Пандемия COVID-19 не оставит камня на камне от привычного нам мира. Уже вскоре нас ждет медицинский фашизм, уход в виртуальность, попадание в рабство к искусственному интеллекту и железный занавес 2.0.
Общемировой локдаун и вызванный им экономический кризис — результат ошибки в математической модели, который мог быть отнюдь не случайным, считает философ и футуролог Сергей Переслегин. Ограничивая работу туризма и сферы услуг, правительства и корпорации сознательно убивают бизнес, чтобы преодолеть назревший кризис глобализации и форсировать переход к новому технологическому укладу. В выигрыше останутся айтишники, медики, финансисты и бюрократы, однако заплатить придется отказом от демократии и появлением миллиардов безработных. Те, кто проектирует новый мир, этого совсем не боятся.
— Сергей Борисович, масштабные эпидемии часто были поворотными моментами в развитии цивилизации. «Юстинианова чума» добила Древний Рим, чума XIV века повысила стоимость рабочей силы и заложила основы капиталистического общества. Пандемия COVID-19 будет таким поворотным моментом, или через два года мы ее уже не вспомним?
— Ни одна из эпидемий, которую нам удается исторически проследить — включая эпидемии испанки, холеры и даже чуму XIV века, — не оказала заметного влияния на демографию при условии, что вы рассматриваете не ежегодные колебания, а хотя бы таблицы 10 — 20-летних данных. Но культурное влияние может быть значительным, историческое тоже.
Да, в Константинополе во время «юстиниановой чумы» в некоторые дни умирало 5 тысяч или даже 10 тысяч человек. Но что касается влияния на демографию, то мы не знаем, было ли это воздействие самой чумы или в первую очередь случившегося намного раньше катастрофического выхода из строя существующей системы хозяйствования.
Можно, наверное, выразиться следующим образом: чума закончила существование народов, некогда создавших античную цивилизацию, и положила начало существованию народов, которые составят цивилизацию европейскую.
С чумой XIV века тоже не все очевидно. Оценки числа умерших варьируются от источника к источнику, но, по всей видимости, часть городов Западной Европы действительно потеряли большую часть людей. Весь Запад в один голос говорит о том, что это оказало колоссальное влияние на повышение заработной платы, на повышение цены рабочей силы и едва ли не породило европейскую демократию. Но чума, вообще-то, шла из Китая, прошла через Индию, через Константинополь. Лишь после этого она добралась до Европы, и нигде, кроме нее, подобных эффектов не наблюдалось, хотя, надо думать, уровень потерь был примерно одинаков. Так что дело было в самом европейском обществе времен позднего средневековья, для которого эпидемия стала своего рода катализатором перемен.
Что же касается коронавируса, воздействие этой пандемии на человеческую популяцию пренебрежимо мало. Если цифры, которые нам дают, относительно верны, то это чуть похуже гонконгского гриппа — тот за год давал 1,2 млн смертей, сегодня фиксируется около 1,7 млн. Но, для сравнения, испанка в первый год унесла 8 млн жизней. При этом социальный эффект пандемии COVID-19 совершенно невероятен, и это мы не забудем ни через год, ни через два. Я склонен думать, что мы не забудем этого вообще никогда. Из-за эпидемии, которая особенно ничем не угрожала (цифры даже не сравнимы с военными потерями в нормальной крупной войне), человечество отказалось от огромного количества завоеваний, которые вроде бы для него должны быть жизненно важны.
— Каких, например?
— Когда-то ради свободы люди шли на баррикады, где вероятность погибнуть или, по крайней мере, оказаться надолго в тюрьме была, наверное, десятки процентов. Если вы сравните 1,7 млн с 7 млрд, вы поймете, что вероятность гибели от коронавируса для человека ничтожно мала, даже если вы относитесь к группе риска. Тем не менее люди оказались совершенно спокойно готовы отдать и демократические свободы, и конституционные нормы, и образ жизни и деятельности. Из высоко связанного открытого общества мы превратились в общество закрытое, в общество, управляющееся семантически, в общество, которому можно показать большой палец под названием «коронавирус», как ребенку показывают буку, и он в ужасе кидается под диван и умоляет его спасти. То, что за один год мы потеряли достижения двух с лишним сотен лет демократической и свободной жизни, — это по-человечески трудно понять. Тот факт, что правительства захотели, а народы согласилась, и есть реальный и очень значимый социальный результат пандемии.
— Пандемия COVID-19 — я имею в виду не появление нового вируса как такового, а События, перекроившего жизнь всего мира, — оказалась неожиданностью для футурологов или какой-то условный Нострадамус ее давно предсказал?
