Группа Mad Heads является ровесницей независимого украинского государства, и за это время стала синонимом самой украинской рок-музыки. А ведь были времена, когда группу никто не знал на Родине, зато отлично знали в Европе.
В начале нулевых Mad Heads начинает петь на украинском, получает приставку XL и становится чисто украинским музыкальным продуктом. О зрителях по обе стороны Атлантики, своей карьере в «лихие
Mad Heads XL сейчас заняты подготовкой новой программы. Как появилась идея сделать именно акустический концерт?
Для меня все началось, наверное, с того, что я купил акустическую гитару. У меня акустическая гитара была самой первой когда-то очень давно, а потом все гитары были электрическими. У меня на сегодняшний день есть несколько инструментов, но акустической гитары все это время не было. Как-то не было в ней потребности. Со временем такое желание возникло. Часто возникают ситуации, когда надо спеть просто под гитару, это бывает на эфирах, бывает просто в жизни. И я завел себе такой инструмент. С тех пор прошел только год, а мы уже делаем акустическую программу.
Но это мой субъективный взгляд. Если говорить объективно, наверное, это желание сделать что-то отличное от того, что для нас привычно, другими средствами. Сделать другой Mad Heads.
В составе группы, наконец-то, появятся клавишные...
Мы не будем ставить на сцену рояль. Это дорогое удовольствие. Мы будем использовать клавишные в рояльном тембре, ведь концепция программы — это акустика. Причем в данном случае на них будут играть музыканты из нашей группы, которые не являются клавишниками. Будет играть тромбонист, будет играть трубач.
Основной жанр вашего творчества — это рокабилли. Что вас так привлекает в этой музыке?
Энергия. Рок-н-ролл — это вообще энергия. И рокабилли в этом плане было особенно интересно тем, что, во-первых, от него идет вся рок-музыка, это корни рок-музыки. Ее современные формы напрямую апеллируют к тому времени, когда рок-музыка только появилась. Касаясь этого пласта культуры было такое ощущение, что пьешь из такого чистого источника. Ведь впоследствии много чего рокеры придумали, так что даже непонятно, что можно назвать роком, а что — нет. Рокабилли же — это такой чистый рок-н-ролл. Такой, каким, в свое время, выстреливал панк-рок в конце
Как ваши родители отнеслись к увлечению музыкой? В какой момент они перестали считать это пустой тратой времени?
Я их обманул. Это произошло незаметно. У меня очень демократические родители и они давали мне возможность самовыражаться. У меня не было конфликта поколений, непонимания той музыки, которую я слушаю, по сравнению с той, которую слушали они.
Вообще, на музыку меня вначале посадил отец, который не был музыкантом и не имел отношения к сцене. Он был кандидатом технических наук, но увлекался музыкой, был меломаном. Я слышал дома качественные записи на качественной аппаратуре. Это были классика и джаз. Папа коллекционировал пластинки и он также немного играл на фортепиано. Его позиция была такой, что культурный современный человек должен уметь играть на каком-то инструменте. Во-первых, для собственного удовольствия, во-вторых, чтобы порадовать знакомых при случае, и, в-третьих, чтобы лучше понимать и чувствовать музыку. Потому что человек, который на чем-то играет, на другом уровне воспринимает звуки.
По большому счету, если мы возьмем Европу, Америку — там это есть. Там все или поют в хорах, или играют на каких-то инструментах. В Соединенных Штатах ежегодно продается 3 миллиона гитар. Это не все профессиональные музыканты. Просто все понемногу играют. Соответственно другое отношение к музыке и другой уровень культуры.
Папа был на таких позициях, поэтому и меня, и моего младшего брата (многолетнего басиста Mad Heads) он отправил в музыкальную школу. Он хотел, чтобы мы тоже играли на фортепиано. Меня не взяли на фортепиано, потому что на вступительном экзамене не смогли разобраться, насколько у меня все в порядке со слухом, а на фортепиано был больший конкурс. По иронии судьбы меня отдали на класс скрипки, который требует намного лучшего слуха. Скрипка более сложный в этом плане инструмент, но на нее было меньше желающих. Вот и получилось: «Ты, мальчик, спел незнакомую песню. Непонятно, ты попадаешь в ноты или нет. На скрипку».
