Украинская провластная пресса и МИД до последнего оголодавшего украинца будут настаивать, что отказ Киеву в европейских объятиях был дан не на основе неизменных факторов, а под влиянием чьей-то частной инициативы, европейской «прымхи». И все изменится, как только схватится за свой портфель очередной новый топ-чиновник Евросоюза, который «выразил надежду», «не против», «верит», «не исключает», «убежден».
Начало статьи читайте здесь
Украинский МИД обо всем знает, но продолжает нескончаемый молебен, чтобы остаться при храме и подаяниях, пока очередная украинская «евровласть» настойчиво и с вызывающим видом шарит в нищих карманах граждан страны.
А ведь на заре украинской независимости тепло и с надеждой думали о ЕС даже дипломаты. Неудивительно, что когда перед Зленко в рамках его министерских полномочий поставили задачу полной вовлеченности Украины во все без разбору западные структуры, новоиспеченный министр с таким жаром принялся за работу.
Если вам — в ЕС, разговор лучше начинать с Германией и Францией. Поначалу все улыбались. Германский коллега, министр иностранных дел Ганс-Дитрих Геншер «...выглядел действительно заинтересованным, а со временем выяснилось, что это была заинтересованность не только его личная, но и всей немецкой внешней политики...». Более того, «...в первые годы независимости Германия развила в отношении Украины заметную активность, не раз показывая себя нашим союзником в Западной Европе...».
Париж тоже выглядел вполне счастливым и согласно кивал головой. В январе 1992 года в Киев прибыл глава МИД Франции Ролан Дюма. «...Дюма сказал на переговорах и подтвердил на пресс-конференции, что поддерживает идею вступления Украины в Европейское Сообщество. Он также пообещал, что Франция согласует свои действия на этом пути со своим стратегическим партнером Германией...», — пишет Зленко, отмечая, впрочем, в интересах объективности: «...в следующие годы отношение официального Парижа к укреплению независимой Украины стало значительно прохладнее...».
Точно такую же непоследовательность продемонстрировал другой француз, тогдашний глава Еврокомиссии Жак Делор. «...наше особое уважение Жак Делор заслужил заявлением о том, что Европейское Сообщество должно расшириться, охватить страны Центральной Европы и европейские государства, образовавшиеся на территории бывшего СССР. Правда, потом, когда Сообщество превратилось в Европейский Союз, об этом заявлении как-то быстро забыли...».
Здесь бы насторожиться. Тем более что «...не так все просто... признавая украинскую независимость, многие румынские политики при первом удобном случае напоминали, что не считают линию украинско-румынской границы „исторически справедливой“, ссылаясь при этом на так называемый пакт Риббентропа--Молотова. Такие „тучки“ были из числа тех, что в определенных условиях быстро перерастают в грозовые тучи и приносят бурю...».
Но Печерским холмам льстило, что начиная с января 1992 года Киев превратился в самую оживленную столицу Европы и настоящий променад высокопоставленных официальных визитеров.
На фоне этих дипломатических разведчиков и агентов крупных государств и корпораций обращал на себя внимание визит пары из НАТО.
В мае 1992 года в Киев прибыли двое высокопоставленных представителей НАТО — командующий ВМС НАТО Джеймс Эберли и экс-глава Комитета объединенного командования альянса Уильям Кроу. «...в ходе переговоров речь шла не столько о будущем военно-политическом сотрудничестве Украины с альянсом, сколько о ядерном оружии, украинско-российских отношениях и ситуации в Крыму...».
«...По моим данным, НАТО в тот момент вполне серьезно просчитывало политические сценарии, согласно которым один из этих проблемных вопросов мог втянуть Украину в войну с нашими соседями. Поэтому альянс пытался, во-первых, держать ситуацию под контролем, а во-вторых, по возможности влиять на нее. Конечно, это влияние было минимальным, но сам факт регулярных визитов натовских военных в Киев должен был укрепить нашу уверенность в том, что в случае кризиса Европа не оставит нас в одиночестве. Как дипломат, сегодня я горжусь тем, что, несмотря на колоссальные сложности начального этапа независимости, Украина сберегла мир и не дала втянуть себя в вооруженный конфликт. С другой стороны, мне немного горько, что Европа так быстро забыла о вкладе Украины в европейскую безопасность. Мне кажется, что справедливой оценкой этого вклада было бы открытие для Украины полноценной европейской перспективы, то есть признание ее права на членство в ЕС и НАТО...».
