Не так давно, хвала спутнику, мы уточнили возраст Вселенной. Оказывается, она долгое время молодилась и ей не 13, 77 млрд., а целых 13, 82 млрд. лет. И главное, «В поисках истинного возраста Вселенной и теории всего» Джона Гриббина (М.: Манн, Иванов и Фарбер) не особо рады подобной точности астрофизиков и космологов. При этом автор книги легко отсекает все остальные двоюродные связи в поисках утраченного возраста.
«Философскую и религиозную стороны вопроса я здесь не затрагиваю», — заявляет он, и книгу сразу можно рекомендовать «всем, кто интересуется физикой». Поскольку все упомянутые «стороны» не научные, а какие-то метафизические, что ли. Есть ли Бог на Марсе? Марс — это наш исток, или все-таки Маркс — важнее?
А вообще-то это очень хорошая книжка, даже душевная, если хотите. И дело даже не в деликатном вопросе о пенсионном возрасте звезд и предынфарктном состоянии Вселенной. Все научные истины, изложенные в ней, почему-то напоминают давнишний спор физиков и лириков — самим своим складом, слогом и удивительной искренностью обращений. Наверное, все дело в переводчике, поскольку все остальное и так давно известно (Бога нет, а Маркес — полубог). «Вселенная имеет начало». «Вильсон был немного моложе Пензиаса». «Ученые измеряют температуру в градусах». При подобном лаконичном раскладе сообщений сразу же вспоминается соцреалистический минимализм познания мира. В том числе — мира животных. «Лошади умеют плавать, / Но — не хорошо. Недалеко», — писал по этому поводу Борис Слуцкий.
В данном случае автор далеко заводит речь. И главная для всех нас остановка, конечно же, в коммуне смыслов. Так, например, ближе всех к проблеме трудоустройства физиков в лиризме нашего светлого будущего подошли в СССР. «Проделав в течение нескольких месяцев огромную работу, отчет о которой вышел в 1964 году, советские ученые сложили, казалось, все части головоломки, не хватило лишь одной», — сообщают нам, и уже не важно, что именно имеется в виду, поскольку в надежности заявления можно не сомневаться. Впрочем, стоит все-таки пояснить, что вовсе не поэт, а советский физик и физикохимик, академик АН СССР, доктор физико-математических наук, профессор и Трижды Герой Социалистического Труда Яков Борисович Зельдович пришел к выводу, что Вселенная «должна была начаться с горячего Большого взрыва, оставившего фоновое излучение с температурой в несколько кельвинов».
Но жизнь во времена покорения космоса методом спаривания швейной машинки со сноповязалкой была тяжелой, советские физики учились, как правило, на медные деньги, поэтому языкам обучены особо не были. И статью Ома, как уточняет автор, в «Техническом журнале Bell System» интерпретировали неверно. Нет, с лирикой отношений все было в порядке, а вот со спряжениями в физике твердых тел подвела мягкость перевода.
«Много у них слов, взятых от нас, но только они концы свои к ним поприделали, — если помните, уверяли нас физики в Малом Совнаркоме литературы. — По-нашему, к примеру, „пролетариат“ — и по-ихнему так же, окромя конца, и то же самое слово „революция“ и „коммунизм“. Они в концах какое-то шипенье произносют, вроде злобствуют на эти слова, но куда же от них денешься? Эти слова по всему миру коренья пустили, хошь не хошь, а приходится их говорить».
Короче, почему советские физики не поняли, что все уже украдено до нас и Ом уже открыл излучение, освещающее паспортный возраст Вселенной? «Из-за ошибки в переводе, — уверяют нас. — В наши дни подобные ошибки понимания легко устранились бы в процессе электронной переписки, но в начале 1960-х годов коммуникация между учеными Советского Союза и Соединенных Штатов была весьма затруднена».
Но жизнь, тем не менее, во Вселенной продолжалась и рыба в Каме была. И пускай следующая книга называется «Жизнь на грани. Ваша первая книга о квантовой биологии» Джима Аль-Халили, Джонджо Макфаддена (СПб.: Питер), но в ней немало подспудных смыслов. «Вдохновленный книгой „Моя жизнь под землей“, Жан-Мари посвящал по возможности каждые выходные своему детскому увлечению, взбираясь по отвесным скалам или копаясь в темных пещерах», — узнаем мы о каменистом пути к «граничной» жизни. Ведь даже сами авторы этой книги соглашаются, что многое в ней — от магнитных компасов до действия ферментов, от фотосинтеза до наследственности и обоняния — это ерунда и может обсуждаться с точки зрения обычной химии и физики. А вот квантовая механика — это другое, о ней много чего у дуэта авторов сказано.