— Насчёт Нострадамуса не знаю, а насчет футурологов ответить могу вполне точно: начиная с 2008 года, а некоторые даже раньше, мы все начали говорить о кризисе глобализации. Понятно, что первый этап — это кризис 2008-го, далее 2014-го. Но коронавирус стал последним и решающим этапом этого процесса. Уже сложилось единое мнение, что кризис глобализации в обязательном порядке обернется сменой технологического уклада, что всегда приводит к большой войне. Но ряд прогностиков указывали, что большая война в данном случае не решит задачу: она будет либо очень большой, и тогда окажется не до нового технологического уклада, либо она будет недостаточной для решения соответствующей группы проблем.
— Можете пояснить, что имеется в виду под технологическим укладом? Что заставляет думать, что он должен смениться, и почему для этого обязательно нужна катастрофа?
— Технологический уклад — это способ производства, принятый в данном обществе в данное время. Например, 3-й уклад — это преимущественно сельскохозяйственный, 4-й — промышленный. Мир сейчас находится в конце пятого технологического уклада — в экономике потребления, экономике услуг и финансовых технологий. Сейчас идет переход к шестому укладу, в котором будет снова производящая экономика, где искусственный интеллект господствует в промышленности, распространены аддитивные технологии, очевидно сокращение торговли и, в итоге, господствуют замкнутые циклы в производствах. Переход уже идет несколько лет, где-то он прошел дальше, где-то топчется на месте или норовит упасть в 4-й, инженерный, уклад СССР.
Любая смена технологических укладов — это передел собственности, борьба нового капитала, который базируется на новых технологиях, и старого капитала, который совершенно не готов расставаться с прибылью. Переходу к четвёртому индустриальному укладу предшествовали две мировые войны, переходу к пятому — холодная война и распад СССР. Переход всегда делается за чей-то счет, и шестой уклад не станет исключением. Торговая война между США и Китаем — часть этого перехода. Но в данном случае было решено провести операцию не за счёт какой-то отдельной страны. Я тут не знаю, как выразиться... выражение «мировой пролетариат» вас устраивает? То есть переход осуществляют за счет всех нас.
Огромное количество людей уже остались без работы и потеряли свои деньги. Экономические последствия коронакризиса варьируются от сотен миллиардов до триллионов долларов. Я больше верю во вторую цифру, потому что для перехода между укладами нужны триллионные преобразования средств. Эти деньги, естественно, кто-то потеряет, а кто-то по дешёвке скупит активы разорившихся предпринимателей.
«Сейчас идет демонтаж пятого технологического уклада»
— То есть, на ваш взгляд, коронакризис — это искусственно созданный и управляемый процесс, а вовсе не борьба за здоровье нации?
— Мое уважение к человечеству в значительной мере базируется на том, что и король Швеции, и президент Белоруссии всё-таки смогли противостоять колоссальному общему давлению. Мне очень жаль, что руководство России к ним не присоединилось. Я переживаю чувство стыда за то, что 9 мая не был проведён Парад Победы. Люди, которые когда-то создали эту Победу, наверное, удивились, узнав, что при таком крайне незначительном риске мы могли это празднование отменить. Кстати, это удар не только по тем, кто воевал, — их очень немного осталось, — это удар по культурному коду всей страны. Но ничуть не лучше проявили себя Франция, Германия и все остальные — в условиях сильного давления они предприняли то, что им было подсказано.
— Подсказано кем?
— Было изначально понятно, что идет очередная волна «гриппа» из Азии, что бывает примерно раз в 20 лет. Чтобы прогнозировать развитие эпидемии, надо знать коэффициент размножения, то есть сколько человек в среднем заражает заболевший, и вирулентность — какой процент заболевших умирает. Совсем небольшие изменения двух этих величин дают очень сильное изменение прогноза.
