Журналист, телеведущий и бизнесмен Дмитрий Гордон в интервью журналу НВ раскрывает свои заработки, называет скрытые качества новоизбранного президента и признается, что его самого хотят убить.
Чтобы пообедать с популярным украинским журналистом, телеведущим и по совместительству бизнесменом Дмитрием Гордоном, НВ выбирает новое заведение братьев Гусовских Adelle.
Этот ресторан израильской кухни совсем недавно открылся на Большой Васильковской в центре Киева, но уже вполне может претендовать на лучший проект по телепортации из Киева в Тель-Авив. Едва переступив порог, гость попадает в атмосферу этого старого города, а значит, старается увернуться от быстро снующих официантов, привыкнуть к гулу голосов и не стать случайным гостем за чужим столом. Как и в тель-авивском Яффо, здесь тесно, дружелюбно, шумно и безалаберно.
Последнее впечатление усиливается тем, что ресторан до недавнего времени работал в тестовом режиме и гомон гостей все еще сопровождается бодрым звуком перфоратора, доносящимся откуда-то из глубин цокольного этажа. Впрочем, это никого не напрягает и даже, наоборот, подчеркивает: вот он, эпицентр городской жизни, сядь и немедленно закажи вкусную шакшуку на завтрак.
Впрочем, с шакшукой приходится подождать. Звездный гость НВ опаздывает и лишь спустя полчаса большой черный Maybach бесшумно подкатывает к заведению, а затем так же бесшумно уезжает, оставляя у дверей Adelle Гордона и молодого плечистого парня — телохранителя.
В неизменном строгом костюме и рубашке с галстуком Гордон, кажется, сошел с экрана телевизора, однако израильская эклектика органично поглощает и его.
— Я буду что-нибудь простое, например стейк, — решается он, несколько мгновений разглядывая карту меню.
Я дополняю наш заказ баклажаном с брынзой, потому что лучше, чем в Тель-Авиве, баклажаны делали только в старой Одессе, а она, как известно, уже давно в Тель-Авиве.
Гордон — легенда украинского телеэфира. Три десятилетия он удерживает статус главного интервьюера постсоветского пространства, записав более 700 интервью со знаменитостями советской и постсоветской эпохи. Если бы многотомник ЖЗЛ (Жизнь замечательных людей) издавался в 90‑е годы, его автором стал бы Гордон, а наиболее перспективному коллеге Гордона из современников — российскому YouTube-интервьюеру Юрию Дудю для равнения на лидера придется поработать еще лет этак 20.
К слову, Гордон тоже выкладывает свои интервью на YouTube и кроме успехов на этом поприще известен как основатель и редактор украинского аналога Sun — газеты Бульвар, главного источника сплетен о жизни украинского бомонда. В 2013 году, поддержав Майдан, Гордон запустил цифровое медиа своего имени, сайт Gordon.ua. Эволюционируя от интервьюера звезд прошедшей эпохи в самого желаемого и удобного собеседника современных украинских политиков и олигархов, журналист не только монетизировал славу и успех, но и заработал устойчивый авторитет у украинской публики.
— Каждый раз, проходя мимо вашей редакции на Подоле, вход в которую оклеен вашими фото со звездами и именитыми политиками, думаю: зачем вам это? Тщеславие? — интересуюсь я у своего визави, пока мы ожидаем заказ.
— Нет, конечно, — мгновенно реагирует Гордон. — Это ведь отклонение какое‑то, когда люди смотрят на свои фотографии и кайфуют от этого. У меня это фишка такая, рекламный ход.
— Вы еще скажите, что вы человек не тщеславный, — подначиваю я.
— Тщеславный, но в другом плане, — честно признается Гордон, ожидая, пока официант разольет воду по бокалам.
Продолжая тему честности, я спрашиваю у собеседника, кем он себя видит сегодня: политиком, журналистом, бизнесменом или писателем.
