Как Румынии удается оставаться либеральной демократией? Что помогло румынскому обществу совершить прорыв в борьбе с коррупцией? Как видятся из Румынии будущее НАТО и ЕС, а также отношения с соседями? Об этом и многом другом в интервью с д-ром Лучианом Дирдалой, ведущим румынским обозревателем-международником и сотрудником Центра европейских исследований университета Александра Иоана Куза в Яссах.
Лучиан, в плане того ощущения, что так называемая «нелиберальная демократия» распространяется по соседней группе стран — Вышеградской зоне, насколько отличается политическая ситуация в Румынии и почему?
Несмотря на то, что тематика противостояния «либеральной» и «нелиберальной» демократии может быть теоретически оспорена, представляется, что недавние события в Центрально-Восточной Европе в какой-то степени подтверждают тезис Фарида Закария (который ввел термин «нелиберальная демократия»). Исключая Чехию, все прочие страны Вышеградской группы сегодня рассматриваются именно с этой точки зрения.
Хотя Румыния в последнее время не переживала регресса в демократическом развитии, она все же не так давно пережила момент, который мог бы потенциально сдвинуть страну в сторону нелиберальной демократии — речь идет о давлении на конституционный суд и политические призывы поменять правила во время игры в случае с референдумом, направленным на устранение бывшего президента Траяна Бэсеску (в частности, вопрос достаточной явки). Все это, в некотором роде, анонсировало покушение на либеральную демократию. К счастью, вовлечение Запада (включая ЕС) оказалось эффективным. А избрание этнического немца осенью 2014 года главой государства было высоко оценено за границей. Не следует, однако, забывать о сомнениях, которые породила попытка правительства ограничить голосование румын, проживающих за пределами страны, но масштабный политический кризис был удачно предупрежден.
Я считаю, что выстроенная на выполнении тех или иных условий политика ЕС продолжает работать. Присоединение Румынии к Шенгенской зоне и прекращение действия Механизма сотрудничества и верификации (который ЕС был ранее вынужден ввести в отношении судебной системы страны) оказались достаточно крупными призами, которые стимулировали политиков вести себя прилично.
Наконец, я думаю, что доминирующие политические силы — социал-демократы и либералы — это партии, пытающиеся добиться поддержки максимального количества избирателей, которые создают широкие общественные коалиции, поэтому в них остается мало места для ксенофобской или экстремистской повестки дня.
Выглядит ли румынская политическая система шаткой после такого количества коррупционных скандалов в недавнем прошлом? Можно ли сегодня предсказать тенденции парламентских выборов в ноябре этого года?
Я верю, что у румын есть искреннее чувство того, что в этом отношении делается что-то реальное, и их доверие к антикоррупционным прокурорам весьма красноречиво.
Тем не менее все знают, что основные политические партии являются коррумпированными. Несмотря на то, что приближающиеся местные выборы могут показать, что особенно в крупных космополитических городах какая-то часть избирателей увлечена новыми, необычными, вероятно, ориентированными на местные задачи политическими силами, представляется, что основные политические партии сохранят свои позиции и после ноябрьских парламентских выборов. Они, скорее всего, попробуют убедить общественность, что открещиваются от всерьез запятнанных политиков (хотя, вероятно, не от всех).
Впрочем, все же не стоит переоценивать влияние антикоррупционной политики на избирательную кампанию. На выборах, очевидно, будет доминировать социально-экономическая тематика, а также посткризисная необходимость инвестировать в развитие инфраструктуры.
Наконец, технократический стиль, привнесенный действующим правительством, в частности нынешним премьер-министром, бывшим еврокомиссаром по аграрной политике Дачианом Чолошем, может смягчить традиционно жесткую атмосферу избирательной гонки и подтолкнуть ключевые партии к дискуссии, выходящей за рамки взаимных атак и обвинений, и выдвинуть настоящие политические предложения.
Какова позиция Бухареста по отношению к «мигракризису»? Чувствует ли Румыния себя в некотором смысле «безопасно» по этому поводу, учитывая то, что ее южный сосед — Болгария, как представляется, просто «захлопнула дверь»?
Миграционный кризис может привнести некое раздражение в избирательную кампанию, и некоторые небольшие политические партии, вероятно, попытаются утвердить себя, используя ксенофобские, антимусульманские и антимигрантские лозунги. Политики-центристы попробуют половить рыбу в этой воде, но трудно поверить, что лидеры ключевых партий осмелятся противостоять Брюсселю и его официальной линии. Я не думаю, что румыны ощущают какую-либо опасность, исходящую от миграции. Хотя, конечно, эти настроения могут измениться, если произойдет что-либо непредвиденное.
Правительство уже начало принимать небольшое количество беженцев как результат европейской сделки по обязательной квоте, и кажется, что, несмотря на взаимную неприязнь, социал-демократы и либералы решили придерживаться осторожной политики в сфере приема беженцев, избегая излишей политизации этого вопроса.
Существуют ли в Румынии какие-либо политические группы, по той или иной причине симпатизирующие Владимиру Путину?
Нет. В Румынии проявление симпатий к г-ну Путину или его политике является верным рецептом электоральной катастрофы.
Представляется, что Румыния достигла осязаемого прогресса в сфере борьбы с коррупцией. Что послужило предпосылкой успеха и может ли ситуация вновь ухудшиться?
Пока я отвечаю на этот вопрос, известный член парламента получил защиту от задержания и ареста благодаря своим коллегам, тогда как на мэра большого города надели наручники и ему угрожает тюрьма. Это моменты бесконечного цикла, которые не могут не производить впечатление на общественность.