Я ходил туда 8 лет, без особого удовольствия. Мне это все было непонятно. Возможно, способ преподавания, возможно, просто не мой инструмент. Факт в том, что когда я закончил музыкальную школу, я повесил скрипку на стену, отдал родителям документ об окончании школы, заявил, что больше никакой музыкой заниматься не буду... и через пару месяцев взял в руки гитару.
Говорят, из скрипачей выходят классные гитаристы.
Я на гитаре нигде не учился играть, делал все это самостоятельно. Поскольку музыка пошла от отца, то в определенный момент он не мог сказать ничего плохого и не собирался этого говорить. Он нормально к этому относился, он понимал, что музыка, которую я слушаю, может быть ему не всегда понятной. А то, что я там играю для собственного удовольствия и создаю группу? Родители отнеслись так — ну, классное хобби, почему нет, пусть будет.
Их условием было в свое время — я должен поступить в вуз. Дальше они мне давали свободу, пока оттуда не выгонят. Но поскольку меня так и не выгнали, они не очень углублялись в то, как я учусь, и чем я там занимаюсь. Они мне давали пространство для самостоятельной жизни. На 5 курсе выяснилось, что я начинаю гастролировать, и мне за это начинают платить какие-то деньги. Потом нас начали показывать по телевидению. Кроме того, в Англии вышел компакт-диск (в Украине еще не выходили, их не на чем было слушать) — сборник, в который вошли наши песни.
К тому же следует помнить, что на тот момент, когда я оканчивал институт, изменилась реальность. Когда я поступал, был еще Советский Союз, и по моей специальности можно было получить какую-то стабильную работу, жить этим и что-то себе планировать. А когда я заканчивал — это была совсем другая страна, другие обстоятельства, и инженеры, даже хорошие, никому не были нужны. А начинающие инженеры — тем более. Это с одной стороны.
С другой стороны, как ни странно, несмотря на то, что та музыка, которую мы играли, — англоязычная, неизвестный стиль, непонятный имидж, — тем не менее, имела спрос, в том числе спрос минимально коммерческий. У нас появились приглашения на концерты, за которые нам были готовы платить пусть небольшие, но деньги.
Вышло само собой, что родители не успели заметить, как хобби стало профессией, и им уже не было чем крыть, ведь та профессия, которую они видели нормальной, — оказалась невостребованной. Поэтому я ни одного дня не работал как инженер. Я не знаю, везение ли это. Я действовал по внутреннему устремлению, делал то, что мне хотелось, и не сильно задумывался о том, как я с этим буду жить. Я занимался музыкой, потому что я не мог ею не заниматься, а все остальное? Пока я в институте учусь, пока я его закончу, там будет что-то ясно. На тот момент, когда я его закончил, вышло так, что музыка уже доминировала.
С группой Mad Heads вы гастролировали в Европе, но до Америки так и не доехали. Почему?
Нас не успели туда привезти организаторы фестивалей. Ясно, что это и сложнее — все-таки перелететь океан, получить американские визы, — чем в Европу, куда у нас уже были протоптаны дорожки, где у нас было много поклонников, нас знали. Как раз произошла ситуация, когда нас пригласили на один из таких фестивалей. Мы вели переговоры, начали процесс оформления документов, и там что-то случилось, не подтвердили организаторам согласие на то, чтобы дать нам визу. Формально одно приглашение у нас было, но мы не смогли его оформить документально, поэтому тогда мы и не доехали.
Зато мы были в США и Канаде в последнее время, в последние несколько лет. В Канаде мы за это время побывали уже трижды. И один раз были в Штатах с нашей нынешней программой.
Вообще, если говорить про размеры диаспор, то в Штатах людей украинского происхождения больше, но в процентном соотношении их больше в Канаде, потому что там гораздо меньше населения. На 30 миллионов канадцев полтора имеют украинское происхождение. Далеко не все они украиноязычные, это канадцы. Но они имеют украинские корни, некоторые из них знают пару слов, некоторые знают украинские песни, но они поддерживают связь с украинской культурой и интересуются Украиной. Поэтому Канада — это, наверное, страна с наиболее позитивным отношением к Украине и украинцам. В их сознании Украина — это классно. Украинцы были одним из тех народов, которые построили Канаду. По большому счету, это одни из основателей Канады, поэтому там такое отношение.
Зачем понадобилось превращать Mad Heads в Mad Heads XL? Как происходил процесс «мутации», он происходил лишь с группой или также и внутри вас?