Но и сознание — это другое, представляете? «Никто не знает, где и как оно вписывается в ту науку, которую мы обсуждали до сих пор», — удивляются в книге. Мол, нет (авторитетных) математических формул, которые включают в себя термин «сознание», и в отличие, скажем, от катализа или переноса энергии оно до сих пор не было обнаружено в чем-либо неживом. «Свойство ли это всего живого?» — на всякий случай уточняют авторы.
Неужели, не дай Бог, речь о душе? И как, прости Господи, теперь «жить на грани» с таким счастьем и на свободе от всяческих предрассудков?
По крайней мере, авторы книги точно не знают. Они сомневаются, вкладывают персты в рваные раны подсознания, проверяют алгеброй фисгармонию мягких и твердых тел своего научного общежития. И, наконец, задаются вопросом: «Нужно ли нам прибегать к квантовой механике, чтобы объяснить этот самый загадочный из человеческих феноменов?». Учитывая распространенную точку зрения, что «сознание загадочно и трудноопределимо и квантовая механика загадочна и трудноопределима», авторы изнуренно соглашаются, что «наверняка они должны быть как-то связаны».
Без всякого сомнения, все пять массовых вымираний, о которых речь в «Шостому вимиранні» Элизабет Колберт (К.: Наш формат), также связаны между собой. Хотя бы мыслью автора о том, что все мы обязательно умрем, это вопрос, как всегда, только времени. Но чтобы уточнить подробности, рассчитав оставшиеся сроки с точностью до возраста Вселенной, понадобилось побывать почти на всех континентах, посетить научные базы в тропиках Амазонии и на островах Большого Барьерного рифа, пообщаться с сотнями людей.
И знаете, что выяснилось? Кроме нас, в мире осталось очень мало зверушек. Недаром любимой книжкой детства была «Поймайте мне колобуса» Даррела. Всех и вся поймали, и теперь мы на пути к «Зоопарку в моем багаже» того же автора, взятого на ковчег нашей будущей жизни. То же самое — автор, решившая написать книгу из-за постоянно пополняющегося списка вымерших и находящихся под угрозой видов животных. Она анализирует каждый период нашей планеты, в который вымирало огромное количество видов, и приходит к выводу, что именно человек будет причиной нового вымирания.
Например, история про бескрылых гагарок. Читается, как детектив или, хуже того, — ужастик биологического извода. Последними, кто видел этих птиц живьем, был десяток исландцев. В июне 1844 года они гребли всю ночь и добрались до острова утром. Почему-то уже только трем мужчинам, словно негритятам у Агаты Кристи, удалось выбраться на берег, где они нашли пару птиц и одно яйцо. «Впродож декількох хвилин ісландці схопили птахів і задушили їх», — сообщает автор, после чего уже двум мужчинам удалось вернуться обратно в лодку, а третьего пришлось тянуть на канате по волнам.
Далее — вообще сплошная мистика пополам с метафизикой. Ученый со скромной фамилией Ньютон узнал, что убили курочек для пикника, продав их дилеру за девять фунтов стерлингов. «Нутрощі птахів відправили до Королівського музею у Копенгагені; ніхто не міг сказати, що трапилося зі шкірою», — вмешивается автор, но безрезультатно, поскольку Ньютон так и не добрался до острова птичьих сокровищ, довольствовавшись останками пернатых. И неизвестно, не отравился ли он ими с горя, если бы на следующее утро не вышла статья Дарвина о естественном отборе. А так на радостях ученый отослал Дарвину куриную ножку, тот поблагодарил, они списались и вскоре встретились и подружились.
Ну а что же куропатки, спросите? Об этом в этой книге ничего не сказано. Скорее всего, или в другой город переехали, или в армию забрали. Почтовыми голубями — бороться на Пятом фронте с шестым (и последним) вымиранием.