Вся подлая история нынешней деятельности Виктора Федоровича — от изгнания восставшим Майданом и до измены Родине с Путиным — была с великолепной точностью описана еще Вильямом ихним, как говорят, Шекспиром.
Когда особь с болезненным самомнением и завышенной самооценкой вдруг совершает поступок, который в глазах любого здравомыслящего человека, независимо от политических взглядов и геополитической ориентации, выглядит предательством и преступлением, дико хочется заглянуть этой особи под черепушку. Не в смысле физического самосуда (хотя и за такие популярные желания украинцев сегодня вряд ли можно осудить), а с точки зрения психоанализа. Ну должно же быть хоть что-то, чем данная особь оправдывает свои деяния перед самим собой, бывшими избирателями, афонскими старцами и люстрированными потомками!
Самый простой путь прибить в дремучем сумеречном сознании пробивающиеся ростки когнитивного диссонанса — отождествить себя с неким художественным образом, литературным или кинематографическим героем, сумевшим в аналогичной ситуации отыскать для себя приемлемое объяснение собственного морального уродства. Из героев доступной Виктору Федоровичу мифологии «подвигом Януковича» могут похвастаться разве что Павлик Морозов и Мальчиш-Плохиш. Есть, конечно, еще Эфиальт и Иуда, однако с товарищем Искариотом пока что даже сам Батя Кирилл себя отождествлять не рискнет, а о предательстве, как говорят, Асфальтом трехсот спартаковцев в битве при Пилорамах у Виктора Федоровича лучше вообще не спрашивать.
Однако с Мальчишом и Павликом тоже проблема. Вряд ли Виктор Федорович, привыкший намазывать масло Сваровски на золотой батон, продал бы Путину целую Родину с Межигорьем включительно за какую-то корзину с печеньками. Да и Павлику Морозову, откровенно говоря, кроме пошлых пионерских песенок и уродливых посмертных памятников по всем уголкам империи зла, мало что обломилось – «время для наслаждений» уже к 13 годам внезапно кончилось. Так что Виктор Федорович просто обязан был отыскать для подражания и сверки избранной стратегии какую-нибудь сволочь помасштабнее.
Несомненно, подозревать Януковича в знакомстве с «Трагедией о Кориолане» Уильяма Шекспира, не шибко известной даже среди более образованных слоев населения, было бы непростительной ошибкой и снобистской провокацией. Однако добравшаяся и до нашего проката британская экранизация 2011 года (слабенький фильм режиссера Рэйфа Файнса, которому не терпелось снять себя в главной роли, не спасло даже приглашение Джерарда Батлера на роль главного антагониста Тулла Авфидия) вполне могла оказаться на полке DVD Януковича, где-нибудь между «Бандитским Петербургом» и «Самым лучшим фильмом». Поскольку, открыв томик шекспировского оригинала, уже с первых строк «Рим. Улица. Входит толпа восставших горожан с кольями, дубинами и другим оружием» начинаешь остро ощущать собственную причастность к описанным в 1608 году и происходившим более 2,5 тысяч лет назад событиям. А с каждой последующей сценой, с каждым новым проникновенным диалогом не устаешь удивляться еще больше: в «Кориолане» есть не только обнаглевший политик, желающий утопить восставший плебс в крови, но и настоящее «покращення», классическое ток-шоу Савика Шустера, трусоватые кулявлобы и даже законы от 16 января — с логичным импичментом и возвращением Гнея Марция Януковича в отдаленные провинции Рима на штыках армии Путина.
Конечно, в трагедии Шекспира хватает деталей, не позволяющих читать ее как точную хронику украинской Революции, — так, к примеру, исторический и литературный Гней Марций (у Шекспира — Кай Марций), в отличие от Януковича, при всех своих скотских качествах является выдающимся полководцем, прославившимся и получившим прозвище «Кориолан» как раз в боях с вражеским лидером Туллом Авфидием Путиным. Да и сам римский Майдан, как и подобает плебсу, борется прежде всего с экономическим «покращенням», а не с политическими репрессиями. Однако общую канву сюжета эти неточности не особо портят, а жирные цитаты из классика ничуть не теряют из-за них своей меткости. Итак, слово Шекспиру (фрагменты приводятся в переводе Юрия Корнеева, источник — Lib.Ru):
Начало Майдана. Действующие лица:
Менений – собирательный образ говорящих голов Партии регионов
Горожане – Майдан.
Менений
Эй, земляки, что с вами происходит?
Куда с дубьем бежите вы? Ответьте.
Первый горожанин
Что с нами происходит — сенату известно: там уж недели две назад могли
смекнуть, что мы задумали, а сегодня воочию увидят. Там ведь любят говорить:
от черни голой — дух тяжелый. Пусть теперь знают, что рука у нас тоже не из
легких.
Менений
Друзья мои, почтенные соседи,
Неужто горя вы хлебнуть хотите?
Первый горожанин
Да мы и так уже им захлебнулись.
