«Через 150 лет все люди будут летать. К этому времени природа приспособит их к новой летучей жизни. Человеческий рост уменьшится, тонкие шеи вытянутся, зоркие глаза округлятся, грудь выдвинется вперёд, голос будет громким, певучим. Города распадутся. Никто не будет нуждаться в парламентах.
Стремление к крыльям настолько возрастёт, что люди только и будут думать о том, как бы скорее достичь собственных природных крыльев. Тогда же родится первый ребенок с большими белыми крыльями и полетит, имея от роду три года...
Через 500 лет аэропланы совсем исчезнут. Все индивидуумы переродятся в человеко-птиц, и весь мир будет подобен птичьему раю. Однако в это блаженное время произойдет один странный случай: родится такая птица-человек, которая, к общему ужасу, будет походить на обыкновенную ворону...
Через 1000 лет все люди, в силу естественного отбора, превратятся кто в ворону, кто в сороку, кто в гуся. Словом, кто во что горазд. Человеко-птицы, конечно, потом вымрут. Зато в Австралии, среди обезьян, в одном из благороднейших семейств, родится на свет такая обезьяна, которая будет походить на человека. Эту обезьяну назовут Адамом. Через 2000 лет nакие же люди, как мы, расселятся по всей земле, обретут культуру, и... однажды бритый американец с трубкой выдумает первый аэроплан и полетит... Круг замкнется, человек опять поднимется в воздух...».
Это не бред сумасшедшего, который погрузился в образ Циолковского. Это отрывок из драмы «Жизнь авиатора», написанной в Николаеве поэтом-футуристом Василием Каменским по заказу... Мейерхольда.
В конце марта 1905 года директор городского театра Яков Шеффер устроил трехмесячную антрепризу «Товариществу новой драмы», где режиссером был Всеволод Эмильевич Мейерхольд.
Труппе не хватало статистов, потому дирекция разместила в местных газетах объявления о наборе «желающих пробоваться на подмостках».
«Сразу возникла очередь из „актеров“, мечтающих заработать по 3 рубля за выход, — вспоминал позднее Василий Каменский. — Были мелкие торговцы, маркеры, извозчики, студенты реальных училищ и даже один околоточный, отставленный по службе за пьянство. Мне надоело ночевать в гробу у Грицаева, и я встал в эту очередь последним...».
Мейерхольд отобрал статистов, а Каменского даже включил в постоянный состав труппы. Будущий поэт перебрался жить из мастерской николаевского гробовщика в актерскую гостиницу при театре Шеффера.
Уже в преклонном возрасте поэт иронично подытожит: «Первый раз я вышел из гроба на сцену в Николаеве».
Из гроба на сцену
Василий Васильевич Каменский родился 17 апреля 1884 года. Будущий футурист появился на свет в каюте одного из пароходов, ходивших по Каме. «Фамилия моя отмечена суровой географией, — вспоминал поэт, — как у фельдмаршала Суворова — «Рымникский», как у Румянцева — «Задунайский».
Мальчик рано потерял родителей и воспитывался у тетки. Сначала он посещал приходскую школу, а затем городское двухклассное училище.
В 1900 году тетя умерла, и Василию пришлось оставить учебу. Он устроился на работу в бухгалтерию Пермской железной дороги. Однообразные будни тяготили будущего поэта.
Когда в 1902-м в город прибыла на гастроли труппа Вениамина Никулина, молодой бухгалтер, очарованный театром, решил попробовать себя в качестве актера. Несмотря на уговоры друзей, он бросил службу и поступил в коллектив под псевдонимом «Васильковский».
Началась гастрольная жизнь. Новые города, новые лица и... новые театральные труппы. В 1904 году актер Василий Васильковский знакомится в Севастополе с уроженцем Николаева Ильей Грицаевым — сыном владельца сети похоронных контор.
Молодой человек мечтал стать драматургом и несколько лет безуспешно пытался «пристроить» свои водевили в ангажемент «бродячим театрам». Ничего не получалось. Тогда Грицаев попросил актера Васильковского помочь «привести в порядок несколько пиес» и пригласил к себе погостить.
В феврале 1905 года Каменский прибывает в Николаев. С вокзала пролетка доставляет его на Никольскую, 38 — в мастерскую по изготовлению... гробов.
«Три недели подряд, — вспоминал поэт, — мне приходилось пить, есть, спать и переписывать бездарные водевили прямо в гробу. Слава Всевышнему и Мейерхольду, что они меня вытащили из этой преисподней».
