Единственный в истории украинского бокса двукратный олимпийский чемпион не стал изменять себе и старательно следовал обету молчания, данному им до финального боя. Зато после решающего поединка с корейцем Хан Сун Чулом и вопросов к Василию накопилось немало, и настроение для ответов у него было соответствующим.
По удельному весу лондонское золото тяжелее пекинского. А можно ли оценивать силы, затраченные вами для завоевания этих двух наград? — спросил я
Со стороны могло показаться, что свои первые Олимпийские игры я прошел просто налегке. По крайней мере, именно так все и выглядело. Но на самом деле, это было достаточно непросто. В Лондоне же соперники — в особенности два первых моих противника — не были такими уж сильными. Хотя вы и сами видели, что особо крупных счетов в этих боях не было. Так что я не хочу выделять какую-то из этих наград. Скажу так: две Олимпийские медали — самые сложные в моей карьере.
Вашу полуфинальную схватку с Ясниером Толедо Лопесом специалисты называли «досрочным финалом»...
И были правы. Он был самым конкурентоспособным соперником. Ничего удивительного. Куба всегда считалась одной из лучших держав в мире бокса. Да и потом основная специфика Олимпиады заключается в том, что сильнейшие бойцы далеко не всегда доходят до финала.
Мне также показалось, что в каждом из своих боев вы затрачивали ровно столько сил, сколько это было нужно для победы...
Так и есть. В Пекине мне было намного интереснее и смотреть бои, и боксировать самому. Все потому что судейство на Играх-2008 было совсем другим. А здесь боксеров поставили в такие рамки, что мы просто перестали получать удовольствие от того, что делаем в ринге. Главная цель — боксировать таким образом, чтобы не давать арбитрам возможности нажимать себе какие-то удары. Судите сами, я провожу раунд, прихожу в свой угол, и отец называет мне счет. Я слышу какие-то цифры, но они абсолютно не соответствуют моим ощущениям от боя. Я же знаю, что ничего не пропускаю, а мне насчитывают по четыре-пять ударов за раунд. Такой арбитраж сковывает боксеров. По крайней мере, меня — уж точно.
Четыре года назад в финале пекинского турнира вы отправили в нокаут француза Джелхира за 111 секунд! Не было желания повторить нечто подобное в Лондоне?
Нет, за такими рекордами я не гонялся ни тогда, ни в
Тем не менее, сегодня бой можно было заканчивать уже после первого раунда, выигранного вами со счетом 7:2!
Знаете, мне и самому стало как-то неинтересно. Я веду в пять ударов и выхожу на второй раунд в полной уверенности, что уж сейчас-то кореец наконец-то захочет выиграть. А он ведет себя так, как будто это мне нужно отыгрывать пропасть ударов. Стоит себе и ждет. Чего? Что я подойду и подставлю голову под удар? Но этого никогда не будет.
Вам не кажется, что азиат проиграл этот бой еще до его начала?
Извините, я не телепат. Мыслей читать не умею.
Каждые сорок секунд каждого боя вы начинали с осторожной разведывательной работы. Это новое лицо Василия Ломаченко?
Нет. Те, кто внимательно смотрит за моими боями, знают, что я никогда особо не форсирую события с первого раунда. Обычно мне нужно присмотреться, почувствовать, что делает соперник и только затем выстраивать свои тактические задачи.
Что нового вы узнали о боксе за последние четыре года?
Во второй раз в карьере узнал, что такое поражение. На чемпионате мира в Баку-2011 рефери присудили победу бразильскому боксеру. Я невольно сравнил то, что случилось со своим проигрышем в Чикаго-2007 (тогда судьи в весьма спорной ситуации присудили победу россиянину Альберту Селимову). Вы знаете, в США решение было спорным: я знал, что не проиграл. Но в Азербайджане — абсурдным! Там я был уверен на все сто процентов, что выиграл, но победу отдали бразильцу. И хотя впоследствии результат боя пересмотрели, я узнал какое-то новое состояние моей души.
Можно ли сказать, что сегодня вы чувствуете себя абсолютно счастливым человеком?
Я чувствовал себя таким, когда у меня родился сын.
Это был ваш последний бой в аматорском боксе?
Думаю, что да. Но еще нужно послушать, что скажут отец, тренер сборной. Изучить новые предложения.
