В прошлом году, в рамках концертного тура «artRAVE: the ARTPOP Ball», Леди Гага исполнила кавер песни «What’s up?». Сидя на баррикаде, сложенной со сверкающих кристаллов, она вслушивается в гитарный проигрыш и, улыбаясь, качается в такт; а за тем, согнувшись в три погибели, хрипло произносит первую фазу:
25 лет, и жизнь моя замерла,
В попытках взобраться на холм надежды…
С видом психа, сосредоточившегося на своих галлюцинациях, она ступает на авансцену: куртка в стили милитари, белый парик аля Мэрилин, и эластичное боди нежно розового цвета. Она дрожит, и какой-то демон орёт из её груди:
И я молюсь, о Боже, я молюсь,
Я молюсь каждый день
О революции!
Зрители визжат и бросают на сцену плюшевые игрушки. Одурманенная музыкальным трансом Гага хватает одну из них, яростно терзает и отшвыривает: что это за дерьмо на сцене!? – как бы спрашивает Гага, – даёшь революцию!
Мне нравится эта песня, я люблю это видео, и мне совсем не жаль ту плюшевую дрянь, из которой Гага вытрясла поролоновую душу. Каждый раз, слушая эту песню в исполнении Гаги, я тоже улыбаюсь и непроизвольно качаюсь, ощущаю какую-то лёгкость в теле, и мне хочется вмазать самому себе по роже – выбить из себя поролоновую душу.
А 24 августа этого года сайт английской газеты «Daily Mail» поместил «шокирующее видео»: малыш, не более трёх лет от роду, весело отрезает голову белому плюшевому мишке. Это зрелище сопровождает арабская музыка, и воодушевляющие возгласы неизвестного мужчины: «Такриф!» – так, мол, и надо поступать с «неверными», – и счастливый малыш победно вздымает нож под чёрным флагом Исламского Государства.
В пространном комментарии «Daily Mail» пишет, что, по всей видимости, малыш копирует видео, на котором штатный палач ИГИЛ Мухаммед Эмвази отрезает головы «неверным» – американским журналистам, всяческим сотрудникам гуманитарных миссий, невесть-как забредшим в Сирию японцам и солдатам сирийской армии.
Журналист цитирует и мнение эксперта-психолога: это плохо, очень плохо учить детей так обращаться с игрушками, это, безусловно, факт «жестокого обращения с детьми». В статье также упоминается, что в школах на подконтрольных ИГИЛ территориях детей учат пользоваться автоматическим оружием, взращивая будущих террористов, и, по всей видимости, процесс этот идёт весьма успешно: на ресурсе YouTube предостаточно видео, на которых подростки перерезают горло или стреляют в затылок «неверным».
Однако обратим внимание на нюанс: видео в украинском сегменте YouTube озаглавленное «Ребенок-террорист отрезает голову пленному солдату» собрало 1 204 просмотра, а «Малыш из ИГИЛ отрезает голову плюшевому мишке» – 373 706!
Упомянутый материал в «Daily Mail» распространили более восьми с половиной тысяч читателей. Я не знаком с общей статистикой посещения сайта «Daily Mail», но, наверное, это – рекорд.
Я просто кликаю материал за материалом – фото, видео, комментарии: сенсационное сообщение о новых сиськах Ким Кардашьян – 12 перепостов; что-то там опять учудила Кейт Мосс – вообще без внимания; «Дениэл Крейг намекает, что он вернётся в роли Джеймса Бонда» – 143 перепоста; «Дьявол носит белый», о новом платье несравненной Мерил Стрип – 98 перепостов; модели Victoria's Secret «показывают, что их тела в тонусе» – 14 перепостов (как на мой вкус, очень несправедливый результат); четырнадцатилетняя дочь Синди Кроуфорд «уже делает волны в мире моды» – 205 поклонников творчества Владимира Набокова… Малыш из ИГИЛ – вне конкуренции.
Как бы мы не относились к плюшевым игрушкам, как бы мы не осуждали «жестокое обращение с детьми», но это видео, безусловно, затронуло какие-то тонкие и важные струны в наших буржуазных душах. Это – гениальное видео!
