Украинские выборы состоялись. Совсем скоро российскому руководству придется иметь дело не с «хунтой» (за пределами России известной под именем и.о. президента А.В. Турчинова), а с новым президентом, в легитимности которого можно усомниться лишь при очень большом, далеко выходящем за рамки здравого смысла желании. Абсолютное большинство голосов. Явка — за 60%. И она могла быть значительно выше, если бы вооруженная оппозиция не препятствовала реализации права на голосование во многих районах Донецкой и Луганской областей. Впрочем, по международным меркам, такую явку кто угодно сочтет удовлетворительной, а уж по российским — тем более. У нас губернаторов нередко выбирают при явке ниже, чем была сейчас в Луганской области. А если вспомнить историю, то, скажем, думские выборы 1993 года прошли совсем без Чечни и при сугубо символическом участии Татарстана. А между тем параллельно с этими выборами проходил референдум, который утвердил действующую Конституцию РФ. И ничего, живем.
Прозападная ориентация нового президента, Петра Порошенко, вполне очевидна. Он был одним из спонсоров Евромайдана, полностью его поддерживал, выступал на митингах. Теперь он получил мандат на то, чтобы провести в жизнь соответствующую часть своей программы. О том, что именно таково настроение большинства жителей страны, свидетельствуют и общие результаты голосования. Основные пророссийские кандидаты — Сергей Тигипко и Михаил Добкин — вместе не дотягивают и до 9% голосов, а на втором и третьем местах — Юлия Тимошенко и Олег Ляшко, предвыборная риторика которых строилась на идее противостояния России в большей степени, чем у победителя. И поэтому совершенно естественно, что теперь в своем сближении с Западом Украина зайдет ровно настолько далеко, насколько сам Запад это позволит. Иными словами, членство Украины в ЕС и НАТО стало функцией не от украинского желания туда войти, а от западного желания (или нежелания) ее туда принять.
И, добавим, от позиции России. Вот об этом и стоит поговорить. Стратегическая цель России в украинском кризисе состоит ровно в том, чтобы предотвратить сближение соседней страны с Западом (думаю, о первоначальной цели, втягивании Украины в российскую сферу влияния, в Кремле уже забыли). Посмотрим, какими рычагами для достижения этой цели Россия по-прежнему располагает. Сразу же замечу, что рычаги эти — реальные, не символические.
Первый из этих рычагов — газ. Не буду вдаваться в детали цен и контрактов, подробно разъяснять мотивацию российских властей. Часть этой мотивации была недавно выражена фразой Владимира Путина «где деньги?». Желание получить деньги за свой товар более чем естественно, никто в мире не бросит в нас за это камень. Более того, в нормальном функционировании газовой трубы Россия заинтересована лишь немногим больше, чем Украина или Запад. Здесь есть естественная почва для компромисса.
Проблема в том, что эта — вообще-то, вполне позитивная — перспектива не сулит России никаких политических выгод. Конечно, мы еще пошумим. Угроза перекрыть трубу будет звучать не раз, а может быть, ее и правда перекроют. На время. Так уже было, и было не раз. Запад научился относиться к российским газовым угрозам спокойно, с пониманием, как к органичной части переговорного процесса. В конце концов, все понимают, что если партнеры России без российского газа как-нибудь протянут (хотя и испытывая при этом довольно сильный дискомфорт), то Россия без западных денег за газ — совсем никак.
Поэтому компромисс будет достигнут, и произойдет это довольно скоро. Но обменять приемлемую цену на газ для Украины на «федерализацию», внеблоковый статус и тому подобные коврижки нет ни малейшей возможности. Мы хотим денег? Деньги мы и получим. Даже если украинское руководство на газовых переговорах будет давать слабину (верится с трудом, но слаб человек), Запад — как одна из сторон переговоров — позаботится о том, чтобы никаких политических преимуществ от этого компромисса Россия не получила.
Второй возможный рычаг — это ситуация в Донецкой и Луганской областях. Полагаю, только крайне наивные люди могут верить, что Россия в этой ситуации не играет никакой роли. Неконтролируемая клоунада там действительно есть, и чем дальше, тем более страшненькой эта клоунада становится. Тем не менее десятка звонков из Москвы хватило бы, чтобы «добровольцы» вернулись по домам, а оставшиеся «сторонники федерализации» — к мирным занятиям. Больше того, достаточно было бы просто изменения тона общероссийских телеканалов. Постсоветский человек чувствителен к сигналам, посылаемым через телевизор, даже и без 25-го кадра. Но такого исхода Россия пока не хочет.
Я совершенно не исключаю, что угроза дальнейшей дестабилизации на юго-востоке Украины может повлиять на позиции Украины и (в особенности) Запада, даже если сами они этого публично не признают. В отличие от газового, у юго-восточного рычага есть политический потенциал. Но потенциал этот весьма опасный, и дергающего за этот рычаг может самого так хватить током, что мало не покажется. Вопреки мнению некоторых публицистов, довольно специфическая война, идущая сейчас в двух областях Украины, — вовсе не изобретение многомудрого Владимира Владимировича. Подобная война — только на порядок более сложная и изощренная — шла, например, на территории Камбоджи с 1966 по 1975 год, при прямом участии самой Камбоджи, США и Северного Вьетнама, косвенном — СССР и Китая. Ничем хорошим это не кончилось даже для косвенных участников, а уж о дальнейшей судьбе самой Камбоджи лучше не вспоминать. Впрочем, поскольку история никогда ничему не учит, достаточно констатировать, что только безумец создает на своей границе постоянный очаг вооруженного конфликта.
Третий путь, к которому сейчас, как кажется, склоняются в Кремле, — использовать несовершенство украинской политической системы и плачевное состояние правящего класса для дестабилизации положения в стране. Путин уже заметил, что новоизбранный президент будет не совсем настоящим, промежуточным, и что конституционные вопросы остаются открытыми. В Кремле явно надеются на то, что у Порошенко не будет реальной власти, а фракции Верховной рады (в которой до февральских событий было регионально-коммунистическое большинство) об этом позаботятся. Как и о том, чтобы в стране не было сформировано дееспособное правительство. И тогда с Украиной можно будет делать что угодно.
Это вполне реалистическая стратегия, основанная на адекватной оценке украинской политики. Но есть два препятствия к ее реализации. Во-первых, полученный Порошенко на выборах мандат слишком силен. Лишить его фактической власти будет трудно. Наоборот, фактические возможности Порошенко сейчас выходят за рамки его формальных полномочий, и тут украинская конституционная неопределенность идет скорее во вред России. Что касается Рады, то высоко вероятно, что ее удастся-таки переизбрать. Нет нужды говорить, что это ключевое условие для дальнейшего политического развития Украины.
Но важнее второе. Чем интенсивнее идет вооруженный конфликт на юго-востоке, тем более вероятно, что власть будет сосредоточена в руках президента. Одновременное использование второго и третьего рычагов российского влияния на Украину невозможно. Надо выбирать. И пора бы уже сделать выбор. Единственная реалистическая стратегия политического влияния, остающаяся в распоряжении России, настоятельно требует прекратить кровопролитие в Донецкой и Луганской областях.