Есть ощущение, что, когда началось распространение эпидемии, кто-то совершенно сознательно поменял некоторые константы в математической модели. И сразу несколько крупных центров в Лондоне, в Италии получили критически опасную модель распространения эпидемии. Откуда взялись эти модели, которые давали колоссальный рост заболеваемости и смертности, никто не знает. Официально эти расчеты полностью дезавуированы. Но люди, которые получили цифры, объявили тревогу, после чего на правительства стало оказываться колоссальное давление. Будь среди элит люди, обладающие какой-то цельной картиной мира, они довольно быстро бы поняли: о каком карантине мы можем говорить, если мы людей в рестораны не пускаем, а в магазины пускаем, если часть людей должны сидеть дома, потому что должны, в то время как другая часть людей должна работать. Потому что, если сотрудники ЖКХ и еще пары-тройки критических сервисов на работу не выйдут, будет такая катастрофа, что никакая эпидемия здесь близко не покажется. В итоге получается, что большая часть людей всё равно работает, ходит по городу, выезжает за его пределы. Всё это на реальное распространение вируса никакого воздействия не оказывает. Называть это карантином было по-настоящему смешно. У нас была утечка оспы в советское время, КГБ за короткий срок поймал всех, кто контактировал с пациентом 0, всех быстренько отправили в закрытую изолированную больницу, но вспышку остановили прямо на корню. Отсюда я делаю вывод, что, собственно, не борьба с вирусом была поставлена в качестве задачи. Победить эпидемию не получилось, но борьба со средним и мелким бизнесом идет прекрасно.
— То есть тот факт, что сейчас, во вторую волну, в Европе, да и у нас в Петербурге, жертвами локдауна становятся именно туризм, сфера услуг и развлечений, — это не случайность, а стратегия?
— Это все пятый технологический уклад, и сейчас идет демонтаж этого уклада.
— Но европейские правительства помогают бизнесу, который закрывают, во всяком случае во время первой волны. А вот наши власти как-то не очень щедро выдают компенсации. Они хотят быстрее совершить переход между укладами?
— На самом деле разницы никакой. Запад, будучи богатым, может сейчас ввести, например, безусловный доход, но это не спасет малый бизнес, а всего лишь дает людям некоторую ренту, которую, кстати, в любой момент могут отменить. Это как раздача хлеба плебсу в Древнем Риме. Но есть только один способ по-настоящему помочь малому бизнесу — это дать ему работать, потому что он живет с оборота. На Западе существует иллюзия помощи государства, у нас такой иллюзии нет. Наше государство более наглое и более честное.
— В одном из весенних интервью вы говорили, что COVID-19 ударит в основном по Китаю, а в выигрыше в первую очередь останутся США. Но пока выглядит так, что все случилось ровно наоборот.
— Китай не верит в ковид, в том плане, что не устраивает себе гигантского снижения доходов из-за пандемии, но ровно потому, что уловил, что торговая война его ждет по-любому. А в этом случае лучше наращивать мускулы. Америка сейчас находится в зоне жёсткого внутреннего кризиса, который ей придется преодолевать. Опыт показывает, что обычно у Америки неплохо получается преодолевать свои кризисы за чей-то счет — кайзеровской Германии, гитлеровской Германии, Советского Союза. Теперь, кажется, настало время Китая. В этом отношении я остался при том же мнении, при котором был. Для Америки эта ситуация чревата позитивными возможными решениями, хотя не факт, что она сумеет их найти сейчас, а не через пять лет. А вот китайская экономика слишком открытая, и если её сейчас резко закрыть, это начнёт создавать сильнейшие диспропорции между побережьем и центральными областями. Так что потенциально ситуация для Китая гораздо опаснее, чем для Штатов. Но хуже всего ситуация для Европы, которая от войны за свое будущее отказалась, поэтому проиграет в любом случае. Что касается России, я бы на этот вопрос предпочел не отвечать.
«Создание цифрового доллара и других криптовалют обесценит существующие у людей на руках наличные активы»
— Выполнила ли пандемия коронавируса свою сверхзадачу? Или нам стоит ждать других эпидемий, появления супервируса? Из-за британской мутации уже снова начали закрывать границы. Глава «Биокада» Дмитрий Морозов в Facebook уже задался вопросом: а если Covid-19 — только начало, и есть перспектива столкнуться с ещё более «агрессивными» вирусами?
— Если ковид — это вирус гриппообразного типа, разумеется, у него регулярно происходят мутации. Это приводит к тому, что накопленный иммунитет оказывается бесполезным, в том числе полученный за счет прививки. Но если решили прививать всех, это означает, что нам нужны миллиарды доз, умножьте на стоимость вакцины, и вы поймете, какие деньги будут выкачаны из населения в пользу фармацевтических компаний.
Сейчас у нас появляется медико-фармакологический комплекс, который будет делать ровно то же самое, что всегда делал военно-промышленный: военные кричали «ужас-кошмар, вот-вот война, а мы недостаточно вооружились», а эти будут кричать «ужас-кошмар, вот-вот эпидемия, а у нас недостаточно средств на то, чтобы с ней бороться». В результате чего начнётся очень сильный переток средств в медико-фармакологию. На Западе уже заявили: «Мы не можем обязать людей делать прививки, но мы сможем сделать жизнь всех, кто не привьется, невыносимой». Но если начинается давление на людей, вполне возможно, что в какой-то момент времени система может просто взорваться.