Поддержка авансом со стороны НАТО и Европы в случае начала войны с Россией? Или небольшое провоцирование этого начала, учитывая дальнейшее развитие ситуации на российских границах?
Примерно тогда же впервые прозвучали и тезисы, впоследствии набившие оскомину официальному Киеву: вы слишком большие, но мы будем вашими адвокатами. Как показало время, от чужеземных адвокатов было мало проку. Впрочем, аргумент «вы слишком большие» до сих пор беспокоит Европу, грызущую Украину со стороны Польши, Венгрии, Румынии и на Донбассе, где в числе прочих воюют европейские нацисты-добровольцы. Крым Украина уже потеряла, хоть немного перестав быть «слишком большой».
В евроинтеграционной карьере Украина всерьез достигла лишь одного еврокритерия — она все больше становится не слишком большой.
1993 год. "... 15 февраля в Киеве я принимал министра иностранных дел Германии Клауса Кинкеля. Кинкель был одним из европейских деятелей, которые даже в начале 90-х не скрывали своего скепсиса относительно возможности членства Украины в ЕС. Для нас самым печальным было не это, а его аргументация: наше государство, считал он, не впишется в Европейский Союз в силу своих размеров. Такие аргументы звучат как приговор.
Ведь что-что, а «урезать» себя Украина никогда не сможет. Неудивительно, что в лицо украинским представителям они никогда не произносятся, но за нашей спиной звучат с достаточной регулярностью...". "... Тот же Клаус Кинкель, касаясь вопроса о роли и месте Украины и России, в выступлении на конгрессе Свободной демократической партии 10 сентября 1993 года отмечал, что «их членство в Европейском Союзе трудно сочетается с их размерами и географическим положением...".
Июнь 1993-го. Киев встречал федерального канцлера Германии Гельмута Коля. «...По отношению к нам он постоянно говорил, что Германия видит себя „адвокатом интересов“ Украины на Западе...
Уверившись в добрых чувствах по отношению к себе, Украина уже с 1993 года приступила к обработке ЕС, сдержанно намекая на желательность оформления перспективы членства.
Июль 1993-го. Брюссель. Очередные политические консультации между Украиной и ЕС. “... Уже тогда мы поднимали вопрос об обретении Украиной в будущем ассоциированного членства в Евросоюзе. В ответ слышали довольно сдержанные заявления: нам предлагали уровень партнерских отношений, „практически адекватный“ ассоциированному членству, но без прямого упоминания этой формулы отношений...».
Июнь 1994-го. Люксембург. Украина и ЕС подписали Соглашение о партнерстве и сотрудничестве. Подписание соглашения «...безусловно, не давало гарантий нашего будущего вступления в ЕС. В вопросе перспектив наших отношений представители европейских стран всегда были чрезвычайно осторожны — в подписанных документах тщательно избегали или перефразировали любые заявления, в которых можно было бы увидеть хотя бы намек на будущее членство Украины в ЕС...».
Это не охладило украинского рвения. «...Мы не теряли оптимизма и верили, что европейская интеграция — это вопрос, который зависит прежде всего от нас самих...».
В очередной раз Украина споткнулась на торговых вопросах: «...живо обсуждалась экономическая „начинка“ соглашения. Мы боролись за максимально широкий доступ на европейские рынки, прежде всего для двух категорий товаров — металлургических и текстильных. В этих сферах Украина имела едва ли не самые сильные позиции и богатые перспективы. Именно по этой причине, остерегаясь лишней конкуренции, европейцы оказывали сильное сопротивление и категорически отказывались идти на уступки. В результате мы договорились начать отдельные переговоры о поставках Украиной металлургической и текстильной продукции, а потом подписать отдельные соглашения. Забегая вперед, скажу, что переговоры затянулись на много лет и лишь в начале нового столетия Украине удалось вывести более-менее оптимальную формулу импортно-экспортных отношений с Европейским Союзом на этих двух приоритетных направлениях. Что касается поставок в страны ЕС украинской сельскохозяйственной продукции, то наши партнеры категорически заявили, что это невозможно: проблема сбыта собственной аграрной продукции стояла для Евросоюза тогда чрезвычайно остро (собственно, как и сейчас)...».
