В чем-чем, а в харизматичности и образности мышления советским лидерам не откажешь. Одним из самых крепких острословов на грани этикета считался украинский генсек Никита Хрущев. Он первым из советских политиков стал непревзойденным мастером перфомансов и флэш-мобов, а 55 лет назад начал кукуризацию СССР.
«Мы никогда не примем Аденауэра, как представителя Германии. Если снять с него штаны и посмотреть на его задницу, то можно убедиться, что Германия разделена. А если взглянуть на него спереди, то можно убедиться в том, что Германия никогда не поднимется» — это Хрущев. «Политики везде одинаковы: они обещают построить мост там, где и реки нет» — это тоже Хрущев. Отличился Никита Сергеевич и во время поездки в США, выразив искреннюю убежденность в том, что «американская свинья и советская могут вместе сосуществовать», после чего бросал в надоедливых журналистов стеблями кукурузы. После смерти Хрущева 40 лет назад, власть попыталась превратить его в клоуна, занимаясь искажениями и распространением анекдотов вроде истории о буйнопомешанном главном кукурузнике СССР. Как оказалось, история с кукуризацией всей страны, начавшейся 55 лет назад, не была такой уж нелепицей. А кукуруза не стала вторым советским хлебом только потому, что ее постигла участь картошки при Петре I. Как и Брежнев, Хрущев за кулисами официозной мифологии был совершенно другим. Но не многие советские граждане могли это увидеть. Одним из посвященных стал Петр Сыротюк, который попал к Хрущеву в коки накануне его визита в Великобританию, ставшего затейливой смесью аристократического шика и шпионского скандала.
«Когда Хрущев, Булганин, Туполев и Курчатов готовились отправиться с визитом в Англию, то меня командировали в Балтийск, на крейсер „Орджоникидзе“, — рассказал автору Сыротюк, — До отплытия мы полмесяца болтались по Балтийску, продукты заготавливали. Взяли, кроме всего прочего, икру, шоколадные конфеты, пиво, вино, коньяк, водку. Все это для приемов. Сервизов у нас несколько было. А Хрущеву самолетом привезли ящики с водкой „Столичная“ и газировкой „Нарзан“. С этим набором они и в Индию ездили — нашу водку везде пили». «Из-за моей, как говорят, «хохлацкой натуры», я чуть не остался на берегу. До выхода оставалось два дня, а мы с ребятами поспорили, кто дольше простоит под холодным душем. И вот мне выпало такое «счастье»: перестоял всех, зато на следующий день заболел. Меня решили не отправлять на корабль, а положить в госпиталь. Тогда я сказал, что заберу вещи, а сам спрятался в рубке. Так меня до отплытия и не нашли. Хрущев появился на палубе в сопровождении охранника. Тот длинный такой, прихрамывал, и все время держал руки в карманах своего пальто. Никита Сергеевич очень спокойный был. С матросами разговаривал — голос ровный, приятный. У нас по субботам большая уборка («аврал» по-нашему). Мы палубу драили водой с песком специальной щеткой, очень неудобно. Хрущев смотрел-смотрел и сказал: «Да, надо бы что-то придумать, чтобы облегчить труд моряков. Куда же это годится — всю палубу вручную!» А у нас палуба огромная — 26 метров ширина, 196 — длина. Хрущеву специально ничего в каюте дополнительно не готовили. Жил он в адмиральской каюте, а остальных разместили в офицерских. Булганин на палубу выходил редко.
Однажды пришел к матросам и спросил: «Ребята, а где тут у вас «Ташкент»? Он уже знал, что так мы называли самое теплое место на корме. Ну, подошел он к нам погреться, а мы его спрашиваем: «Товарищ Председатель Совета Министров! Вот мы будем увольняться осенью — а нельзя ли это сделать раньше, чтобы успеть поступить в учебные заведения?» Он говорит: «Я всего-навсего Председатель Совета министров, поэтому я этот вопрос не решаю. Надо вынести его на Верховный Совет». В Европе уже, конечно, знали о нашем плавании. Датчане прямо-таки нахально подплывали на своих рыбацких лодках к самому крейсеру — фотографировали. Это было опасно, но Хрущев с палубы не ушел. В Англии Хрущева и его спутников повезли в гостиницу, а мы остались на крейсере. На следующий день к нам на экскурсию стали приходить англичане. Народу набралось тысяч десять. Англичане положили свои сходни, очень узкие. Естественно, началась давка — а тогда еще так жарко было! (Нам говорили, что мы в Англию привезли хорошую погоду). Девушки-англичанки на каблучках, затянутые, а тут толпа такая! Многие теряли сознание — их прямо на крейсер заносили и там оказывали медицинскую помощь. В конце концов, наше командование сменило трап на более широкий. Хрущев нам специально ничего не заказывал. Мы готовили два-три первых блюда: мясную или рыбную сборную солянку, домашнюю лапшу с куриным бульоном. На второе — отбивные, рябчики. Когда мы были в Англии, нам прислали свежих рябчиков с зобами, набитыми березовыми почками. Королева из своей теплицы к столу передала грибы-шампиньоны. Мы готовили на корабле, а на берегу — их личные повара. У Булганина и Хрущева были повара, очень похожие на них самих. В брюки хрущевского влезали четыре матроса. Случай у нас смешной был — вот что значит матросская находчивость. К нашим ребятам подошли английские офицеры и поинтересовались, какая длина корабля. Старшина сделал серьезное лицо и говорит: «Вы знаете, по-моему, что от носа до кормы, что от кормы до носа — одинаково». А за два дня до отплытия случилось ЧП. Утром мы собирались ехать в Лондон на экскурсию. Вышли на палубу, смотрим — готовится водолазная бригада. Оказалось, что со стоящего рядом эсминца вахтенный заметил ныряющего возле нашего крейсера водолаза. Потом мы узнали, что к нам под корабль лазил английский капитан третьего ранга Кребс. И у него что-то случилось с кислородными баллонами. Их потом нашли на грунте, а его самого вынесло в залив уже мертвого. Думали — диверсия. Мы обследовали днище — все в порядке. Этот капитан в 1955 году во время коронации Елизаветы обследовал крейсер «Свердлов». Наши крейсеры тогда считались самыми быстроходными. Поговаривали, что английского капитана убило током. Все это ерунда — на том месте рыба всплыла бы. Тем более, на причале постоянно находилась английская полиция".