— Кто будет главным выгодоприобретателем от коронакризиса, помимо фармацевтических компаний?
— Первым бенефициаром являются айтишники. Научные конференции ушли в онлайн, церковные службы ушли в онлайн, образование ушло в онлайн. А это означает использование определенного программного обеспечения, определенной техники. Шестой технологический уклад — это искусственный интеллект в производстве. А это значит, что вам нужно убрать людей, что делается в два этапа: перевести на удалёнку, а уже затем уволить.
На втором месте — медико-фармацевтический кластер. Он образует зону безопасности прекрасного нового мира. Если какие-то возмущения против спецслужб еще возможны, то как можно возмущаться против врачей? Еще в 1980-х годах в США было написано два фантастических рассказа о спортивном фашизме и о медицинском, в которых показано, как это реально может выглядеть.
В-третьих, идёт сильнейшие ограничение наличных денег — не потому, что они позволяют отмывать доход, а потому что они передают вирусы. Создание цифрового рубля, цифрового доллара и других криптовалют может спокойно обесценить существующие у людей на руках наличные активы. То есть третий бенефициар — это финансовые центры.
Четвертый бенефициар — государство и элиты. В новых условиях государство имеет возможность резко сократить социальные расходы, включая пенсионные, и гарантировать себе несменяемость в управлении и управляемость массами через IT. Я не случайно начал наш разговор с того, что демократические формы управления оказались мгновенно принесены в жертву инфодемии. У нас будет режим, который чаще всего называют солидаризмом — чтобы не называть его фашизмом. Но это режим Муссолини в Италии, это режим Перрона в Аргентине, это режим Пиночета в Чили. Это довольно разные режимы, но общее между ними — это отсутствие реальной демократии и довольно жесткая несменяемость власти.
«Теперь будет закрытый мир»
— Если пандемия и вызванный ею коронакризис окажутся неким водоразделом, то чем будет отличаться мир до COVID-19 и после?
— Как я уже сказал, изменится мировая политическая система. До этого был Вашингтонско-Брюссельский мир: свободное перемещение людей, денег, товаров, услуг, информации. Теперь это будет закрытый мир — чья власть, того и вера, идеология и закон. Мир будет гораздо менее торговый, он будет стремиться к замкнутости, и он будет гораздо менее демократичным. Конституционный порядок в мире уже не действует. Заявления о том, что мы нарушаем Конституцию в рамках самой Конституции, — это, конечно, очень смешно. Но по факту мы уже год как живем в пост-конституционном мире.
— Прогнозируете ли вы, что каким-то странам (например России) так понравится быть закрытыми, что коронавирус используют как удобный предлог не открывать границы и опустить железный занавес 2.0?
— Почти всем странам, за исключением небольшого количества, выгодно это сделать. Если страна замкнута, элита управляет ею целиком, в том числе контролирует активы и капитал. Если страна не замкнута, могут утекать капиталы, мозги и конкретные люди. На самом деле закрытый мир начался не с коронавируса, а c ареста Джулиана Ассанжа, который показал, что вы не можете никуда уйти, вас всё равно найдут и, несмотря на то, что это абсолютно незаконно, добьются выдачи.
— Переход в виртуальность образования, общения и других процессов тоже усилится? Удаленка и дистант с нами надолго?
— Это тоже отвечает шестому технологическому укладу, значительную часть которого составляет вирт — виртуальный мир, где можно будет и создавать рабочие места, и вести коммуникацию, и делать образовательные курсы. Конечно, современная техника для вирта еще недостаточна, но она уже довольно скоро будет достаточной. В этом плане коронавирус оказался катализатором процессов: мы их растягивали где-то на 20 лет, а так они практически уложатся в два года.
— То есть мы уже скоро будем жить в эру победившего киберпанка. Есть ли уже описанный сценарий мира, к которому мы идем?
— И киберпанк, и биопанк уже очень много где описаны. Судя по тому, что делают сейчас со средним и мелким бизнесом, тех, кто проектирует наш мир, миллиарды безработных совершенно не пугают. Это, конечно, «Матрица». Или «Игрек минус» Герберта Франки.
— Некоторые мои знакомые проводят аналогии между коронакризисом и перестройкой: в начале 1990-х закрывались заводы, резко стали никому не нужны рабочие и инженеры, тогда как торговцы и рестораторы пошли в гору. Сейчас все ровно наоборот. К чему нужно себя готовить человеку, который хочет преуспеть в новом мире? И куда власти собираются девать эту самую армию безработных?
