Сегодня в Сети звучит много заявлений о том, что бывшие АТОшники не только асоциальны, но и даже представляют опасность для общества. И, получается, нашей системе проще отправить вчерашнего героя в тюрьму, чем лечить его больную психику.
Что происходит с нынешними ветеранами, вернувшимися из зоны АТО? Раненая психика, а порой и изувеченное тело. Они психологически не могут адаптироваться к мирной жизни. Они не знают, где и как им работать. Да и откровенно говоря, многие выходцы из депрессивных регионов как раз и отправились на войну ввиду отсутствия той самой работы у себя дома. Они не знают, как выстраивать отношения с имеющейся семьей. А многие из них очень хотят создать семью. Но они умеют горячо любить — это я знаю из собственного опыта.
Первый год для них является самым сложным в плане адаптации. После войны, как после тюрьмы... Я уже писала, что они очень много выпивают.
Многие из них. Они не знают другой мирной жизни. На войне на карточку «капает» зарплата. Они всегда обеспечены сигаретами, едой, формой и алкоголем. Думаете, на «передке» все — трезвенники? Отнюдь. А в мирной жизни на это все приходится зарабатывать. И буду откровенна: работать они уже отвыкли. И тогда в жизнь прочно входит алкоголь, поскольку пьющий человек так закрывает сознание, чтобы не видеть реальность. А далее агрессия, часто даже не внутренняя и не скрываемая, ведущая к насилию в семье. На войне все просто — насилие порождает насилие, и не надо утруждать мозги, копаться в себе на тему, что со мной не так. À la guerre comme à la guerre.
Если бегло просмотреть статистику правонарушений, то чаще всего фигурантами выступают как раз вчерашние герои именно в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. То с соседом что-то не поделил, то кто-то хвалил «Рассею». А уж бытовое насилие в семье сплошь и рядом. Сейчас психологи называют это «Донбасским синдромом». До этого был «Афганский синдром». Например, в США после войны во Вьетнаме более 90% ветеранов потеряли свои семьи. В Украине аналогичная картина. Так уже только в одном 2015 году в Украине количество обращений членов семей участников АТО с жалобами на бытовое насилие увеличилась в восемь раз по сравнению с прошлым годом.
На начало 2018 года в нашей стране официально насчитывалось более 300 тысяч человек, получивших статус участника боевых действий. Но на деле эта цифра в разы меньше. К середине 2017 года около 500 ветеранов закончили жизнь самоубийством. Согласно общепризнанному международному стандарту 90-95% участников боевых действий со временем приобретают медицинские (психика и нервная система) и социальные проблемы. Примерно у трети ветеранов диагностируется посттравматический синдром, результатом которого нередко бывает самоубийство.
Более того, на тот же прошлый год были осуждены 1722 АТОшника. Однако согласно «Закону об амнистии» от 2017 года, 95% были освобождены от отбывания наказания. Впрочем, еще в 2016 году министр МВД Арсен Аваков предрекал, что придется посадить до 40% АТОшников. «В Соединенных Штатах 40% военных, прошедших Вьетнам, вернулись с фронта и были привлечены к уголовной ответственности, — заявил он. — В благополучных Соединенных Штатах, где существуют многомиллиардные программы психологической реабилитации. У нас люди, вернувшиеся с фронта, — шесть волн мобилизации плюс добробаты — это гигантское количество людей с трансформированной психикой... Мы имеем дело с профессиональными бандитами».
И стоит не забывать, что в рядах ВСУ все больше растет недовольство политикой нашего правительства, которая привела к обнищанию страны и развязыванию войны на востоке Украины. А вернувшийся с войны АТОшник — неразорвавшаяся граната с обостренным чувством справедливости.
Добавим сюда проблему прохождения службы как таковой, когда армию во всем обеспечивают волонтеры, сложности с получением УБД, когда свое участие в АТО приходится доказывать через суд. Мой муж, например, за полтора года так и не получил свой статус ветерана. Более того, в течение полугода нас обоих «доставал» военкомат и военная прокуратура с требованием, чтобы он явился в Тернополь, где проходил службу — якобы, он демобилизован, но не уволен. И вот вопрос, если он не уволен, почему местный военкомат молчал полгода, почему в честь дня независимости была начислена материальная помощь в размере полутора тысяч гривен? Кстати, которую он так и не получил без УБД. Впрочем, этот вопрос как-то утих сам собой. Полагаю, что тернопольской части было выгодно самостоятельно «замять» дело, поскольку уж слишком много гневных нареканий звучит в адрес командования по причине творящегося там бардака. Вот только Андрей так устал из-за всего, что уже не хочет ни УБД, ни выплат — лишь бы его оставили в покое.
Сколько в Украине сейчас живет таких отчаявшихся и уставших мужчин, не нужных той стране, которую защищали? Много! И будем честны: большая часть АТОшников — выходцы из села. Знаете, какая там реабилитация? «Пляшка» самогона с побратимом — в лучшем случае или с родичем-соседом — в худшем. А потом Минстат бодро рапортует об увеличении насилия в семье, правонарушениях, а то и самоубийствах, ведь пьяный АТОшник еще хуже гранаты. Я лично знаю случай, когда одному ветерану снова приснилась война. В итоге у его жены минус два передних зуба.
На сегодняшний день почти в каждом более или менее крупном городе открыт бесплатный реабилитационный центр для АТОшников. Более того, еще в 2015 году парламент пытался принять законопроект, по которому военнослужащим, военнообязанным и резервистам полагалась бесплатная психологическая реабилитация с возмещением стоимости проезда до учреждения. Вот только на деле никакого возмещения стоимости проезда не существует. Да и какое может быть возмещение, если они даже в маршрутках и междугородних автобусах не всегда могут проехать бесплатно?
А что говорить про сельских ветеранов, у которых нет работы, а психологом готов побыть ближайший сосед? Мы тоже столкнулись с ситуацией, когда у нас просто не было денег, чтобы ездить в Чернигов в ребцентр. Пыталась ему помочь сама, как могла. Да только я — не психолог. В целом же, на селе лишь единицы готовы признать имеющиеся проблемы с психикой, поскольку селянин далеко не всегда в состоянии отличить психолога от психиатра.
А ведь многие бывшие бойцы страдают серьезными психическими расстройствами. Если описать вкратце, то они возникают вследствие полученной боевой травмы, то есть время от времени солдат может выпадать из существующей реальности в собственные реалистические воспоминания пережитых травмирующих событий. Это так называемые флэшбэки. В этой ситуации он очень остро реагирует на любой неожиданный звук, странный запах, образ — все, что хоть как-то напоминает войну. Это страшно выглядит со стороны. Я сама была свидетелем таких ситуаций и не знала, что делать. И, безусловно, чтобы помочь бойцу и его семье, необходима серьезная психологическая помощь. Но не в нашей стране, хотя реабилитационная программа на государственном уровне существует. Правда, в Украине все также не хватает военных психологов и... денег.
На сегодня, по подсчетам военных психологов, около 40 тысяч АТОшников нуждаются в психологической реабилитации. Так называемый посттравматический синдром начинает проявляться через два года после возвращения с фронта. А на практике получается, что системе проще посадить ветерана в тюрьму, чем вылечить его психику. Но после заключения тоже требуется реабилитация. Значит, замкнутый круг, в котором оказался и мой муж?..
Справка. Дарина Сож — бывшая киевская журналистка, которая несколько лет назад переехала на постоянное место жительства в украинское село. Все статьи автора можно прочитать здесь.
