21 февраля в Москве прошел митинг «Год майдану. Не забудем, не простим» общественного движения «Антимайдан». В столице часто проводят подобные мероприятия: на провластные акции свозят людей со всего Подмосковья, приглашают платную массовку, сгоняют студентов и бюджетников — этим никого не удивишь. Но этот митинг особенный — он отличается от унылых «путингов» и «собянингов», где все обреченно переминаются с ноги на ногу. «Год майдану. Не забудем, не простим» войдет в историю как пример абсолютной красоты, эстетический манифест русского мира. Корреспондент FURFUR и редактор сайта «Батенька» Владислав Моисеев сходил на митинг «Антимайдана» и получил кислотную интоксикацию.
21 февраля — первый день настоящей весны, теплый и солнечный. Десятки автобусов ползли по пустым улицам и парковались в длинные колонны друг за другом. Из автобусов гуськом выходили люди, разминались, становились в шеренги и организованно шли по направлению к Чеховской. В метро кружками собирались студенты, их пересчитывали, вызванивали тех, кто опаздывает. На их лицах какое-то странное волнение и трепет, как у девственника перед первым сексом. Их выводят из метро. Все эти люди идут принимать участие в митинге против митинга.
Первый человек, которого я встречаю на улице — Анатолий Вассерман. Хороший знак. Он в темных очках, изпод куртки выпирают многочисленные отсеки его жилетки. В руках Вассермана трость с серебристым шаром на конце. Никогда еще я не был так близок к точке сингулярности.
У рамок металлоискателей тщательно обыскивают. Под столом лежит пустая бутылка бальзама «Звезда гор». Если попытаться реконструировать события, то этот напиток скорее всего нашли у кого-то в сумке и попросили оставить. Судя по тому, что бутылка пустая — ее полностью осушили перед тем, как отдать полицейским. Ведь было бы странно принести пустую бутылку бальзама «Звезда гор» на митинг?
— Нельзя отправлять русских ребят воевать на Донбасс! Там же евреи! — кричит женщина на казаков. Они обсуждают, нужно ли войскам РФ напрямую участвовать в конфликте. Они крутят в руках кожаные плети, излучают уверенность и силу, их тут мнимум несколько сотен, если не тысяч. Еще пару лет назад они были просто тихими ряжеными, сейчас — адепты традиционных ценностей и почти что главные герои целого митинга. Я насчитал 5 оттенков казачества: с красными кругляшками на папахе, с синими, черными, зелеными, белыми.
— Синие — это терские, — очень серьезно рассказывает казак, — красные — с Кубани. А что спрашиваешь?
— Я журналист.
Выражение казака меняется, съезжаются брови, дергается рука. Я бормочу что-то о том, что журнал православный, и быстро отбегаю.Спасение нахожу в обществе дамы с совершенно нелепой шляпой и патриотическими ленточками на сумке.
— Эта ДНР, видите! А вот георгиевская, — гордо сообщает дама.
— А что значат цвета георгиевской ленты? — спрашиваю ее.
— Да, вы что, не знаете? Ей награждали героев в Великую Отечественную войну. И раньше тоже. Это орден был, георгиевский крест.
— А цвета что значат?
— Ну, я не знаю. Давайте у кого-нибудь спросим, — я не успеваю сбежать: дама останавливает усатого мужчину в кожанке. Оказывается, он большой знаток истории.
— Вот скажите, вы знаете, что значат цвета гергиевской ленточки? — говорит дама.
— М-м-м. Не помню. Награждали ей, был же орден, — говорит мужчина.
— А в России, когда... — пытается что-то спросить дама.
— В какой России? Вещи надо своими словами называть! Мы — Великороссия! Украина — Малороссия. Историю своей страны учить надо, — неожиданно взрывается знаток истории.
— Да-да, — нервно кивает дама, — а чего эти укропы так на георгиевскую ленточку взъелись? Они ведь в сороковые тоже воевали.
— Да потому, что она русская, — объясняет знаток.
— Они хуже немцев, фашисты эти, — вздыхает дама.
— Да немец нам куда ближе. У них даже на гербе города медведь. А знаете, что значит Берлин? Ну, ничего не напоминает? Конечно, берлога. Это же русский город. И вообще вся Европа русская. Я вот Задорнова смотрел, он много всего такого рассказывает, — знаток договаривает и уходит.
— А вы почему без ленточки? Какой-то странный вы, молодой человек. Вы можете оказаться троллем! — напрягается дама.
— Да нет, я нормальный. Просто не нашел, где взять. На входе только какие-то люди с белыми стояли, — вру я.
— Национал-предатели! — возмущенно шипит дама, — они же из посольства США не вылезают. Вот откуда у них деньги на такие митинги?
— Не знаю. А вы в курсе, сколько этот митинг стоил? Говорят, три миллиона только на рекламу ушло.
— Ну, в «Антимайдане» участвуют больше ста организаций. Собрали по крохам, наверное. Ну и Владимир Путин из своих личных помог... Странный вы, — еще больше напрягается собеседница.
