...В одной из глав этой увлекательной книги ее автор просит не называть свое творение еще одним опусом «о жизни Вселенной», где речь лишь о Солнечной системе, а про все самое интересное, о чем бы так хотелось узнать, не упоминается. На самом деле «Все эти миры — ваши» Джона Уиллиса (М.: Альпина нон-фикшн) — это целых пять наиболее реалистичных сценариев поиска инопланетных живых существ в нашей Галактике, и «увлекательности» им не занимать.
Вот все, например, говорят: Марс, Марс, а почему только он? Почему не Юпитер, Меркурий, Венера, наконец? Или, скажем, Титан. Кстати, этой планете в книге посвящена целая глава, и именно в ней детально изложено, как все должно происходить. В смысле экспедиция, поскольку разведка уже произведена. Равнины, покрытые густой органической жижей, пересыпанные небольшими булыжниками из водяного льда, экстремальный холод, который космический модуль выдержал целых 90 минут... Что еще? Не густо, конечно, зато не горы и пригорки, как на Марсе, да и сам полет промерзшего аппарата стал прорывом в изучении Солнечной системы: в первый раз в истории космический аппарат пересек пояс астероидов и совершил посадку на спутник во внешней Солнечной системе.
И потом: эта планета — всего лишь спутник Сатурна — оказалась гигантским химическим заводом Солнечной системы, производящим множество сложных органических веществ. И пускай основанная на воде химия живых существ, которая служит основой для жизни на Земле, совершенно не подходит для углеводородных морей, в наличии все равно имеется все необходимое для существования: жидкость, энергия и органика. Кроме того, на Титане все в точности, как когда-то на Земле — холод, тьма, микробы дремлют на окутанных туманной дымкой берегах рек и озер, готовые зачать жизнь на планете. Можно ли считать это неопровержимым доказательством того, что вскоре здесь «будет город заложен»? Разумеется, нет, обламывает нас автор.
«Прежде чем делать вывод о существовании жизни, хороший астробиолог должен исключить все прочие причины наблюдаемых явлений», — сообщает он, но мы-то с вами знаем, что мешает хорошему астробиологу стать настоящим космонавтом. Теперь об этом можно рассказать.
Автору следующей книги нашего обзора, по большому счету, и рассказывать нечего. Отца не помнит, от бабушки только дом в Гарлеме остался, но породу, как говорится, не пропьешь. «Время как иллюзия, химеры и зомби, или О том, что ставит современную науку в тупик» Майкла Брукса (М.: Лаборатория знаний) вообще можно в Дворянском собрании зачитывать — настолько точно там о наследственности и папиной науке не брать чужого рассказано. «Как же много всяких мелочей для меня тогда внезапно обрели смысл! — вспоминает автор, все-таки встретившись с отцом через двадцать лет. — Выяснилось, что у нас с ним одинаковое телосложение. Похоже, нас смешили шутки одного и того же типа. Помню, я тогда подумал, что чувство юмора — наверняка черта генетическая».
С другой стороны, почему бы и нет? Это на детях гениев, говорят, природа отдыхает, а на авторе книги, в чьем роду, как сам он признается, были сплошь ямайские рабы, вовсе нет. Более того, он рассказывает о древнем монахе Менделе, который боролся с утверждением, что мы наследуем смесь характеристик наших родителей, и при этом происходит своего рода усреднение. Опровергнул он сие, экспериментируя с горохом, где на 29-й тысяче экземпляров бобы можно было узнать даже после хитроумного скрещивания. Результаты монах, конечно же, подтасовывал, предложив науке лишь «расщепление» и «наследование» как основу дальнейших генетических манипуляций. Баловство, как видим, и автор книги с этим согласен.
«Дело в том, что Мендель совершил страшный грех, — пишет он, — отделив наследуемые признаки от приобретенных. В работе Менделя ничего не говорилось о механизмах проявления физических признаков у новых растений. В то время никто не изучал наследование в отрыве от процессов развития, так что никто не обратил внимания на болтовню какого-то австрийского монаха».