Зленко оправдывает неуступчивость европейских переговорщиков. Известно, пишет он, что аграрное лобби является если не самым влиятельным, то, по крайней мере, наиболее громким и заметным для широкой общественности стран ЕС. Германию, Францию, Испанию, другие страны уже неоднократно потрясали масштабные забастовки фермеров, протестовавших против тех или иных шагов Брюсселя, направленных на отмену льгот в сельскохозяйственном секторе. С недавних пор такие акции стали характерными и для стран-кандидатов.
И делает неожиданный для себя вывод: аграрный сектор «развитых» стран является самым больным местом, поскольку обречен на вымирание, как только рынки этих стран открываются для более дешевой импортной продукции. И приводит в качестве примера Австрию, молочное производство которой после вступления в ЕС почти прекратило существование под давлением конкурентов.
Вот почему аграрные рынки ЕС навсегда закрыты для Украины.
«Так о чем же вы бодались с ними столько лет?» — эмоционально возопит читатель. «Справедливость и корректность такой ситуации вызывает безусловные сомнения, — соглашается министр, — поскольку, с другой стороны, от той же Украины требуется открытость в экономическом плане...».
И в качестве утешения добавляет, что в итоге ЕС снял ограничения на торговлю с Украиной, исключая так называемые чувствительные для Украины товары, к которым принадлежали сталь, уголь, текстиль, аграрная продукция, ядерные материалы.
В книге не упоминается, как много лет украинское авиастроение ждало заинтересованности к себе со стороны ЕС или НАТО. И не дождалось.
С первым проявлением отсутствия настоящего интереса к себе Украина столкнулась в 1994 году в Неаполе, где на встрече «Большой семерки» ожидалось решение о выделении украинцам денег на «проведение реформ». Обещали $4 млрд. «...К сожалению, пессимистические ожидания подтвердились — мы получили лишь часть средств, обещанных в Неаполе. И практически все они пошли на решение проблем, связанных с закрытием Чернобыльской АЭС. Заявление о масштабной поддержке реформ в Украине так и осталось красивой декларацией. Почему так произошло? Очевидно, Запад был не настолько заинтересован в поддержке украинских реформ, как он об этом заявлял. Или понимал под реформами не то, что происходило в Украине... С одной стороны, украинская специфика оказалась непонятной индустриальным гигантам. А с другой, Западу в известной мере было удобно ее не понимать... Я вспоминал пример Мексики, которая, оказавшись в финансовом кризисе, получила кредит в $50 млрд. Причина — жизненная заинтересованность Соединенных Штатов в стабильном и безопасном развитии этой страны. Аналогичные примеры можно привести и с выделением помощи странам Юго-Восточной Азии — за них хлопотала Япония...».
Тем не менее в 1998-м Украина провозгласила евроинтеграцию своей стратегической целью. «...Настали годы, когда мы, одновременно с попытками преодолеть экономический кризис, стремились добиться от ЕС перспективы членства. Мы не ждали обещаний. Мы жаждали лишь моральной поддержки и знака веры в наши силы. Мы ждали этого жеста, поскольку считали себя способными внести вклад в новую Европу... Мы преодолели экономический кризис, но так и не увидели перспектив членства в ЕС. Наша дипломатическая активность не дала ожидаемого эффекта.
Напротив, говорят, она стала причиной такого явления, как „усталость от Украины“ на брюссельских холмах...».
Одно становилось все более очевидным, пишет Зленко. При сохранении стратегической ориентации на Европу украинская внешняя политика нуждалась в определенных коррективах. Особенно остро это почувствовали после Афинского заседания Европейской конференции в апреле 2003 года, которое четко обрисовало контуры будущей Европы, созданной на основе расширенного ЕС. В Афинах практически все вопросы европейского развития нашли свои окончательные ответы. Все, кроме украинского.
