У прославившегося своими историческими романами писателя Григория Данилевского есть нехарактерный для него сборник коротких рассказов «Святочные вечера», написанный во время «ветлянской чумы» в 1878-1879-х годах. Многие истории — мистические или детективные, густо замешанные на народных (в том числе и украинских) легендах и поверьях.
Рассказ «Жизнь через сто лет» стоит особняком. В далёком 1879 году Григорий Данилевский пишет небольшую антиутопию о том, каким будет мир в следующем столетии.
Повествование ведётся от лица молодого человека Порошина, оказавшегося в 1868 году в Париже и решившегося на предложенный армянским «магом» эксперимент — перенестись на неделю в 1968 год.
Многие прогнозы, данные Григорием Данилевским, поразительны.
За сто лет в мире изменилось многое. Например, Константинополь стал «всеславянским портом», а пустыню Сахара затопили водами Средиземного моря.
Но были и другие, более глобальные изменения. Всё произошло уже к 1930 году. Не было ни Первой, ни Второй мировых войн. Завоевание произошло быстро и почти бескровно.
Вот какой прогноз в 1879 году даёт Григорий Данилевский:
«К концу XIX столетия китайцев считалось до 500 миллионов, т. е. половина всего человечества, живущего на земле. Наступил XX век, и в первую четверть этого нового века народонаселение Китая возросло до 700 миллионов. Жители Небесной империи, соперничая со своими соседями, японцами, переняли у Европы все практические познания, в особенности гениальные технические изобретения европейцев в деле войны. Они завели громадную сухопутную армию в 5 миллионов солдат и исполинский паровой флот в сто мониторов и вдвое быстроходных, гигантских паровых крейсеров. Покрыв свою страну сетью железных дорог, которые у них дошли до Западной Сибири и Афганистана, они сперва покорили и поглотили изнеженную Японию, потом завоевали и обратили в свои колонии республику Соединенных Штатов Америки, в чем им помогла новая, истребительная междоусобная война Северных и Южных Штатов, которою наполнилось начало XX века, при постыдном соперничестве двух тогдашних президентских династий. Переселив в завоеванную Америку избыток своего народа, теснившегося под конец, за недостатком земли, на плавучих и свайных постройках их рек и озер, китайцы обратили внимание на Европу. Они послали свой флот в Атлантический океан, где в 1930 году произошла колоссальная морская битва китайских мониторов с мониторами еще существовавших тогда самостоятельных государств европейского материка — Англии, Франции, Италии и Германии <...> Европа в 1930 году была завоевана Китаем».
Россия, по мнению автора, от всех этих потрясений лишь выиграла:
«Россия уцелела в этой общей ломке, вследствие своего дружеского китайцам нейтралитета, который она объявила во время нашествия жителей Небесной империи на Европу, — в отместку Англии за Пальмерстона и его преемников, Франции — за Наполеонидов, Австрии — за ее вечные измены и предательства и Германии — за Бисмарка, „прижимавшего славян к стене...“ <...> Богдыхан, за дружбу к России, дав средство славянам окончательно изгнать турок в Азию и образовать на Балканском полуострове отдельную славяно-греческую дунайскую империю, дружественную России, не мешал и русским исполнить их последний, главный долг... Русские, как гласил календарь, благодаря железной дороге, устроенной от Урала до Хивы и нового передового поста китайцев на западе до Афганистана, разбили англичан в Пешаваре, выгнали их из Восточной Индии и устроили третью российскую столицу в Калькутте».
Иная судьба ждала Европу:
«Обложив европейский, покоренный его войсками, материк тяжкою ежегодною данью — в миллиард франков — и обязанностью обрабатывать на своих фабриках исключительно китайское сырье, Богдыхан упразднил все непроизводительные европейские армии и флоты. Заменив эти постоянные войска сухопутною и морскою гражданскою „китайскою жандармерией“, китайцы окружили главные столицы и города упраздненных европейских государств новыми китайскими крепостными стенами, снабдив их своими гарнизонами и своими пушками, но за то они предоставили каждому из „Соединенных Штатов Европы“ устраиваться, по былой американской системе, на свой особый лад, без права носить и иметь какое бы то ни было оружие. Даже ножи и вилки исчезли из употребления; все в Европе с тех пор ели, как в Китае, только ложками и палочками».
