Возможно, когда в стране происходит нечто наподобие гражданской войны, не самым лучшим делом будет философствовать на тему того, в чем же, на самом деле, заключается «национальный вопрос». Тем не менее, в сегодняшних украинских условиях рассуждения подобного рода способны хоть немного поднять нас над теми реальными и виртуальными страстями, которые царят в нашей стране уже шестой месяц, а следовательно, приблизить к чему-то более мирному и здравомыслящему, чем то, куда нас эти страсти пытаются затянуть.
Социальные признаки — национальные призраки
У русско-американского социолога и культуролога Питирима Сорокина (1889-1968), чьи труды внесли большой вклад в мировую социологию и другие общественные науки, есть такая работа, как «Национальный вопрос как проблема социального равенства». В ней автор, соглашаясь с очевидностью, что национальность — это не что-то метафизическое, а просто-напросто союз людей, объединенных определенными признаками, идет дальше и, пытаясь разобраться, что формирует ту или иную национальность, анализирует каждый из этих признаков в отдельности, приходя в итоге к довольно-таки парадоксальным выводам. Логику ученого стоит рассмотреть подробней, обращаясь к иллюстрациям из нынешней украинской действительности, в которой «национальный вопрос» имеет особую специфику.
MyShared.ru
1. По мнению Сорокина, о признаке «единства крови» говорить особо не приходится. «Когда мы говорим: «Иванов и Петров — одной национальности», то, конечно, не потому, что мы исследовали химический состав их крови, установили черепные показатели того и другого, изгиб носа, разрез глаз и т. д., а по каким-то иным основаниям…», — замечает социолог.
В случае же с многообразием и разноликостью современной Украины апеллировать к вопросу «единства крови» было бы крайне несерьезно.
2. Далее Сорокин критикует признак «единства языка», в частности — тезис о том, что люди, говорящие на одном языке, принадлежат к одной национальности. С этим все предельно ясно.
Среди русскоязычных граждан Украины есть и те, кто считает себя украинцами (в майдановских событиях участвовало немалое количество русскоязычных украинцев), и те, кто относит себя к русским (сторонники текущих сепаратистско-ирредентистских восстаний на Юго-Востоке страны).
3. Не может выступать «нациообразующим» признаком, с точки зрения русско-американского культуролога, и религиозный фактор, поскольку «люди, относящие себя к одной национальности, сплошь и рядом исповедуют различную религию, и наоборот, люди, принадлежащие к одной религии, сплошь и рядом являются представителями различных наций».
В Украине же с этим вообще все сложно. У нас выделяются три разные церковные структуры – УПЦ МП, УПЦ КП, УГКЦ (к тому же, на серьезном уровне в стране, особенно на Востоке, представлены и некоторые протестантские общины). Кто-то возразит: мол, все эти церкви христианские, поэтому консолидирующей нацию нужно считать не какую-то конкретную церковную структуру, а христианскую религию в целом. Логично. Но тогда придется и признать существование гораздо более широкой «христианской нации», состоящей из всех тех жителей планеты, которые считают себя последователями Христа. И потом, как быть, например, с иудеями, мусульманами или атеистами, которые считают себя украинцами?
4. «Не является искомым признаком и общность экономических интересов, так как очень часто (если не всегда) экономические интересы русского рабочего меньше противоречат экономическим интересам немецкого пролетария, чем русского капиталиста», — отмечает Сорокин.
Сюда же можно добавить и такой пример: шахтеры Галичины и Кузбасса в своих социально-экономических интересах более похожи друг на друга, чем на своих земляков-собственников шахт.
MyShared.ru
5. «Единство исторических судеб», по Сорокину, тоже не подходит. Мы в Украине, в силу раздвоенности нашего прошлого — австро-венгерского и российского, должны понимать это, как никто. Правда, здесь кто-то может возразить в том же духе, что и с религиозным фактором. Дескать, а как же объединяющая роль Киевской Руси? Что ж, тогда нам следует признать существование более масштабной «восточнославянской нации», что уже перенесет «национальный вопрос» на этаж выше.
6. «Но, может быть, искомым критерием служит единство морали, права и нравов! Увы! Нет!», — решительно восклицает социолог, приводя в пример русского крестьянина с одной стороны и русского барина с немецким аграрием с другой.
А если говорить о более современных иллюстрациях, можно на одну сторону поставить львовскую и питерскую интеллигенцию, а на другую — местных радикальных фанатов «Карпат» и «Зенита» соответственно.
7. Не находит Сорокин «искомый Х» и в единстве мировоззрения, показывая случаи, когда у людей, принадлежащих к враждующим между собой нациям, может быть много общего в философских взглядах.
Пример из нашей реальности: гражданин Украины, выросший на русской культурной традиции, может находить тесную мировоззренческую близость с россиянами (разумеется, с теми из них, которые сами воспитаны в этой культурной традиции), но в то же время осознанно причислять себя к украинской нации, и одно другому ему не мешает.
8. То, что культура не может выступать отличительной чертой национальности, Сорокин, исходя из своей же логики, доказывает достаточно просто: «выбросьте из «культуры» язык, религию, право, нравственность, экономику и т. д., и от «культуры» останется пустое место». Не принимает ученый и такой подход к вопросу национальности, как «осознание своей принадлежности к определенному политическому телу», поскольку таковых «тел» может быть много, и, вдобавок к этому, они могут противоречить друг другу. Здесь можно вернуться к украинскому примеру из предыдущего пункта.
Какие же приходится сделать выводы из всего этого?
«Национальные вопросы» и «социальные ответы»
«Национальности как единого социального элемента нет, как нет и специально национальной связи. То, что обозначается этим словом, есть просто результат нерасчлененности и неглубокого понимания дела, – смело подчеркивает Сорокин. Чувствуя, что с ним многие могут не согласиться, мол, «а как же «еврейский вопрос», «армянский вопрос», «инородческий вопрос» и другие «национальные вопросы?», он акцентирует внимание на следующем: «Сущность этих «бытовых» для России (а мы мысленно переносим это и на современные украинские расклады, – авт.) вопросов заключается не в чем ином, как в ряде правовых ограничений (право языка, религии, передвижения, гражданские, политические права и т. п.), налагаемых на определенную группу людей, объединенных тем или другим (или несколькими) социальными признаками».
Таким образом, Питирим Сорокин научно-социологическим эхом из прошлого века, по сути, косвенно деромантизирует «национальные факторы» Майдана (в сознании майдановского движения), последних крымских событий (в сознании жителей Крыма, которые выступали за присоединение к России), а также сепаратистско-ирредентистских протестов на Юго-Востоке страны (в сознании тех, кто в них активно участвует или просто поддерживает со стороны). Выходит, во всех этих случаях «национальные факторы» приземляются на уровень обычных социально-правовых недовольств, обусловленных острыми переживаниями неравенства и несправедливости. А поскольку эта чисто социально-правовая природа довольно прозаична (а подчас и вовсе политически «интимна»), ее зачастую укрывают флагом борьбы за как бы более возвышенное и абстрактное национальное «я».
MyShared.ru
В общем, на «национальные вопросы», прежде всего, следует давать «социальные ответы». Чем меньше разные группы украинского населения будут чувствовать себя в чем-то ущемленными, игнорируемыми и забытыми, тем реже мы будем скорбеть о жертвах политических противостояний, под какими бы национальными флагами они ни проходили.
«…Высшая ценность — «равноправная человеческая личность», — резюмирует Питирим Сорокин. — Вся полнота прав должна быть предоставлена каждой личности, без различия «эллина и иудея, раба и свободного».