Талантливый актер был сразу принят в основной состав труппы «Театра новой драмы». Программа ангажемента была напряженной. Она включала 25 спектаклей, которые шли при полных аншлагах с 27 марта по 30 апреля 1905 года.
Василий Каменский участвовал в «Чайке» Антона Чехова, «Дачниках» Максима Горького и «Одиноких» Герхарда Гауптмана.
На премьере «Одиноких» между Каменским и Мейерхольдом произошел творческий конфликт. Семейная драма Гауптмана предполагала напряженную сценическую работу актеров.
По сюжету герои ничего особого не совершают. Они едят, пьют, ходят на службу и в гости. Главный герой — молодой учёный Фокерат — тяготится мещанским окружением. Одинокий среди близких, он мечется между двумя женщинами, каждую из которых любит. В конце концов, не сумев сделать выбор, совершает самоубийство.
Каменскому не понравился предсмертный монолог, и он написал свой текст в... рифмованном виде. Ничего не сказав Мейерхольду, актер выдал стихотворение на премьере. Катастрофы не произошло, зрители привычно хлопали и вызывали участников на «бис». Однако режиссер был в бешенстве от этой «самодеятельности».
После спектакля драматург пригласил актера в кабинет.
— Очень недурной монолог получился, уважаемый, — передает его слова Каменский. — Оставьте театр и ступайте в литературу, а еще лучше попробуйте летать на аэроплане. Там больше риска, а вы, насколько я понимаю, человек рисковый. Вам трудно жить без риска...
Напутствие Мейерхольда оказалось пророческим. Вся последующая жизнь несостоявшегося актера будет связана с литературой и аэропланами.
Литература и аэропланы
В «большую литературу» Каменский попал стараниями известного журналиста Николая Шибуева, задумавшего создать альманах «Весна», где публиковались бы произведения начинающих авторов.
Осенью 1908 года Василий Васильевич стал соредактором этого журнала, в котором печатались Лариса Рейснер, Николай Асеев, Игорь Северянин и Аркадий Аверченко. Здесь молодой поэт знакомится с маститыми литераторами: Александром Блоком, Алексеем Ремизовым, Федором Сологубом и Александром Куприным.
В марте 1910-го был издан поэтический сборник «Садок судей», где в одном переплете собрали произведения «лабораторных футуристов»: Василия Каменского, Давида и Николая Бурлюков, Елены Гуро и Велимира Хлебникова.
К моменту презентации сборника Каменский устал. Он совершил непосильную редакторскую работу и был совершенно опустошен. От творческой депрессии поэта спасла авиация. В 1911 году он случайно встретился с авиатором Владимиром Лебедевым. Молодые люди подружились.
С помощью товарища поэт купил подержанный аэроплан «блерио». А пока самолет доставляли в Россию, будущий летчик успел побывать в Берлине, Вене, Париже и Риме.
Сдав в Варшаве экзамен на звание пилота, он принялся зарабатывать деньги в различных городах на показательных полетах. Каменский стал почти состоятельным человеком, но... случилось непредвиденное. 29 мая 1912 года в польском Ченстохове на глазах у многочисленных зрителей его самолет вошел в штопор и упал. Газеты тут же сообщили о гибели талантливого поэта и бесстрашного летчика.
О том, каким чудом Каменский спасся в Ченстохове, можно прочитать в его воспоминаниях:
«Я нервничал: погода плохая, а народу собралось множество. И тут передали приказ губернатора: или отменять полет, или взлетать, поскольку-де гости ждать не могут. После недолгих колебаний дал знак механику. —
Контакт? — Есть! ...
Полетел против ветра... В публике раздался рев восторга. „Блерио“ легко взмыл под ветер, но выше стало так болтать и швырять мой жидкий аэроплан, что спасенья не предвиделось. Я стиснул зубы, сжался в комок, удесятерил волю, всячески регулировал, выравнивал... Но все напрасно: на вираже под крыло ударил порыв вихря — я перевернулся с аппаратом на большой высоте. Мотор перестал работать... Меня объял холод беспомощности, а в голове вспыхивали картины детства: Кама, пароходы, лодки, собаки, лес... Дальше сковал леденящий холод, я закрыл глаза и грохнулся...».
Спасла его черная болотная грязь, куда упала воздушная машина. Почти сутки авиатор находился без сознания. Очнулся весь перебинтованный. Доктор успокоил его, сообщив, что если «не считать проломленного затылка, сломанной правой руки и сотрясения мозга — все благополучно, потому что господин Базиль хороший человек».