Представим себе на миг, что мы не видим флаг ИГИЛ, что на малыше нет дурацкой шапки моджахеда, и мы не слышим арабскую музыку; повесим-ка яркие занавески и поместим в угол кадра белую кроватку с воздушным балдахином, и пусть мальчик вновь изувечит плюшевую игрушку. Сохранив исключительно поведенческую структуру события (субъекта и его действия), мы получим только свидетельство деструктивных тенденций в развитии ребёнка, и не более того. Перед нами будет нечто весьма непривлекательное – повествование на сугубо бытовую тему с нулевым эстетическим значением. Вычитание политического контекста – убивает эстетическую сущность этого перформанса; но наличие этого контекста – вздымает его в эстетическую высь. Именно политический контекст изменяет психологическую канву и делает радость малыша по-настоящему страшной.
Леди Гага тормошит и отбрасывает плюшевую игрушку, и это – воодушевляет; малыш ведет себя не лучшим образом, и это – порождает тёмную и неопределённую тревогу.
Посетим сайт Instagram.com – «некоммерческий» ресурс, оценённый в 2012 году в 300 миллионов долларов. Контент сайта – почти исключительно селфи. Красивые и не очень девушки (по большей части – красивые) иллюстрируют набоковскую фразу «она была Ло по утрам в одном носке», касаются чашки капучино с густо взбитой пенкой, ласково обнимают свои мягкие игрушки; мы увидим также тропические курорты, бассейны на крышах небоскрёбов и элегантные линии BMW. Нам предстанет мир счастья и визуализация обустроенного рая на земле.
Контент Instagram – постмодернистская сказка: финал сказки – бал, музыка и прекрасный вид за окном дворца – помещён в её начало; а неприятные события – смерть матери, злобная мачеха и грязная работа – выдраны из книги. А зачем? – такие события только травмируют сознание. Постмодернистская сказка должна продолжаться вечно, быть тождественной своей изначальности, как клубная музыка, не имеющая ни начала, ни конца, а исключительно циклическую зеркальность. И потому – нескончаемым должен быть мир «детства-отрочества-юности». Instagram – эмпирическое осязание мысли Френсиса Фицджеральда: в тридцать лет – жизнь заканчивается.
Леди Гага сидит за белым роялем, водружённым посреди хрустальной баррикады. На её куртке-милитари синей краской выведена мишень и слово «ART». Её голос резко контрастирует с розовым боди, приобретённым в элитном секс-шопе.
Всё творчество Гаги – это жизнь после травмы. Мы видели её с рыбьим хвостом, трепещущей в ванне; страстно горюющей за своим Алехандро; с терновым венцом в жёлтых кудрях; на костылях, в инвалидной коляске, в титановом корсете, удерживающем поломанный скелет.
Вопя слово «революция», Леди Гага вырывается из боди цвета пубертатной сексуальности – она вновь отрывает свой рудиментарный «рыбий хвост», впервые возникший в кадре, как странная и как-би случайная метафора к истории Бонни и Клайда. Но случайная ли? Трогательная и ужасная лав-стори Бонни и Клайда – это сплошной «рыбий хвост», атавизм мечты в условиях Великой Депрессии.
Леди Гага – воплощение шизоидной личности, рвущейся к человеческим чувствам; воплощение великого мифа европейской цивилизации о превращении машины в человека.
Чтобы трансформировать машину в человека – надобно сперва создать машину. Instagram – это и есть мир машин: предсказуемого поведения, стандартизированных чувств и суждений; но в тоже время – это и мир хорошо упакованных «рыбьих хвостов», атавизмов инфантильного сознания. Машинальность нашей культуры – и есть машинальностью инфантильности. Именно этот мир бросает Леди Гаге свои игрушки, ведь она одна из немногих машин ставших человеком.
Чтобы создать мир машин – европейской цивилизации надобно было уничтожить мир, существующий прежде – мир хаоса, грязи, увечности, старости, непосредственной жестокости и любви (человеческих чувств, в общем-то). На одной из фотографий девочка, «делающая волны в мире моды», целует в щеку мальчишку-дауна. Очень милая и политкорректная фотография. Владимир Набоков сошёл бы с ума от когнитивного диссонанса. Он, автор изумительной статьи о пошлости в литературе и современной ему американской культуре, спятил бы от противоречивых чувств, одно из которых – отвращение, отвращение от выставленной на показ пошлости.
