...Один из создателей теории струн, автор этой книги, если помните, всегда увлекался современными концепциями устройства мироздания, гиперпространством, физикой будущего. Вот и теперь «Параллельные миры» Митио Каку (М.: Альпина нон-фикшн) — о побеге за грань возможного.
Сегодня ведь как в космос летают, да и вообще перемещаются? Вопрос о том, зачем с дивана вставать, если профессора на сотнях каналов показывают, не стоит — по условию, нашей Вселенной суждено погибнуть, и вся незадача. Поэтому — каковы будут ваши действия?
Некоторые, вроде Илона Маска, сразу в госбюджет руку запустят и на Марс улетят верхом на электромобиле, но автор книги и заодно профессор теоретической физики в Городском университете Нью-Йорка не таков. Выдающийся ученый, он вообще против всяческого волюнтаризма и предметы, скорее всего, передвигает силой мысли. А как иначе?
Иначе, конечно, можно. Участники безумного чаепития, например, из «Алисы в стране чудес» прекрасно себе пересаживались за столом к чистым приборам, чтобы не мыть посуду и победить время. В данном случае — тот же Каку, только тверже. То есть не чай пить, а грызть гранит разлуки с догмами и предрассудками. Автор в своей книге вообще уделяет основное внимание не проблеме какого-то там, понимаете, «безумного» пространства и времени — надо встать пойти найти купить выпить — а революционным изменениям в космологии. Которая, напомним, изучает Вселенную как единое целое, в том числе ее рождение и, возможно, ее конечную судьбу.
И вот, значит, главы этой замечательной ученой книги — словно путеводные нити в коридорах НИИ, когда дезинфекцию от мышей с тараканами проводили и за эти самые веревки заходить на перекур и в теннис поиграть в коридоре запрещалось. «Порталы в другие измерения», «Спроектированная Вселенная», «М-теория: мать всех струн», «Вокруг света за 80 дней» и «Путешествие в центр Земли» (последние две не отсюда, но тоже интересно). О чем они? Да все о том же и все о тех же проклятых вопросах: что делать? куда бежать?
Судьба ведь у всех нас, напомним, незавидная. Впереди маячит не улыбка Чеширского кота и Нобелевская премия за экономию времени на мытье чашек, а перспектива Большого охлаждения, когда Вселенная погрузится во тьму и холод, а вся разумная жизнь погибнет. В принципе, пускай, считает автор, мы все равно переместимся в другую. Не жизнь, естественно, поскольку о загробном мире в книге ничего нет, а во Вселенную. Как? Куда? Чьими чаями чаевничаете? Куда, к черту, подевался Мартовский заяц? Эти вопросы, занимающие в последние десятилетия умы космологов всего мира, легко решаются в книге блестящего популяризатора науки.
Если коротко и не слушать Шляпника, то другая вселенная, как утверждает автор «Параллельных миров», может находиться в миллиметре от нас. Не там, нет, чуть ближе. Немного левее сахарницы, почти на границе с Албанией. То есть она, представьте, недосягаема, поскольку существует в гиперпространстве, за пределами наших четырех измерений. Как покорить это гиперпространство, если на всех ракетах улетел Маск? И вообще, мыслимо ли это? Откровенно говоря, нет. То есть теоретически, конечно, мыслимо, а так не очень. Такую возможность автор видит в новой теории Мультивселенной — мира, образованного множеством вселенных, в числе которых наша — одна из этого самого великого множества, о котором пел Александр Иванов из группы «Рондо». Но чтобы понять будущее космологии, необходимо разобраться в ее прошлых перипетиях и важнейших современных открытиях, мысленно проделать массу захватывающих путешествий, выключить телевизор и старых позвать друзей. Наконец, просто посуду помыть, отложив эту интересную, без всяких сомнений, книгу.