— Безусловно журналистом, — категорично заявляет он.
— При этом последние месяцы вы весьма активно призывали украинцев голосовать за одного из претендентов на пост президента — Игоря Смешко, — замечаю я, — и они вас, судя по всему, послушались. Смешко получил 6 % в первом туре. Это ведь не слишком этично для журналиста.
— Знаете, я журналист во вторую очередь, а в первую — гражданин, — с улыбкой находится Гордон. — Стихотворение такое помните?
Неожиданно он произносит долгий монолог о том, как родился и вырос в Киеве, жил и живет Украиной и «Украина ему болит».
— Я свободен, у меня никогда не было хозяина. Я свободно высказываю свои мысли. И считаю как гражданин, что президентом должен быть Смешко. Это лучший выход для Украины. Неужели я не могу об этом как свободный человек говорить во всеуслышание? — Гордон завершает продолжительную речь риторическим вопросом.
— Как журналист скорее нет, — честно отвечаю я, впрочем, мой собеседник безапелляционен.
Тут разговор прерывает официант, принесший наш заказ. А Гордон, даже не взглянув на появившееся перед ним огромное блюдо со стейком, вспоминает, как не раз называл имя полюбившегося ему Смешко в своих интервью.
— Я открыто и искренне говорил об этом Юрию Дудю, — уточняет Гордон, пока стейк остывает.
По словам Гордона, Дудя, который в последнее время все чаще интервьюирует российский околополитический бомонд, искренне интересуют украинские события.
— Ну и нашу передачу в итоге посмотрели 9,5 млн зрителей, а это больше, например, чем у интервью с Сергеем Михалковым, — с явным удовлетворением заключает мой собеседник.
Мы все же решаем пообедать, и за трапезой я интересуюсь у Гордона, как распределяется аудитория его YouTube-канала между Украиной и Россией.
— Около 30 % — Россия, 50 % — Украина. Также меня много смотрят в Америке, Германии, Казахстане, — перечисляет он, пробуя стейк.
Мой следующий вопрос — о том, какой доход приносит ему этот канал, Гордону не слишком нравится: мол, зачем будить в людях зависть.
— Рекламы я в своих интервью принципиально не размещаю, а от той, что автоматически ставит YouTube, — несколько десятков тысяч долларов в месяц, — наконец сдается Гордон. — После уплаты налогов и заработка всех причастных к производству контента, мне тысячи две долларов перепадает.
Некоторое время мы молча едим, и еда этого действительно заслуживает.
— Вы делаете самую рейтинговую передачу на 112‑м канале, который принадлежит людям, ассоциирующимся с одиозным политиком Виктором Медведчуком, при этом активно там Медведчука критикуете, — нарушаю недолгое молчание я. — Вам‑то, понятно, все равно, а Медведчуку это все зачем?
— А вот это надо спросить у самого Медведчука. Я его ругаю везде, где только могу, а канал с маниакальным упорством меня к себе приглашает. Мне самому это интересно, — живо реагирует Гордон. — Я вам скажу больше, мне уже два человека, близких к Медведчуку, говорили, что Порошенко сказал ему: убери Гордона со 112‑го канала. Он ему якобы ответил: я что — дурак? Он меня ругает последними словами, и, если я его уберу, я ему этим реноме сделаю.
— Давайте вернемся к Смешко, — предлагаю я, — он ведь стал главой СБУ в 2003 году, когда главой Администрации президента на пике своей власти и влияния был как раз Медведчук. Без согласования с главой АП такие назначения не делают.
— У Смешко и Медведчука тогда были очень плохие отношения, а сейчас их и вовсе нет, — мой собеседник откладывает приборы.
— Это вряд ли, ведь глава СБУ свои отчеты пишет как раз главе АП, — напоминаю я.