— Людей постепенно вытесняют как из неквалифицированного производства, так и из высококвалифицированного. Но это не коронавирус, это сам шестой технологический уклад, в котором, как мы помним, будет господствовать искусственный интеллект. Посмотрите на профессию доставщика, и вы поймете, какой тип профессии будет для этого мира характерен. Они получают небольшие деньги, у них очень высокая норма эксплуатации, у них самый высокий риск заболеть, это такие своеобразные рабы нового порядка. То есть массовая, на самом деле никому не нужная деятельность, за очень небольшие деньги и с очень жестким контролем выполнения.
Так что ответ на вопрос, какие нужны профессии, — скорее, никакие. Но максимально долго продержатся медицина, ибо там далеко не всё удобно поручить роботам, работа с совсем маленькими детьми — детские сады и отчасти школы. Какое-то время продержатся финансовые технологии и военные технологии, высшие исследования, верхушка бюрократии. Но люди, которые готовят нам фактически общее рабство, не понимают, что в эти условия попадут и они тоже. Приход искусственного интеллекта как совершенно новый вызов человечеству должен был требовать не эпидемии и не изоляции, а очень сложной работы по подготовке человека к тому, чтобы он с этим искусственным интеллектом мог сотрудничать. Но этого не произошло.
— Как насчет чипирования и цифровых ошейников, о которых любят рассуждать ковид-диссиденты?
— Цифровые ошейники уже есть — это наши мобильные телефоны, по ним можно отслеживать местоположение. Какая разница, будут вас отслеживать по мобильнику, чипу или просто по ДНК, — это вопрос технического решения. А то, что ковид нам уже чётко продемонстрировал, что любого из нас могут контролировать как по месту нахождения, так и по произнесенным словам, — это уже случилось, это не завтрашний день, это вчерашний.
— Но эти самые ковид-диссиденты максимум возмущаются в социальных сетях; предприниматели, чей бизнес рушится, пишут петиции и надеются на помощь государства; на баррикады никто не выходит. Может быть, люди так легко согласились расстаться с привычным образом жизни, потому что изменились запросы самого общества?
— Если правительство оказывает на людей сильнейшее давление, если на них оказывают давление социальные сети, значит, им еще не настолько плохо, чтобы они могли пойти на восстание. Но хочу напомнить, что до коронавируса было почти 30 лет болонской системы образования, которая приготовила в мире миллионы молодых людей, имеющих высшее образование и вообще не имеющих картины мира. Опыт эпидемии продемонстрировал, что они абсолютно не критично воспринимают любую официальную информацию. То есть они, например, не могут поделить 1,7 млн на 7 млрд и понять, что шансов умереть от ковида примерно столько, сколько от кирпича, упавшего на голову.
Я беспокоюсь уже не о том, что происходит. В известной мере всё кончено. Россия, как обычно, пытается найти во всём этом смутном времени возможность чуть-чуть извернуться и несколько улучшить свою ситуацию — может, даже и найдёт. Но для цивилизации, которая справедливо претендовала на историческое величие, всё закончилось. Это не конец всего — цивилизации приходят и уходят; когда распадался Рим, тоже казалось, что это конец света, но на его месте появилась гораздо более яркая цивилизация. И на месте нашей появится следующая. Так что мы уже играем не перед зрителями, которые нас окружают, а перед теми, кто на нас будет смотреть с высоты, скажем, следующего тысячелетия, как мы смотрим сейчас на «юстинианову чуму» или на события XIV века. Они будут нас судить с совершенно других позиций, и мне достаточно неприятно думать, как они охарактеризуют наше поведение — не только элит, но и обычных людей. Вот такой хороший вопрос: как это будет описано в Учебнике Земной истории, по которому в XXIX веке кто-то будет сдавать зачет во Внегалактическом Университете?
Беседовала Галина Бояркова
Справка. Сергей Переслегин — публицист, футуролог, исследователь и теоретик фантастики и альтернативной истории, социолог, военный историк. Родился в 1960 году в Ленинграде. Окончил физический факультет Ленинградского государственного университета по специальности «физика ядра и элементарных частиц». С 1985 года — участник Ленинградского семинара молодых писателей-фантастов Бориса Стругацкого. Автор книг «Самоучитель игры на мировой шахматной доске» и «Мифы Чернобыля», а также более тридцати работ, посвященных вопросам теории систем и теории стратегии. Руководитель исследовательской группы «Конструирование будущего» (с 2000 г.), «Знаниевый реактор» (с 2007 г.).
По материалам «Фонтанка.ру»
