Споры о российской Госдуме и ее судьбе довольно бессмысленны. Просто потому, что в России есть только один институт и он не имеет никакого отношения к парламенту. Называется этот институт довольно просто — «Владимир Путин». Именно так, и никак иначе. Никакого «института президента» тоже нет, потому что последние 16 лет в стране эту должность де-факто занимает один и тот же человек. Мы же не будем обманывать самих себя насчет четырехлетнего регентства Дмитрия Медведева, правда?
Парламент в РФ давно утратил какую-либо роль — и потому нет смысла обсуждать и получение «Единой Россией» конституционного большинства. Просто потому, что в предыдущем созыве при желании это самое большинство могло быть мобилизовано за счет депутатов от других фракций. Тех самых, вся предвыборная повестка которых сегодня строится на состязании за право считаться «любимой женой» президента. А потому нынешнее перераспределение голосов в Думе имеет скромное тактическое значение на уровне допуска к лоббированию тех или иных решений, но не имеет ровным счетом никакого на уровне магистрального стратегического. Любой президентский проект примут сразу же, любой правительственный — после обсуждения и, быть может, с небольшими поправками.
Госдума — формальность, примерно такая же, как и Совет Федерации. Они могут сыграть роль лишь в том случае, если внезапно завтра что-то произойдет с первым лицом. В тот момент, когда случится вакуум власти и центры влияния начнут решать, как жить дальше. Но до этого лишь «институт Владимира Путина» будет обладать правом на принятие решений.
Забавно, но ведь так было не всегда. В начале нулевых нынешний президент России был выбран окружением Бориса Ельцина лишь для того, чтобы служить модератором между крупнейшими финансово-промышленными группами. Тогда же были подобраны и «красные флажки»: поначалу ими были премьер-министр Михаил Касьянов и глава администрации Александр Волошин. И первые годы Владимир Путин послушно исполнял эту самую роль: единоличных решений не принимал, между группами влияния успешно лавировал, уравновешивал силовиков либералами, а либералов — силовиками.
Впрочем, этот баланс не мог быть вечным. Профессиональная деформация неизбежна — в том числе, если речь идет о первом лице. В какой-то момент российский президент устал быть «посредником» и соскучился по роли суверена и демиурга. И, в конце 2013 года, решил, что его страна — продающая нефть по $110 и выигравшая Олимпиаду с помощью допинга — имеет право устроить победоносное вторжение.
В этом нет ничего удивительного. Просто потому, что старая аксиома неизменна: сменяемость власти гарантирует вменяемость власти. Владимир Путин — это человек, которых 16 лет не держал в руках бумажных денег, не спускался в метро, не заходил в магазины. Ему не нужны даже счета в банках — потому что ему принадлежит вся Россия. С его точки зрения, быт рядового гражданина РФ — девиантен. Точно так же, как девиантна реальность самого Владимира Путина для российского обывателя.
Уровень его политических рефлексий застрял на уровне «никто не помнит, какой при Екатерине II был курс гульдена к пиастру, зато все помнят, что она завоевала Крым». Его поиск собеседников упирается в игривую жалость о смерти Ганди, после которой «и поговорить не с кем». Он привык думать, что если не удается договориться с нынешней администрацией Белого дома, то нужно просто дождаться следующую. Потому что для него нынешний американский президент уже третий — после Клинтона и Буша. А впереди — еще четвертый. И, как наверняка надеется сам Владимир Путин, можно будет дождаться еще и пятого.
Единственная возможная политология в подобном случае сводится к анализу самого российского президента. Вот потому мы раз за разом мы видим появление текстов, в которых разбирают его эмоции, настроение, наличие и отсутствие шуток в речах. В которых отслеживаются его перемещения, публичные встречи, внешний вид. И это можно понять — в ситуации отсутствия какой-либо системы сдержек и противовесов в российской политике не имеют значения конкретные фамилии. Даже последние кадровые перестановки в РФ — это лишь подбор более надежных исполнителей воли первого лица и только. Поэтому руководитель протокола становится главой АП, а личный охранник — губернатором. Эпоха постельничих, ничего нового.
В этом и особенность нынешней России. В ней есть лишь только один субъект, способный принимать решения. Если завтра он решит вернуть Крым Украине — Госдума послушно возьмет под козырек. Решит вторгнуться в Северный Казахстан — депутаты послушно проголосуют за войну. Российские парламентарии похожи на петрушек, рассаженных по рукам кукловода. Говорят и двигаются они лишь по его воле.
За неимением своей собственной.