«...Это вынуждает меня думать, что для Украины наступает время для нового этапа и новой тактики во внешней политике. Политические инвестиции тоже должны давать дивиденды. И отношения Украина--ЕС не должны быть исключением. Даже при отсутствии политической перспективы на этом направлении нужны конкретные успехи, ощутимые рядовыми гражданами. Например, либерализация торгового режима для украинских экспортеров, предоставление Украине статуса страны с рыночной экономикой, либерализация визового режима, новые программы студенческого обмена, совместные проекты в сфере информационных технологий и так далее. Европейская и евроатлантическая интеграция не должны превратиться в фантом, за которым Украина будет гнаться, как в свое время Советский Союз гнался за фантомом коммунизма...».
В качестве тревожного постскриптума к вступительной части своей книги дипломат-евроинтегратор задается вопросом, как будто напоминая себе, что он прежде всего человек, а уж потом чиновник. А потому желает подвести черту под принципиально важным вопросом, оставшимся невыясненным после апреля 2003 года. С формальной точки зрения, Запад ни в чем не виноват, вступления Украины в ЕС никто не обещал, а намеки — на то и намеки, чтобы вовремя требовать полной и ясной расшифровки намерений. Особенно в тех случаях, когда решается судьба многомиллионного народа.
«...Однако у меня, как у европейца, возникает вопрос: «И это все?» — недоумевает Зленко. — Неужели смысл новой Европы, о которой и украинцы, и поляки, и чехи одинаково мечтали 12 лет тому назад, сводится к тому, чтобы одни европейцы получили комфортное жилище, а другие — остались в роли „соседей“?..».
Желание хотя бы под занавес своей многотрудной карьеры высказаться начистоту, в свою очередь призвав к ответу и западных коллег, тонувших все эти годы в лицемерной казуистике с далеко идущими подковерными интригами, — вот что превозмогло сдержанность дипломата.
«...Можно списать эти размышления на счет лишних эмоций, — предвосхищает Зленко реакцию европейских визави, но упорно договаривает то, о чем за все эти годы боялся догадываться: -- ...За эмоциями просматривается один принципиальный для нашего континента вопрос: в чем цель новой Европы? Надеюсь, не только в том, чтобы обеспечить небедное и стабильное существование ограниченному кругу избранных».
Ответ на этот вопрос он дал самому себе, упоминая, что еще в 1993 году большинство депутатов Рады выступали за восстановление СССР, и сетуя по этому поводу: «...трудно строить государство, когда для половины депутатов рыночная экономика и демократия европейского образца представляли бесспорное благо, а другие смотрели на это как на обман...».
Многолетнее хождение украинских дипломатов по евроинтеграционным мукам привело не только к полной деградации послекучмовской дипломатии, но и всей страны.
Восточный фронт -- «там», невыполнимые подушные поборы со зловещей безработицей -- «здесь». Оппозиция и свобода слова устранены.
Обласканные и подготовленные на деньги Запада люди днем принимают законы и ищут шпионов, а вечерами маршируют с факелами декоммунизации и дерусификации. 185 тысяч украинцев в черных списках подозреваемых в неправедном получении субсидий на оплату оккупационных ЖКХ-тарифов — возможно, нам не говорят, что грешников намного больше, и это только начало. Работавших лишили работы.
Плативших загнали в долги.
Впрочем, иностранцы из Европы говорят, что и у них примерно так же. Только пока накал и масштабность не те. И отмечают еще одно сходство с Европой — городскую шоколадную культуру в Украине. Здесь, как и у «них», процветают многочисленные шоколадные магазины, вдруг заботливо выросшие в самых удобных местах городов. «О-ля-ля, щьто подьелать, раз прэзидьент страны так льюбит приготовить один маленький щеколадка».
Но что-то мешает украинцам опередить бельгийцев и швейцарцев по тоннажу съедаемого шоколада. Наверное, рецептура. Все же кучмовская «многовекторность» с ее взглядом на Европу, но оглядкой на Россию была куда полезнее для украинского пищеварения.
Украинский МИД знал о евроинтеграции больше, чем говорил.