Даун – это биологический нарыв на теле европейской цивилизации. Даун, как проявление жестокости природы, не имеет права на своё естественное существование, а должен быть инкорпорирован в мир гламура. В пространстве гламура нет права на чувство сострадания к человеку и злобы по отношению к природе (нет никакой природы, есть только «очаровательные пейзажи»); пространство гламура – это эстетический терроризм, тотальное принуждение к умилению. Сострадание и злость, как, впрочем, и любовь и жестокость Бонни и Клайда, – слишком сильные чувства, противопоказанные машинному сознанию.
Мир кривых зубов и неухоженных причёсок, ржавых автомобилей и неопрятных жилищ, физического труда и религиозного фанатизма, ярости в ненависти и любви – вытеснен на периферию цивилизации. Это где-то там – в скудных ландшафтах Сирии, которые очень трудно назвать очаровательными. Миру постмодернистской сказки противопоставлен мир неудачников: когнитивные образы приобрели географическую определённость.
Говоря о взаимоотношении между Евроатлантическим миром и миром Ближнего Востока, я умышленно не прибегаю к языку традиционной политологии. Этот язык мёртв, он и сам – отражение машинальности нашей культуры. Наш мир требует иного языка – языка Леди Гаги, «малыша из ИГИЛ» и Мухаммеда Эмвази.
Палач ИГИЛ – столь примечательная личность, что сайт Википедии посвятил ему свою страницу. Родившийся в Кувейте Эмвази уже в шесть лет оказался в Лондоне с родителями-эмигрантами. В Лондоне окончил школу и университет; всерьёз увлёкся «мирной религией» – исламом; обвинялся в причастности к терроризму, но был оправдан усилиями правозащитной организации.
В 2012 году Эмвази отправился в Сирию. Он называл себя «Джихадист Джон» или просто «Джон Битл», видел себя Джоном Ленноном современности и отрезал головы. Ассоциация Ближнего Востока с терроризмом – весьма устойчива. Однако обратим внимание: место социализации этого «примечательного» человека – Лондон. Не основание ли это для тезиса, что так называемый «исламский терроризм» – явление не Восточной, а Западной культуры?
Я не востоковед, и я не знаю, в каких случаях традиция предписывает казнь «неверного» (надеюсь, никогда и не узнаю). Но мне почему-то кажется, что быть не может такой традиции перерезать горло заложнику и выкладывать видео в YouTube. Традиция может предусматривать казнь, может предусматривать казнь публичную, но её превращение в медиа-событие – невозможно в принципе. Традиция – это обращение к «своим», причастным к этой традиции. Казнь же «на платформе YouTube» – обращение не к бедуинам сирийской пустыни, а к глобальному миру. Лондон и Нью-Йорк, Берлин и Париж – вот глаза обязанные взирать на действия «исламских террористов».
Перформансы Эмвази – позёрство, это чистый эпатаж, имеющий смысл исключительно в рамках Западной культуры. Он и сам является человеком Западной культуры, и его действия могут быть поняты именно в контексте его культуры. Эмвази шокирует «своих» – шокирует Лондон и Нью-Йорк. И он – в некотором смысле, конечно же, – равен Леннону; он – эстет, радикально освоивший важнейший приём искусства – шок.
Но вот, я хочу спросить: почему Эмвази прибег именно к такой форме шока? И в данном случае меня интересует не частность, а общий контекст. Почему человек, выросший в Лондоне, человек европейской культуры, не маргинал, а из вполне состоятельной семьи, получивший университетское образование, оказался в рядах ИГИЛ – террористической организации? И такая постановка вопроса весьма важна, ведь Эмвази – далеко не единственный европеец в рядах ИГИЛ.
Прежде всего, обратим внимание на то, что терроризм – это продукт европейской политической культуры. Терроризм имеет смысл только в условиях демократии: убивать обывателей, непричастных к политической власти, – пустая трата времени; но запугивать «электорат» – это уже осмысленное действие.