Хотя и раздаются возражения, связанные с правами человека и соблюдением процедур, нет сомнения в том, что любая партия, которая попытается заблокировать этот процесс, столкнется с резким падением рейтинга и будет уничтожена в кабинках для голосования.
Тем не менее достижения пока не прошли точку невозврата, поэтому эффективность антикоррупционной политики все еще может быть поколеблена коварными законодательными шагами, которые будут выглядеть как реформы, но на самом деле будут подрывать усилия антикоррупционных прокуроров, внутренних инспекторов и даже судей. Давление условий Запада все еще является важным. Я думаю, что предпосылки для по-настоящему успешной борьбы с коррупцией в Румынии все еще не сложились.
Происходит обнадеживающая общественная дискуссия по поводу законных способов, которые могли бы заставить осужденных за коррупцию компенсировать ущерб — широкая конфискация как правовой инструмент задействуется только для активов, приобретенных после 2012 года. Возмещение ущерба, нанесенного общенародной и частной собственности, по идее усилит эффект предотвращения коррупции, который пока что не производит впечатления.
На ваш взгляд, каким является будущее ЕС и НАТО? Соответствуют ли они современным вызовам?
Как румын, я чрезвычайно счастлив, что моя страна защищена союзом, представляющим собой коалицию подавляющего большинства неагрессивных держав. Я также доволен тем, что эта группа государств поддерживает демократический строй в Румынии на национальном уровне.
Однако, как «реалист» в сфере комментирования международных отношений, должен признаться, что у меня есть серьезные и долгосрочные сомнения по поводу эффективности НАТО как организации. Лидерство Соединенных Штатов после «большого взрыва» расширения альянса в 2004 году не является впечатляющим. Среди наиболее вялых союзников в Западной и Центральной Европе распространено стремление пользоваться преимуществами НАТО, что называется, «на халяву». Общественное мнение на Западе не выглядит достаточно приверженным защите новых стран-членов в случае агрессии.
Эти тенденции могут постепенно измениться, и НАТО может осознать свое первоначальное призаание, если отношения с Россией продолжат ухудшаться.
Но такой союз не может вести себя так, как будто мир до сих пор является биполярным. Для США самый важный вызов формируется на Дальнем Востоке: наиболее важной целью является предотвращение появления китайско-российской коалиции в качестве противовеса.
Что же касается ЕС, то я считаю, что дискуссия по поводу места Румынии в объединенной Европе будет эволюционировать. Существует базовый консенсус вокруг понимания того, что членство в ЕС является выгодным, какую сферу ни возьми. В отличие от стран Вышеградской группы Румыния — безусловно, еврооптимистичное государство, а евроскептицизм в нашей стране — маргинальное явление.
Молчаливое согласие наблюдается по вопросу сохранения национальной валюты на определенный период, несмотря на то, что Румыния достигла номинальных критериев конвергенции и теоретически могла бы начать путь к внедрению евро. Структурные фонды ЕС являются важным моментом обсуждения на национальном уровне. В особенности потому, что Румыния отстает в сфере освоения этих средств, но таким образом проевропейское согласие в обществе может считаться защищенным.
Мое личное видение будущего зависит от разрешения существующих противоречивых и пересекающихся дилемм, с которыми столкнулся Союз: это кризис еврозоны, вопрос Восточного партнерства/России, беженцы, риск выхода из ЕС Великобритании и его возможные последствия. Я уверен, что ЕС не может двигаться вперед без поддержки собственных граждан. Политические элиты должны общаться с ними вместо навязывания амбициозного регламента. Я не исповедую какую-либо четкую концепцию, однако предпочитаю скромный, ограниченный определенными рамками Европейский Союз, сосуществующий с национальным государством, а также НАТО как эффективный оборонный альянс.
Наконец, представляется, что в отношениях между Румынией и Украиной произошли заметные изменения. Как получилось, что старые этнические националисты прекратили обращать внимание друг на друга? Каково отношение Румынии к политической эволюции Республики Молдова?
Я думаю, что Румыния и Украина смогли установить близкие межгосударственные взаимоотношения, оставив позади наиболее вздорные аспекты прошлого. Безусловно, вопросы безопасности, и в особенности российская политика, всячески способствовали этому сближению. Однако отношения между обществами пока находятся в зачаточном состоянии, и по обе стороны границы продолжают сохраняться разнообразные предрассудки. Общая торговля незначительна, а культурные связи ограничены финансовыми неурядицами, затронувшими обе страны. Впереди еще много работы, но работа появляется вместе с возможностями.
Я мало знаю об украинском национализме и надеюсь, что антирумынские «вибрации» контролируются. Впрочем, в свободной стране люди имеют право высказывать свои чувства. Это, разумеется, относится и к румынской стороне. Я считаю, что вопросы прошлого склонны утрачивать остроту, особенно, когда молодые люди получают возможность высказываться в общественной дискуссии. В то же время хочу подчеркнуть, опять-таки, учитывая румынский опыт в отношениях с нашим венгерским соседом: контакты между гражданскими обществами позволяют контролировать ситупцию даже в тех случаях, когда политики делают глупости.
Что касается Республики Молдова, я думаю, что объединение отсутствует сегодня в румынской повестке дня. Красивые и теплые слова могут звучать, но мы функционируем под влиянием ограничений. Кроме того, мой опыт политического анализа на протяжении 25 лет позволяет мне сделать вывод, что румынская общественность преимущественно заинтересована в интеграции в западное сообщество, а значит, будет избегать шагов, которые могли бы толкнуть нас к конфликту с Россией.