Я прощаюсь с дамой и иду дальше. По улицам развешаны огромные экраны, которые сообщает о преступлениях «хунты». Все колонны (а они пронумерованы) оснащены по первому разряду — у всех есть своя символика, у многих специальные костюмы, однотипные плакаты и флаги. И гигантские полотнища черно-оранжевого цвета, которые несут 50 человек. Видно, что люди давно и старательно готовились. Делегаты из Чечни (их было несколько десятков) в одинаковых куртках с каким-то портретом. Я не могу понять, кто это — человек чертовски похож на располневшего Галустяна в папахе. Но причем здесь Галустян? Пытаюсь выяснить, но ничего не выходит — чеченцы хором поют какую-то песню, часть переговаривается на родном языке. Меня то ли не слышат, то ли не понимают. Уже потом я узнаю, что на куртках был Ахмад Кадыров. Может и хорошо, что мне не удалось спросить про Галустяна.
Рядом с кадыровцами идут люди в куртках с Путиным. На них написано «Политический клуб Путин». Подхожу к одному из членов клуба.
— У нас где-то 100 человек, мы собираемся, чтобы поддержать... — не договаривает член. Другой в такой же куртке берет меня за рукав и с характерным акцентом говорит «Иди отсюда». Спорить не хочется.
— Россия — это полуколония! Что творится с ценами? Что творит Центрабанк? Он ведь никому не подчиняется, прокуроры его не могут проверить. А коррупция? — кто-то за спиной жарко дискутирует, — Надо срочно менять конституцию и помогать нашему президенту. Ведь нам конституцию кто писал? Америкосы! Это ведь заговор натуральный!
— Если узнают, что мы в ресторан пошли, нас так отпиздят, — шепчутся два уже подвыпивших носителя георгиевской ленточки, заруливая в переулок.
— Флаги по сто рублей! — кричат в толпе.
Пробираюсь через колонну садоводов (очень мало людей, которые с виду умеют копать картошку), спасателей, неразговорчивую колонну в камуфляже. Почти все они пришли сюда, как это принято называть, организованно. Но большинство идеологически поддерживает митинг «Антимайдана» и не испытывает никаких внутренних терзаний от участия в нем. Основные лозунги события им близки: «Обама — чмо», «Майдан не пройдет», «Вся власть Путину».
Вот люди в медицинских халатах несут флаги пермского края и труп майдана — оранжевую куклу со вспоротым животом, из которого торчат доллары и флаг США.
— Долго ехали, наверное? — спрашиваю случайную девушку в халате.
— Э-э-э нет, — очень неопределенно отвечает она.
— А вы все медики?
— Пермь всегда славилась... медициной... Слушай. Я не хочу здесь быть. Вообще не хочу, понимаешь? Можешь меня не спрашивать? — полушепотом говорит она.
— То есть ты тут против своей воли?
— ... — Она выразительно закатывает глаза. Все понятно.
Наконец, доходим до сцены. Она огромна и находится прямо на Манежной площади. На ней Вика Цыганова в тревожно-красном рассказывает о своих личных друзьях, которых сожгли в Доме Офицеров в Одессе. Николай Стариков — фанат Сталина и известный писатель — не очень твердо заявляет, что майдан — это фестиваль смерти для молодежи и студентов. Александр Залдостанов (известный по кличке Хирург) рассказывает про оранжевого хорька, который обломает о великую Россию свои ядовитые зубы.
Это все звучит настольно неестественно и фальшиво, что начинаешь в это верить. Если бы эти слова были сказаны хоть немного искреннее, эстетика «Антимайдана» была бы разрушена. Все должно быть максимальным, все должно кричать от радости или корчиться от невыносимых страданий — у «Антимайдана» нет полутонов.
У всех митингов обычно есть что-то вроде резолюции, у всякого объединения — программный документ. На митинге «Год майдану. Не забудем, не простим» ничего подобного не было. Потому что все это — эстетический манифест русской весны, многотысяченогий и живой. Cформулировать его можно так:
— Мы за расовую и генетическую чистоту (лозунги в духе «Мы не майдауны», шутки про расовую принадлежность президента Обамы, коловраты и прочая националистическая символика);
— Мы за монархию (лозунги «Вся Власть Путину», «Путин навсегда», имперские флаги);
— Мы — православные (лейтмотив митинга);
— Смерть врагам (не прямым текстом, но через эвфемизмы вроде оранжевого хорька с обломанными зубами, инсталляции на тему смерти);
— Мы любим пожестче (бесконечные нагайки, латексные байкеры, демонстрация военной техники, фаллический «Тополь-М» в уме, призывы к радикальным решениям);
— Мы — исключительные (пламенные речи о том, что Россия — великая страна, которой покровительствует лично бог, что Россия — самая лучшая и справедливая).
Митинг закончился. Чеченские студенты побрели покупать жевачку в Starbucks в качестве сувенира из Москвы, люди с сайта «Массовки.ру» выстроились в очередь, чтобы получить свои 300 рублей, вечером какому-то человеку с флагом ДНР выстрелили в лицо, но это уже совсем другая история.