Впрочем, более важным мне видится другой аспект: перформансы Эмвази – конечно же, проявление агрессии. Но агрессии по отношению к чему? Агрессия «палача» – беспредметна, в её фокусе нет определённой социальной группы (половозрастной, религиозной, этнической). И в этом смысле, эта агрессия – явное проявление экзистенциальной тревоги; не реакция на конкретную угрозу, а именно форма отношения к невнятной и неопределённой тревоге.
Я склонен считать, что с точки зрения психиатрии, Эмвази – вполне здоровый человек. С точки же зрения психологии, – безусловно, невротик, что, впрочем, не делает его «ненормальным». (Покажите мне более-менее интересного человека не склонного к невротизму!) Следовательно, вопрос: что именно в европейской жизни провоцирует тревогу Эмвази? Что именно детерминирует возникновение ИГИЛ как формы коллективного отношения к европейской культуре?
…Стоп, я не ответил на прежде поставленный вопрос: почему Эмвази прибег именно к такой форме шока? Проще говоря, почему он отрезает головы? Ответ: а разве «голова» имеет в нашей культуре какую-то ценность? Это для Декарта она имела ценность, потому что критерием существования была мысль. А что является критерием существования в наше время? Вспомним эпизод из фильма Александро Иньяррита «Бёрдмен»: ты – никто, – говорит дочь своему отцу, – тебя даже нет в Фейсбуке… Вот вам и критерий существования.
Известность – вот единственный критерий! Эмвази – казнит пленников. Этим и известен, этим и интересен. И потому он ничем не отличается от, к примеру, Пэрис Хилтон. Тату, силикон и пирсинг – общепринятые средства для трансформации тела. БДСМ – практика укрощения строптивого тела. Медитация – метод укрощения собственных мыслей и чувств. Контроль и манипуляция – альфа и омега нашей культуры.
Некогда посетив московскую выставку работ Пабло Пикассо, Николай Бердяев написал: всё, тело человека – это уже не образ и подобие Бога. Первым это ощутил художник – Пикассо; первым это понял философ – Бердяев; а проиллюстрировали это – «няши» с сайта Instagram и Эмвази.
Если тело человека уже не священно, если оно не имеет значение даже для самого человека, то почему бы не отрезать человеку голову? Да, конечно, если ты не великий человек (увы, не Наполеон, сказал бы Достоевский), то, ясное дело, – не решишься на экстраординарный поступок. Однако Эмвази – Наполеон, то бишь – Леннон, а следовательно, ему можно. Почему можно? Да потому, что можно всё!
…А теперь вернёмся к вопросу: что именно в европейской жизни провоцирует тревогу Эмвази и детерминирует возникновение ИГИЛ как формы коллективного невроза? Ответ очевиден: эстетический террор, машинальность инфантильности и тотальный запрет на чувства – вот причины экзистенциальной тревоги, порождающей поступки Эмвази и явление ИГИЛ. Эмвази-ИГИЛ – симметрический выброс европейской культуры, тождественный её сущности. Практика Эмвази-ИГИЛ – тот же эстетический террор, перешагнувший символический предел, и та же инфантильность – неспособность зрело мыслить и чувствовать.
Человек неспособен существовать вне общения. Садист (человек с притуплёнными чувствами) совершает определённые манипуляции с другим человеком только с одной целью – увидеть реакцию, чувства другого человека и что-то ощутить самому. Современная Европа напоминает мне изощрённую мазохистку, провоцирующую оплеухи пробуждающие её чувственность. Вот они и встретились – Европа и ИГИЛ, как две половинки одного большого целого, как две палаты одной психушки, №6 и №9. И будут они жить долго и весело, и умрут в один и тот же день, молодыми и красивыми, как в постмодернистской сказке.
И в завершение: помнится, на промозглом Майдане, посреди баррикад, стояло пианино, и молодой человек в балаклаве играл на нём вагнеровский этюд. Вполне возможно, что это и есть наш цивилизационный ответ бесчувственности этого мира – наша извечная молитва о революции и попытка взобраться на холм надежды.