— Я вам сейчас дам сенсацию одну, — эффектно делает паузу Гордон. — В 2003 году Кучма понял, что остался один на один с российской разведкой. Все вот эти кассетные скандалы появились как раз тогда, когда он взял курс на Европу и НАТО. Он перестал доверять СБУ и понял, что нужно возвращать Смешко, абсолютно прозападно ориентированного человека, дружившего с Бжезинским, директорами ЦРУ, ФБР и имевшего хорошее реноме на Западе. И Кучма назначил его на пост, несмотря на протесты со стороны его ближайшего окружения. Знал ли Кучма, что Медведчук агент России? Конечно, знал. Знал ли Смешко, что Медведчук агент России? Конечно, знал. Знал ли Медведчук, что Смешко — человек прозападной ориентации и не связан с Россией. Конечно, знал. В этом была суть их давнего конфликта, — подводит итог продолжительному монологу телеведущий.
— Это какой же должна быть политика многовекторности, когда у тебя в глубоком конфликте две основы, на которых стоит твоя президентская власть? — все еще не верю я.
— В этом и был гений многовекторности Кучмы: он не мог окружить себя одной Россией, нужны были альтернативно мыслящие люди, иначе гибель, — многозначительно произносит Гордон, вновь возвращаясь к стейку. — Я спрашивал недавно Смешко, когда он последний раз видел Медведчука, и тот сказал, что десять лет назад. Это предвосхищая ваш вопрос, не человек ли Медведчука Смешко, — с улыбкой завершает Гордон.
— Что вы, так грубо я бы его никогда не задала, — тоже улыбаюсь я.
— А мне его уже так не раз задавали, — отмахивается мой собеседник. — Даже Коломойский спрашивал.
— А вы ему что сказали? — подаюсь вперед я.
— А я ему сказал: Игорь Валерьевич, по своим источникам справки наведите, — уже почти смеется Гордон.
Мы заканчиваем с едой и заказываем напитки. Когда официант уходит с заказом, я интересуюсь уже у Гордона-интервьюера, какое впечатление на него производит Владимир Зеленский.
— Я его давно знаю и очень хорошо к нему отношусь, он из интеллигентной семьи, заработал много денег своим трудом, вот только каким он будет политиком, я не знаю, — отвечает Гордон после секундного раздумья.
— А сам Зеленский знает, каким он будет президентом? — не могу удержаться от вопроса.
— Он сильный и очень непростой парень. Ошибаются как раз те, кто думает, что он слабый, — размышляет Гордон. — Я, кстати, у Смешко о нем спрашивал, как у профессионала, и он мне сказал то же самое: хороший парень, со стержнем. Я говорю: скажите, он зависит от Коломойского? Смешко говорит: нет. Он не будет никогда ни от кого зависеть. Не только от Коломойского.
— Коломойскому не нравятся люди, которые не зависят от Коломойского, — напоминаю я.
— Коломойский, вероятно, утратит доступ к Зеленскому сразу после выборов, — в тон мне заявляет Гордон.
— И все же, чего вы ждете от Зеленского-президента? — допытываюсь я, отпивая принесенный официантом чай.
— Мне нравится, что он взял на вооружение мою идею — собрать всех олигархов на второй день после выборов и предложить им обнулить декларации и выйти из монополий в обмен на капитализацию страны. Тогда $3 млрд Коломойского [в успешной экономике] сами превратятся в $12 млрд, и делать ничего не нужно, — делится рецептом спасения родины мой собеседник.
— Коломойский так не работает, у него другая логика накопления капитала, — скептично реагирую я.
— Игорь Валерьевич со мной не согласился в разговоре, а вот Ринат Леонидович [Ахметов] согласился, и Григорий Михайлович [Суркис] согласился, — с легкой полуулыбкой перечисляет состоятельных героев своих интервью Гордон.
Понимая, что наш обед превращается в невыносимо скучный политический диалог, я предлагаю Гордону вспомнить прошлое.
