедией. Попали индюшата под ливень — жди беды. Легко могут простудиться, и тогда падеж их всех неминуем. Вовремя не дегельментизированы козлята — одновременная смертность всего молодняка. Не куплены инсектицидные ошейники для собак по забывчивости — привет, пироплазмоз! И так во всем. Деревня — не город. Спецмагазинов в округе нет, так что и ошибку сразу не исправишь. Да и продуктовые магазины в нашем селе работают только до 18.00. Это не ночной ларек под многоэтажкой.
Видимо, ощущая собственную беспомощность, мужчина стал заглядывать в стакан все чаще и чаще. Человек пьет, дабы не видеть окружающую реальность. И если он сам не готов к лечению, то все усилия напрасны. Уговоры не помогали, разговоры по душам не оказывали воздействия. Я нервничала все больше, а он все больше замыкался в себе и все чаще был «на бровях». Однажды настал тот день, когда я сказала: «Хватит! Я больше так не могу». Он собрал вещи и уехал. Больше мы не виделись. Мне было страшно и одиноко. Душу разрывали противоречивые чувства. Я считала себя обманутой жертвой. Впрочем, чтобы не страдать впоследствии от неоправданных надежд, не стоит их вообще возлагать на кого бы то ни было. Людям свойственно все идеализировать. Мы сильно переживаем по какому-нибудь поводу, что формирует завышенные ожидания, которые никогда не оправдываются. Избавиться полностью от идеализации невозможно, но сделать её менее значимой в жизни вполне реально.
Как раз в конце сентября в гости приехал мой старый друг из Киева. Природа, просторы, чистый воздух и деревенская пастораль — всё тогда поразило его. И он стал ездить всё чаще и чаще, сделав свои визиты регулярными — каждые выходные. Вместе, пользуясь затяжной осенью, мы переделали огород. Вместо двадцати запущенных соток урезали его до 4,5.
Пытались делать умный огород в традициях органического земледелия. Были разбиты узкие грядки по 0,5 м шириной и 10 м длиной. Междурядья расширены также до полуметра. На грядках посеяли овес на сидераты. В начале ноября зазеленели первые ростки. Естественно, односельчане смотрели на меня, как на пациента психбольницы. «Кто ж на зиму овес сеет? Он же яровой», — участливо говорили они, подразумевая: «И тебя вылечат». За зиму стебли сгнили на грядках, удобрив землю, которая была истощена химикатами еще прежними хозяевами, а отмершие корни сослужили хорошую службу в борьбе с сорняками весной. Кроме того, они еще и взрыхлили почву естественным образом.
Поскольку брат остался зимовать со мной, то ему, якобы, пришлось взвалить на себя всю непосильную ношу — заботу о хозяйстве. Фактически кормление живности перешло к нему. С дровами той зимой было просто — их купили уже поколотыми. Ремонт в доме остановился, поскольку бедный брат перетруждался. Санузел так и остался стоять в «кирпиче». Однажды я спросила его, не хочет ли он найти себе работу, ибо мне сложно содержать здорового лба. На что он театрально всплеснул руками и с неподдельным удивлением ответил: «А как же я буду успевать с хозяйством? Я работать не планировал». Впрочем, я всегда знала, что брат говорит одно, а думает другое. Ему просто надо было пережить отрезок времени и, желательно, на всем готовом. Обосновываться в селе он не собирался. После тяжелого и долгого разговора он уехал на заработки в Киев. С концами... Что меня нисколько не удивило.
Так я стала жить сама в селе. Первое время было немного страшно ночевать одной, особенно во время мартовских бурь. Но привыкла я быстро. К слову, тот страшный зверь — хозяйство, которое отнимало столько сил у двух мужчин, на поверку оказалось занятием на полчаса утром и столько же вечером. Занимаясь ежедневными домашним хлопотами, я не ощущала особой физической усталости: всё успевала по дому, все животные сыты, печки протоплены, еда для себя приготовлена. Каждые выходные по-прежнему приезжал мой поклонник.
Бывало и так, что из-за изменения атмосферного давления я не сразу могла затопить печь. Танцевала часами вокруг неё шаманский танец, разве что без бубна. Но упорства мне не занимать. Хотя однажды во время весенней бури, после трех часов шаманства — гори, гори ясно, чтобы не погасло — мои силы иссякли. И моральные, и физические. Так и легла спать, укрывшим двумя одеялами. Утром температура в комнате была +17. Возможно, для обитателей городских квартир, это есть уровень комфорта. Но не для меня. Я слишком теплолюбивое существо. Впрочем, этот дискомфорт был устранен буквально в обед. Дрова полыхнули с первой спички. С тех пор я завела себе «волшебную» бутылочку с жидкостью для разжигания костра и пару-тройку номеров «Авизо». Теперь это моя самая любимая газета — она толстая.
А в последних числах марта меня ждал сюрприз. Но в начале — краткая предыстория. В январе у Шады, старшей суки, началась течка. Я честно следила за ней и не пускала к кобелю. До этого у меня не было сук в разведении. И явление течки для меня было незнакомо. Да и опыта соответствующего не было. Итак, я выхожу к собакам, Шада выскакивает ко мне из будки, а там... А там шесть пищащих комочков. Поначалу на нервах я даже подумала, что это не ее щенки — кто-то подбросил. Ну да, пришла в глухой двор какая-то дворняга, родила у Шады в будке, ушла, а Шада ее даже не покалечила. Нонсенс! Я позвонила своей киевской заводчице в панике. Юля — человек с железобетонными нервами. Она спокойно объяснила, что я не заметила охоту, и что каждый новичок сталкивается с этим, и что даже в питомниках, когда суки хотят вязаться именно с определенным кобелем, то они прорывают целые подземные хода, и что у аборигенок-первородок легко не увидеть беременность, и что если Шада решила вязаться, то технически она пойдет на любые ухищрения. Кстати, аборигенные кавказы как раз и отличаются от заводских тем, что они формируют пару. Например, на Кавказе часты случаи, когда вязка происходит только между парой.
Я тут же позвонила в Киев своему кавалеру. Естественно, он мне не поверил. Но приехал на следующий день. Во-первых, надо было сбить короб для малышей и переселить их вместе с мамой на сеновал. Вольера тогда еще не было. Во-вторых, надо было купировать уши. Несмотря на нервный тремор рук, мы решили делать это самостоятельно. На третий день мы положили всех щенков в коробку и принесли в дом. Мужчина взялся за ножницы. Купируют ушки кавказам на третьи-четвертые сутки от рождения. Кто-то вызывает ветеринара и платит деньги, кто-то делает это сам. Мой врач в пятидесяти километрах от меня. Да и он самый дорогой в городе, чтоб ехать ко мне на купирование. Ушки режут без наркоза. Надо сделать быстрое движение ножницами. И все. С горем пополам мы пережили купирование.
Щенки подрастали. Я же с потеплением стала огородничать. Высеяла редис, укроп, петрушку, морковь. В парник посеяла семена ранних сортов помидоров. Весна прекрасна. Юная молодая девушка в зеленых одеждах... Уже отцвели крокусы, которые зацветают как только тает снег. Тюльпаны выбросили бутоны. А я же отправила трёх своих щенков в Москву. Один щенок ушел по обмену. В первых числах мая я ожидала приезд двухмесячного кобелька Шамана, который стал моей самой большой любовью. Впрочем, это уже другая история.
Продолжение следует.