Но, как отмечает Григорий Данилевский, местные политические, религиозные и финансовые элиты не имели ничего против такой китайской экспансии:
«Германия при этом с удовольствием сохранила свой „юнкерский ландтаг“, Италия — „папство“, Англия — „палату лордов“ и „майорат“, Франция — сперва „коммуну“, а потом „умеренную республику“, президентами которой, с 1935 по 1968 год, были деятели с разными громкими именами, между которыми Порошин насчитал пять Гамбетт и двенадцать Ротшильдов. По прекращении „династии Гамбеттидов“, Франция большей частью состояла под местным верховным владычеством президентов-евреев из банкирского дома Ротшильдов. Перенесясь в 1968 год, Порошин, следовательно, застал французов под управлением Ротшильда XII. Евреи-адмиралы в это время командовали французским флотом в океанах, евреи-фельдмаршалы охраняли, во имя китайского повелителя, французские границы, и евреи-министры, с президентом в пейсах и ермолке, встречали правящего Европой Богдыхана, Ца-о-дзы, при недавнем триумфальном посещении последним Парижа, отчего и до сих пор, вторую неделю, парижские улицы и дома были увешаны флагами».
Предвидит Григорий Данилевский и чисто бытовые изменения — подземные поезда, автомобили, тотальную электрификацию, кондиционеры с микроклиматом и даже wi-fi, благодаря которому посетители ресторанов могли слушать через специальные «трубочки» трансляции из театров.
Изменились и сами люди, их интересы и стремления. В том, какими описывает жителей Парижа 1968 года за девяносто лет до этого Григорий Данилевский, легко угадывается типичный современный европеец:
«Все стремились в громадный железный и каменный, на манер древнеримского, Колизей. В моде были звериные травли, бой быков, борьба низших человеческих рас с тиграми и львами, конские скачки с невероятными препятствиями — через пороховые погреба с зажженными факелами, через динамитные батареи — и единоборство петухов и крыс. <...> Роль древних гладиаторов-рабов исполняли в борьбе с дикими, пускаемыми на арену зверями нарочно для этой цели привозимые из внутренней Африки жители озера Нианзе и Танганьики. Когда на арене Колизея лилась звериная или людская кровь, парижские дамы пили шампанское и бросали из лож победителям роскошные букеты».
Существенно изменились и нравы людей. Главному герою рассказывают о «дарованных» людям правах и свободах:
«Многоженство даровано Франции в правление предпоследнего из мудрых Ротшильдов, ныне правящих нами во имя пресветлого Богдыхана, даровано в награду за допущение этой гениальной банкирской расы ко всем тайнам нашей государственной казны <...> У Авраама и прочих праотцев было по нескольку жен. Ну, а введя иудейское исповедание в счастливой, процветающей Франции, наши новые правители рекомендовали и этот обычай <...> Если хотите, у нас нет теперь уж никакой веры. Китайцы на этот счет особенно покладливы и дали нам полную свободу. Проповеди у нас заменены поучительными воскресными фельетонами министерских газет, а большинство обрядов — нотариальными актами <...> Брак у нас действительно китайский, то есть примененный, в духе века, к формам юридического поддержания имущества или найма прислуги, квартир, — на год, на месяц и даже, для желающих, на более короткие сроки».
Под конец путешествия новая реальность, принятая сначала с восторгом, начинает нервировать героя, и он вступает с людьми в мировоззренческие споры.
Споря с французами, он возмущается:
«Вы кичитесь республикой, равенством, свободой, а у вас, кроме китайского, общего всем вам гнета, есть еще местный, частный гнет... еврейский! Кроме многих прежних династий, вы проходите наконец через династию израильских президентов своей республики, Ротшильдов... Извините, но это — позор! Евреи восседают у вас на троне Генриха IV и Людовика XIV, банкиры, биржевики красуются в креслах Робеспьера и Мирабо... Этого не представляла история даже таких торгашей, как англичане; у них тоже были и есть свои Ротшильды, но те у них не шли и не идут дальше банкирских контор и несгораемых сундуков».
Но люди в 1968 году не понимают недовольства своего нового русского приятеля. Они быстро объясняют ему, что к чему:
«Евреи с началом нынешнего, XX века, через свои банкирские конторы, завладели всею металлическою монетою в мире, всем золотом и серебром. Производя давление на бирже, они получили неотразимое влияние и на выборные классы великой, но завоеванной китайцами Франции. Зато при первом же президенте из дома Ротшильдов у нас оказался финансовый рай: полное равновесие прихода с расходом в бюджете, устройство всех общественных отправлений на акционерный лад и окончательное введение удобных бумажных денег, вместо металлических <...> Да, золото всего мира перешло к ним, они им и доныне владеют, а нам за него предоставили, в виде векселей на себя, очень красиво отпечатанные ассигнации. Это значительно удобнее, их легко носить в кармане. Золото любят у нас носить одни, как вы, иностранцы».
Наверное, Григорий Данилевский и представить себе не мог, сочиняя эти во многом сатирические, для развлечения друзей и знакомых рассказы, что его страшное пророчество о будущем, зачитанное в один из длинных зимних вечеров для публики, будет столь близко и понятно спустя полтора столетия.