Спустя несколько дней, когда Каменскому стало лучше, ему показали... некрологи. Он усмехнулся: в газетах сообщалось: «Во время катастрофы в толпе случилось 23 дамских обморока».
Каменский выжил и осенью 1913 года отправился в Москву, где состоялось его знакомство с Маяковским, следствием которого явилось турне футуристов по России.
Турне футуристов
В Санкт-Петербурге Каменский «прибивается» к молодой группе кубофутуристов, став одним из активнейших ее членов. Он участвует в многочисленных лекциях, художественных выставках и печатается в альманах.
Слово и изображение соединяются у Василия Каменского в книгах: «Танго с коровами» и «Нагой среди одетых». В этих изданиях комбинация различных шрифтов и введение графических элементов были рассчитаны на то, чтобы литературный текст воспринимался одновременно как произведение изобразительного искусства и как смысловая коммуникация.
Само понятие «футуризм» для Василия Васильевича не было отвлеченным литературным термином, он руководствовался им в жизни: «Уж если мы действительно футуристы, — восклицал он в толпе студентов, — если мы люди моторной современности, поэты всемирного динамизма, пришельцы-вестники из будущего, мастера дела и действия, энтузиасты-строители новых форм жизни, мы должны, мы обязаны уметь быть авиаторами жизни».
Зимой 1914 года бригада «авиаторов жизни» в составе Василия Каменского, Давида Бурлюка и Владимира Маяковского прибыла в Николаев на гастроли.
Провинциальная публика приняла экспериментаторов хорошо. В зале был переаншлаг. Вот отрывок из рецензии театрального критика, напечатанный в газете через день: «Я давно так весело не проводил время, как на вечере у футуристов. По моему мнению, их совершенно напрасно бранят. К ним нужно подходить, как к шутам. И в этой роли они вполне отвечают своему назначению. Задача шута состоит в том, чтобы заставить публику смеяться. И эта задача ими блистательно выполнена. Театр дрожал от хохота. Хохотали до слез, до колик. Василий Каменский заявляет со сцены, что он „хочет танцевать танго с коровами“. — Валяй, — благодушно разрешает кто-то с галерей. Публика в Николаеве отнеслась к футуристам добродушно, смотрела на них как на балаганных кривляк и провела очень весело время».
— Э-эх, провинциальный народ, — сплюнет Каменский, прочитав газету. Он, по словам Маяковского, завернет в нее жареную курицу, и они отправятся в Херсон.
Веселый ангажемент поэтов закончился в августе 1914 года. Войны и революции разбросали футуристов по всему миру. Каменский остался в России, а его «братья-друзья» Бурлюк, Евреинов, Григорьев и Судейкин оказались в эмиграции.
Без бесшабашного эпатажа
Октябрьскую революцию Василий Васильевич воспринял с восторгом. Он ушел от «бесшабашного эпатажа», вернувшись «к простым теплым стихам». В 1919-м стал работать в военной инспекции, отправился на Южный фронт и попал в плен к врангелевцам. Сидел в ялтинской тюрьме вплоть до освобождения Крыма армией Фрунзе. Много натерпелся.
В 1920-е годы написал несколько книжек: «Лето на Каменке», «27 приключений Хорта Джойса» , «Путь энтузиаста» и «Жизнь с Маяковским».
В 1944 году Василий Каменский серьезно заболел. В больнице ему ампутировали обе ноги (тромбофлебит). Одинокого поэта на больничной койке посещали аэрогрезы. Он рисовал на альбомной бумаге самолеты и писал к этим фантастическим рисункам тексты:
Я в душе лелею план Приобресть аэроплан, Настрочив куплетов море и спросив аванс в конторе. И еще имею план, Как купив аэроплан: Нужно трахнуть в лоб Пегаса И продать татарам мясо. Что за прелесть быть пилотом, Над гнилым лететь болотом, Круче, круче — прямо в тучи, Направляя свой полет! Я хотел бы быть пилотом. К черту школу! В печку книжки! Карты, парты — с молотка. Окна — настежь...Ребятишки, — В облака!..
«Я не знаю другого поэта, — писал о Каменском известный театровед Николай Евреинов, — от которого так разило бы юностью, бесшабашностью и песнями, песнями, песнями! У него настоящая магия преображения Времени! Быть Василием Каменским —это значит быть вечно 18-летним. Это значит быть мудрецом, разгадавшим непосильную для смертных загадку».
11 ноября 1961 года Василий Каменский умер от инсульта. Урна с его прахом покоится на Новодевичьем кладбище.