Дальше, конечно, пошло-поехало, явился Дарвин, сложились цепочки ДНК, и лабораторные мыши надолго заменили экспериментальный горох.
Осталась неискоренимая страсть рассказывать, рассказывать, рассказывать. Словно Мюнхгаузен, да. «Между прочим, многие из моих генов можно обнаружить в Эдинбурге сороковых годов прошлого века, — продолжает автор. — У меня есть фото дедушки, облаченного шотландским горцем (килт доходит до его черных коленей) и делающего вид, что он играет на волынке. Поход в фотоателье стал для него символическим жестом: как раз незадолго до этого он прибыл в Эдинбург из Гарлема и этот снимок отправил своей матери в Нью-Йорк как открытку, возвещающую, что он добрался благополучно».
Не менее благообразен автор завершающего наш обзор опуса, у него даже «неудобный» вопрос в названии отсутствует. Подобные вещи, если заметили, вообще имеют свойство отмирать в наше политкорректное время: из «немецко-фашистской» Германии и «милитаристской» Японии сами знаете, что осталось в результате крушения всех берлинских стен, советских железных занавесов и прочих идеологических заграждений. В данном случае — еще и моральных. «Кто мы такие?» Роберта Сапольски (М.: Альпина нон-фикшн) — это, конечно, о «генах, нашем теле, обществе», как следует из подзаголовка, но вот смежный из двух главных «проклятых» вопросов почему-то отсутствует. Хотя понятно, отчего, ведь «куда мы идем?» — вопрос риторический, неудобный, чисто литературный. «Вы заметили, чем она заканчивается?» — интересовались у Довлатова, говоря о жизни.
Впрочем, вопросы в книге имеются и более веселые. Например, как климат влияет на интеллект, характер и религиозные представления? Правда ли, что наш мозг сжимается от стресса? Какова анатомия плохого настроения? Почему старые звери не хотят пробовать новую еду и как это связано с творческим долголетием человека? Всегда ли здоровье у богатых лучше, чем у бедных? Что такое синдром Мюнхгаузена по доверенности?
Оказывается, все эти вопрошания в книге известного приматолога и нейробиолога образуют целостную картину человеческой природы. В частности, речь о том, как трудно человеку быть человеком, участвуя в войне полов, социальных процессах и прочих биологических подоплеках.
Как всегда, патриотами своего дела — как в случае автора — становятся из-за жизненной необходимости, а не из научных соображений, и это лучшее доказательство любых ученых изысканий. Вернее, их результатов.
Например, автор книги боготворит редукционизм, подаривший медицине всяческие вакцины, и вот почему. «Моему педиатру пришлось бы укрощать демона полиомиелита заговорами и амулетами с козлиными внутренностями», — откровенничает он, и далее ход мысли становится вполне понятен.
Например, первая треть этой книги рассматривает, как гены связаны с поведением, с тем, кто мы есть, и здесь автор изо всех сил пытается сказать о том, что гены почти никак не влияют на нашу биологию. Дальше — больше. Нам сообщают, что даже едва различимые изменения условий могут полностью изменить влияние генов на поведение. Если этого покажется мало, то генное безобразие можно продолжить главой «Генетическая война мужчин и женщин», где рассматривается область, в которой гены значительно влияют на развитие мозга, тела и поведения.
И, наконец, в главе «Глиняные рога» нас возвращают к причудам отношений между полами. Рассказывая, в частности, о том, как у видов, в которых самки и самцы после совокупления разбредаются в разные стороны, все, что самка получает от самца, — это гены его спермы. При этом отмечают, что самцы развили технику саморекламы: демонстрируя рога, они сообщают, какие из них выйдут отличные партнеры, какие у них потрясающие гены. А самки, напоминает автор, развили способы определять, не врут ли парни. Ну или какие они на вкус, как это бывает у пауков.