В следующей книге трудностей у ее героев поначалу еще больше. «Таинственный геном человека» Фрэнка Райана (Спб.: Питер) вообще не о женщинах, хотя одна в ней все-таки есть. В апреле 1927 года молодой француз по имени Рене Жюль Дюбо, начитавшись русских микробиологов, приехал в Америку за грантом на изучение лягушек не в лаборатории, а на природе. В кафе там или хотя бы на пляжах Флориды. Должны же быть во Флориде пляжи? Гранта ему, конечно, не дали, поскольку от Флориды до коммунистической Кубы даже в 20-х годах было рукой подать, а вот одна женщина (секретарша, скорее всего) на бумажке с отказом кое-что приписала. Нет, не «лезь в крысиную нору» и не «любишь меня — люби мой зонтик», а всего лишь адрес другого любителя лягушек с пивом. Они познакомились, стали встречаться, один оказался сосудистым хирургом и понятия не имел о микробах, живущих в почве, другой не знал, где растет йод и обедает крокодил, но антибиотики все равно изобрел.
Рассказывается все это в книге к тому, что раньше ученые не особо разбирались в принципах наследования, пользуясь при случае туманной концепцией, придуманной еще Дравином. А уж о гене как линейной последовательности нуклеотидов, о чем сегодня любая лягушка с секретаршей знают, вообще речи быть не могло. Один монах, говорят, скрещивая на огороде горох с капустой, заикнулся было о каких-то загогулинах, представив их начальству как дискретный пакет информации, кодирующий определенные физические характеристики или черты, да ему не поверили. Так Менделем в историю науки и вошел, а уж другой ученый по имени Уильям Бэтсон получил из этой чечевичной похлебки «генетику», термин и отчасти название нашей книги.
И вот уже сегодня, когда оказалось, что в саду человеческого организма произрастает 100 триллионов клеток и в каждой из них скрыт крошечный генетический кластер, выполняющий сложнейшую работу, еще один врач, но уже эволюционный биолог, описал сложные механизмы генома. Работающего, кстати, как целостная система, а не просто набор генов, кодирующих белки — этакие кирпичи жизни. Вдобавок в геноме, как узнаем из упомянутой книги, существуют тонкие «переключатели», регулирующие и контролирующие участки нашей ДНК, а еще определенную роль играет взаимодействие ретровирусов и бактерий.
В результате всех этих исследований ученые также заметили, что после усиления или ослабления вирулентности микроба перемены в его поведении передавались будущим поколениям. Но может ли это происходить за счет каких-либо изменений наследственности? Стоит прочесть. В частности, об открывающейся перед нами новой эпохе, когда нам удастся не только вылечить, но и искоренить многие болезни, в том числе душевные, но перед этим съездить во Флориду и накопать червей на ужин с секретаршей.
А вот другой ученый, говорят, стряпал не так. Вернее, в конце своей жизни, о которой рассказывает «Самая большая ошибка Эйнштейна» Дэвида Боданиса (М.: Бином), он уже вообще ничего не готовил. А зачем? Жена умерла, сестра скончалась, физика испарилась. Наука была никому не нужна, все любили молодых, длинноногих, политически грамотных. Мэрилин Монро любили и Микки Мауса, а не эту самую теорию вероятности, и уж тем более не работы, с которых началась атомная эра в истории человечества. Нет, выступать его еще приглашали, но что это были за выступления? Помнится, одного ученого спрашивали, почему он читает лекции по бумажке. «Нет сил смотреть на лица», — ответил он.
А вот на самого Эйнштейна иногда смотрели. Правда, так смотрят и вежливо хлопают седовласому ветерану, выезжающему в своем инвалидном кресле рассказать о битве на реке Калке. Идеи ученого больше не принимали всерьез даже многие из его ближайших друзей. А ведь были же люди!
Да что там люди — боги, казалось, замирали, когда еврейский мальчик из Ульма близоруко щурился на их святыни. Да, он спорил с Всевышним, тыкал звездам и пробовал мир на зуб, как монету из папиной лавки. Уже тогда Вселенная делилась для него на два царства: «энергии, несомой порывами ветра по хорошо знакомым ему улицам Цюриха, и материи — витрин его любимых кафе, глотков пива или мокко, которыми он наслаждался, размышляя обо всем этом».
А теперь? То есть в пустоте бакалейных фраз этой книги? Думал ли Эйнштейн, что одной лишь кофейной гущей не ограничивается единство мира?
Или в конце жизни все-таки оказался, как писал в юности матери, «в тесном мирке, прискорбно незначительном по сравнению с постоянно меняющимися размерами сущего»? Как вообще могла случиться эта интеллектуальная изоляция, а сам он стать никому не нужным и не интересным? Ошибке великого физика, которая привела к столь печальному финалу, посвящается.