Пока нам было интересно играть ту музыку и ничего не менять, все было о`кей. Мы этим наслаждались в полном объеме. Но пришло время спросить себя, а что дальше? В смысле перспектив на 5, на 10 лет вперед и творческих, и как мы будем жить вообще. Это была маленькая сцена, это были символические заработки. Нам хватало, пока мы не заводили семьи. Хватало, условно говоря, на новые струны и билет домой.
Какое-то количество лет мы так жили, но нельзя так прожить всю жизнь. Хочется попробовать что-то другое. Особенно, когда чувствуешь, что ты способен на большее. Вопрос был простой — либо Mad Heads выходят на более широкую европейскую сцену, либо стараемся это сделать в Украине. В Европе мы могли рассчитывать на широкий круг. Не только поклонников рокабилли, но и, например, панк-рокеров. То есть это более широкий стиль. Все равно это андеграунд, это альтернатива.
В Украине мы могли сразу попробовать войти в мейнстрим. В принципе, это были два пути, один из которых мы на тот момент выбрали. Я это воспринимал так: если я в своей стране, где я знаю людей, где я их чувствую, не смогу предложить что-то, что им понравится, то как я могу рассчитывать на то, чтобы заинтересовать кого-то еще где-то в мире? Это был такой вызов, как проверка себя: я смогу или нет?
У меня, когда я был очень радикальным альтернативным рок-н-рольщиком, было отношение ко всей украинской попсе, скажем так, как к явлению очень некачественному. Я считал, что мы делаем гораздо более качественную музыку. Во многих случаях так и было, в сравнении с той попсой, которая была в Украине в
А бытовой момент? Вас никогда не напрягала жизнь в Украине?
Мне не кажется, что быт в Украине сейчас так сильно проигрывает европейскому. Тут, скорее, культурный уровень отстает. А быт очень быстро подтянулся даже благодаря тому дикому капитализму, который мы имеем на сегодняшний день.
В последние годы мы стали ездить в Европу — это были Польша, Германия, Чехия. После долгого перерыва, когда мы ехали в Польшу, и ехали на автобусе, то я поймал себя на том, что в отличие от того, как мы ездили на гастроли в
Этот чисто бытовой момент, если брать столицу Киев, большие города, очень быстро подтянулись, и Украина в этом смысле не проигрывает. Если зайти в глубинку, то там, наверное, Польша живет богаче и это ощущается. Там просто меньше разница между большими городами и небольшими городками и селами. У нас этот контраст большой.
Я просто помню тот контраст выездов в Европу, который происходил в
Как вы считаете, украинская культура в том виде, в котором она есть сейчас, находится на подъеме, или в упадке?
Существует разная динамика. С одной стороны, есть спрос, есть интерес, прежде всего, у самих украинцев. С годами этого становится больше. Познать себя как народ, свою историю, культуру. Это даже не очень зависит от регионов. Само собой, на западе это началось раньше и более развито.
В прошлом году мы были на фестивале «Слобожанщина» под Харьковом. Он позиционируется как частично фольклорный, хотя артисты там выступали разножанровые. Есть тот самый интерес к украинскому фольклору, который есть на «Трипільському колі» под Киевом, как и на фестивалях где-то под Львовом. Это есть везде. Главное, что украинцы узнают, что корни глубокие, есть куда копать и есть много интересного, много материала, с которым можно работать, создавать какую-то современную культуру на основе украинской культуры.
Это контраст в сравнении с Америкой и Канадой. В Канаде, например, если дому 100 лет, государство берет его на полное обеспечение. Это историческая ценность. Любая развалина, халупа. Есть 100 лет — государство его полностью обеспечивает, ремонтирует, берет под свою охрану.
Большой минус в том, что украинское государство никак этого не поддерживает. Впечатление складывается такое, что это сознательное противодействие украинской культуре. Возможно, для кого-то, кто есть сегодня при власти, это на самом деле сознательно, а кто-то просто не понимает, зачем это нужно и ищет возможности для непосредственной наживы, а на культуре быстро не заработаешь. В этом, конечно, большой минус.
Но даже во времена власти, которая позиционировала себя как проукраинская, конкретных шагов было сделано очень мало. Единственный позитив был в том, что отношение власти, отношение президента к культуре страны задает тон в обществе, потому что за ним начинают меньшие начальники повторять. Сейчас ситуация противоположная. Но не в народе и не среди людей.