— Вы были дружны с известным мастером суггестивного жанра Анатолием Кашпировским, — я называю имя популярного в 1990‑х экстрасенса, продвижению которого способствовал Гордон. — Скажите, вы научились у него чему‑то в работе с людьми?
— Я научился у Кашпировского четко излагать мысли, не лить воду. Смотреть собеседнику в глаза и не отводить взгляд. Быть четким, последовательным. Мне это очень пригодилось в журналистике, кстати. Потому что каждое интервью — это поединок. Или тебя, или ты, — охотно рассказывает Гордон.
Он признается, что из поединка глазами за всю историю его интервью победителями вышли только российский олигарх Борис Березовский, генерал КГБ Попков и кандидат в президенты от Оппозиционной партии Александр Вилкул.
— Ну, может, у него близорукость, — утешаю я собеседника.
— Не знаю, но мне было интересно, я ему честно об этом сказал, — поясняет Гордон.
Раз уж зашла речь о 1990‑х, я вспоминаю популярные тогда золотые пирамидки, в целительной силе которых с экранов телевизоров убеждал публику мой собеседник.
— Вам сейчас, по прошествии многих лет, не стыдно за этот опыт? — интересуюсь я.
— А почему мне должно быть стыдно за то, что я рекламировал золотую пирамидку, которая исцелила моего близкого человека от тяжелейшего недуга? — удивляется Гордон и несколько минут уделяет описанию волшебного воздействия пирамидок на человеческий организм.
— Если пирамидка такая удивительная и полезная, почему же мы с тех пор ничего о ней не слышали? — удивляюсь я. — Она должна быть в топе лекарств, рекомендованных МОЗ для исцеления!
— Я после нашего интервью обязательно отслежу, где она и продается ли до сих пор. Я уверен, что продается и лечит, — обещает мне Гордон.
Время обеда подходит к концу, и я задаю своему собеседнику последний вопрос: при какой ситуации в стране он, коренной киевлянин, все же решится ее покинуть?
— Ну вот смотрите, — кивает Гордон в сторону своего охранника, — последние несколько месяцев у меня усиленная охрана. Вызвано это тем, что меня призывают убить.
— Кто призывает? — недоумеваю я.
— Например, [член ВО Свобода] Ирина Фарион или Игорь Степура, заместитель председателя Кировоградской облрады. Они в соцсетях открыто написали, что меня надо убить. Пусть сдохнет, как Бузина. Потом из России пошли сигналы, что перед выборами могут использовать эту агентуру из России и устроить сакральную жертву. СБУ уже завело дело о терроризме.
— Этого достаточно, чтобы вы задумались об эмиграции? — допытываюсь я.
— Думаю, что и я, и мы все избежали худшего, — после паузы произносит Гордон и уточняет, что имеет в виду результаты второго тура президентских выборов.
Мы почти одновременно смотрим на часы и понимаем: разговор затянулся. Гордон спешно собирается, но все же находит пару секунд, чтобы пристально посмотреть мне в глаза и сказать:
— И все же знайте: Игорь Смешко — очень замечательный, хороший человек.
На этой неожиданной ноте он покидает ресторан.
Пять вопросов Дмитрию Гордону
Самая дорогая вещь, которую вы приобрели за последние пять-десять лет?
Машина. Mercedes-Maybach. Взял ее в кредит под 20 % годовых, до сих пор выплачиваю.
На чем вы передвигаетесь по городу?
На ней и передвигаюсь.
Самое необычное путешествие в вашей жизни?
Поездка в места, где я служил в армии, спустя долгие годы. В 2013 году съездил в Ленинградскую область, в военный городок под городом Луга.
Чего или кого вы боитесь, если боитесь?
Боюсь только болезней близких. И того, что с ними может что‑то произойти. А остальное — чего бояться? Мы уже все видели. Даже то, что, казалось бы, никогда не увидим.
За какие поступки в вашей жизни вам стыдно?
Бабушкам перед смертью мало внимания уделял.