В течение последних месяцев Северная Корея все чаще мелькает в заголовках международных новостей. Так, начало сентября отметилось падением северокорейских ракет в японские территориальные воды. Это должно было продемонстрировать, что японцы, южные корейцы — и американцы — не должны надеяться на свою систему перехвата. Возможно, и не опасный маневр, но малоприятный.
Обычно периоды активности Пхеньяна — в подобном смысле — принято объяснять циклически возникающими экономическими трудностями. Необходимо, впрочем, подчеркнуть, что сведения о хозяйственной стороне жизни в КНДР крайне скудны и мнения о ее содержании временами высказываются совершенно полярные.
Исследователи, симпатизирующие северокорейским властям или дорожащие возможностью посещать страну-объект своей аналитической деятельности (мы видели, как это работает в российском случае с западными интеллектуалами), склонны обращать внимание своей аудитории на эволюцию идеологии чучхэ и ее управленческого инструментария, в частности описывая попытки Пхеньяна экспериментировать с хозрасчетом и продовольственной политикой.
Другие комментаторы, демонстрирующие непоколебимые либерально-демократические убеждения, представляют КНДР в неизменно «черных» тонах, пользуясь историческими примерами масштабного голода в этой стране и маниакального произвола, которым славится ее руководство.
Истина, скорее всего, находится где-то посередине. Известно, что при Ким Чен Ире в КНДР и в самом деле предпринимались некоторые реформы. Разумеется, более чем ограниченные и осторожные, в стиле Косыгина и раннего Горбачева. Но их результаты явно испугали режим. По всей вероятности, эта фобия связана с неизбежным — пусть в карикатурной форме — возникновением в ходе таких реформ среднего класса, а также скукоживанием монополии парторганизации на власть, как это происходит в китайском случае, и нарастанием внешнеэкономической зависимости от Китая.
Считается, что во многом с этими вызовами связаны все особенности все еще формирующегося режима Ким Чен Ына (Йона), характеризующиеся растущей частотой репрессий и проецируемой вовне агрессии. Заметно, что Ким Чен Ыну пришлось утверждать свою власть — этот не отличающийся здоровьем внук основателя государства казнил уже второго начальника штаба, а вся его открытая миру деятельность подчинена укреплению и развитию военно-промышленного комплекса.
В 2015-16 годах Пхеньян не только — якобы — провел испытания водородной бомбы, но и решился на масштабные вооруженные (в определенном смысле — речь, к примеру, о нападениях на «агитационные машины» на линии разграничения) провокации против южного соседа, а также продемонстрировал запуск ракетоносителя, способного доставить ядерный заряд на огромные расстояния. На этот раз политика КНДР встревожила не только Сеул, но и другие крупные западные государства.
В феврале правительство Южной Кореи объявило о закрытии свободной экономической зоны в Чёсоне. Из нее был эвакуирован персонал из числа граждан республики Корея, а работа комплекса прекращена. Это болезненный удар по северянам, ибо Чёсон являлся для них чуть ли не единственным источником притока конвертируемой валюты и вообще «окном в мир». Можно не сомневаться, что паралич ООН и рваная, непоследовательная внешняя (в том числе оборонная) политика Соединенных Штатов провоцируют Пхеньян, который в ответ на «недружественные» действия Сеула переходит на все новые уровни агрессии, причем не только против Южной Кореи, но и Японии.
Следующий уровень может, в частности, проявляться в нападениях на японские и южнокорейские суда в нейтральных водах, организации террористических актов в соседних странах, расширении вероятного сотрудничества с тем же Ираном, который вряд ли всерьез оставил мечты о владении собственным ядерным арсеналом.
Между тем вопрос о том, насколько Россия вовлечена в шаткую северокорейскую ситуацию, продолжает оставаться открытым. Ведь Москва не только не видит для себя угрозы в пхеньянском режиме, но и выдает ему беглецов, вырвавшихся из концентрационных лагерей Ким Чен Ына.
Очевидно, впрочем, что ключевым фактором влияния на ситуацию в КНДР остается Китай. На данный момент Пекин использует северокорейский режим в качестве пугала — когда реальной, а когда и «негодной» угрозы, транслируемой на американских союзников в регионе, Республику Корея и Японию. Между прочим, мало кто обращает внимание на то, что договор об аренде пахотных земель у России властями Северной Кореи создает канал для деятельности в том числе и китайской разведки.
Впрочем, несмотря на пафосные и дорогостоящие мероприятия в недавнем прошлом, российское влияние в АТР за последние десятилетия объективно сильно ослабло (в частности, этот упадок проявляется в отказе Китая от стратегического сотрудничества и достаточно нелепой командировке профильного «дальневосточного» министра Юрия Крупнова в Давос 2016 года). Таким образом, Россия выпадает из числа игроков, обладающих потенциалом для разрешения северокорейской проблемы, если политический курс КНДР все-таки будет воспринят именно как проблема «коллективным Западом».
Чтобы такой пересмотр произошел, вероятно, необходим эффектный шаг со стороны Пхеньяна — такой, как ракетная бомбардировка (того или иного масштаба) южнокорейской территории. Именно этого и опасаются в Сеуле, в связи с чем властями республики в последнее время предпринят ряд соответствующих действий. Здесь, однако, необходимо заметить, что пацифистские настроения, доминирующие в стенах администрации Барака Обамы, стимулировали сопротивление США в вопросе как выполнения американских обязательств по отношению к союзникам в регионе, так и расширения присутствия США на этом потенциальном театре боевых действий.
Хотя, в принципе, Америка могла бы предпринять действия, прекращающие существование КНДР в довольно краткие сроки. Этому, например, посвящена давняя статья нынешнего главы Пентагона Эштона Картера, написанная еще во второй половине 2000-х гг. А это означает постепенное возрастание роли КНР в качестве арбитра региональных процессов, каковые, надо сказать, способны очень быстро покинуть региональные рамки. Вполне сознавая масштаб и глубину своей полезности в этом вопросе, Пекин постарается в таком случае выторговать для себя максимум возможных преимуществ. В особенности, если учитывать текущее нарастание давно предсказанных социально-экономических проблем в Поднебесной.
Проблематика кризиса межгосударственных отношений в таком географически отдаленном от Украины тихоокеанском регионе, тем не менее, затрагивает и отечественные интересы, поскольку в последние пять лет Япония, с одной стороны, превратилась в одного из крупнейших суверенных доноров Украины («кредитором» Токио назвать по ряду причин достаточно сложно), а Китай — в один из основных рынков отечественной аграрной продукции и в потенциального крупного инвестора с открытой кредитной линией. Как сам потенциальный конфликт вокруг КНДР, так и его логические последствия (если, конечно, удастся обойтись без ядерного оружия), а это, в первом приближении — открытие крупного потребительского и инфраструктурного рынка с низкими требованиями к стандартам (правда, и подавленной покупательской способностью), объективно создают возможности для Украины, в текущем году столкнувшейся с упадком своего традиционного сырьевого экспорта.
Вместе с тем следует понимать, что ликвидация северокорейского режима — как она видится из 2016 года — не будет вечерним моционом для участвующих сторон. В условиях чучхэ выросло и сформировалось несколько поколений северных корейцев, и лишь статистически незначительная их часть обладает доступом к альтернативной информации о происходящем за пределами страны. Поэтому, раз начавшись, схватка за возвращение подданных Ким Чен Ына в пределы цивилизации будет очень жесткой.