Менений
Друзья, поверьте мне, о вас пекутся
Патриции. Я знаю, дорог хлеб
И голод вас томит, но столь же глупо,
Как замахнуться палкою на небо,
Вам восставать на Рим, в ком хватит силы
Порвать железо тысячи удил
Покрепче пут, которыми вы мните
Его стреножить. Голод не сенатом
Ниспослан, а богами, и не руки,
А лишь колени вас спасут. Увы!
Влекомы вы бедой туда, где ждет
Вас горшая беда, а вы клянете
Как супостатов кормчих государства,
Отечески пекущихся о вас.
Классическая риторика защитников режима у Шекспира вполне способна потягаться с заявлениями Ефремова или Чечетова. А в следующем эпизоде уже явно угадывается слог Анны Герман на каком-нибудь из политических ток-шоу страны:
Менений
Однажды возмутились против чрева
Все части человеческого тела,
Виня живот за то, что, словно омут,
Всю пищу поглощает он, а время
Проводит в лени и безделье праздном,
Тогда как остальные члены ходят,
Глядят и слышат, чувствуют и мыслят,
Друг другу помогая и служа
Потребностям и устремленьям общим
Родного тела. Чрево ж отвечало...
Первый горожанин
Да говори же, что им чрево ответило.
Менений
Сейчас скажу. С язвительным смешком,
Возникшим не в груди, а ниже легких
Взгляните — чревом я могу не только
Вещать, но и смеяться) отвечало
Оно мятежным членам, коих зависть
К его доходам мучила, как вас,
Порочащих сенаторов за то, что
Они вам не чета.
…
Живот неторопливый был разумней
Хулителей своих и так ответил:
«Вы правы в том, мои друзья-сочлены,
Что общий харч, которым вы живете,
Мне первому идет. Но так и надо,
Затем что телу призван я служить
И житницей и лавкой. Не забудьте,
Что соки я по рекам кровяным
Шлю к сердцу во дворец и к трону мозга,
Что по извивам и проходам тела
Все — от крепчайших мышц до мелких жилок —
Лишь я питаю жизненною силой...»
Сам Виктор Федорович со своей «арендой Межигорья для исполнения президентских обязанностей» лучше бы не сказал. Впрочем, Кай Марций, как и Виктор Федорович, тоже так говорить не умеет и не хочет. Его отношения с народом, а тем более чего-то требующим, довольно просты:
Марций
…Что им надо?
Менений
Дешевых цен на хлеб. Они считают,
Что в городе запасы есть.
Марций
Считают?
Мерзавцы! Мнят они, у печки сидя,
Что знают все, чем занят Капитолий:
Кто в гору там потел, кто процветает,
Кто пал, кто с кем в союз вступил, кто в брак.
Они лишь тех, кто им по нраву, любят,
А чуть кто им не люб — мешают с грязью.
Есть хлеб в запасе — так они считают?
Не будь сенат столь милосерд и волю
Дай моему мечу, я навалил бы
Из трупов этой черни гору выше
Копья, что я ношу.
При всей мизантропии Марция Федоровича есть, однако же, человек, которого он уважает, — и человек этот возглавляет воинственное восточное племя вольсков, так и норовящее как минимум оттяпать у Рима пару земель, а как максимум сровнять его с землей:
Первый сенатор
Ты прав был, Марций, нас предупреждая:
Поднялись вольски.
Марций
Вождь их — Тулл Авфидий,
А с ним хлопот не оберетесь вы.
Завидую я доблести его
И только им, когда б я не был Марций,
Хотел бы стать.
С таким кумиром и таким человеколюбием Кориолана вполне можно было предугадать и его отношение к демократии, временно пришедшей на земли Рима, и к оппозиции, возглавившей народный протест, и собственно к правам и свободам вольных граждан. Среди римских кулявлобов особого внимания диктатора заслужил местный Арсений Яценюк:
Кориолан
…Затем ли мы трибунов черни дали,
Чтоб эти облысевшие прохвосты
Ее учили неповиновенью?
Она избрала их во время бунта,
Когда не долг законом был, а сила.
Монолог Виктора Федоровича, просящего Сенат «вырвать язык толпе», просто прелестен. Перед принятием «законов 16 января» фракция Партии регионов наверняка выслушала что-то подобное:
Кориолан
Двоевластье,
Когда одни правители с презреньем
По праву смотрят на других, а те
Поносят первых вовсе без причины,
Когда важней, чем сан, рожденье, мудрость,
Невежественный голос большинства, —
Такое двоевластье неизбежно
К забвению потребностей насущных
И к общему разброду приведет.
Там, где преграждена дорога к цели,
Недостижима цель.
(Сенаторам.)
А потому
Молю я вас, людей не столько робких,
Сколь осторожных; вас, кто больше любит
Порядок, чем боится перемен;
Вас, для кого важней прожить достойно,
Чем долго; вас, кто предпочесть способен
Опасное лекарство верной смерти, —
Немедля вырвите язык толпе,
Чтоб не лизала сладостной отравы.
Иначе унижение сената,
Заставив смолкнуть здравый смысл, разрушит
Единство, без которого нет власти.
Коль зло поработит ее, она
Служить добру не сможет.
Реакция со сцены Майдана и в Риме оказалась весьма предсказуемой:
Брут
Ступайте объясните им, что избран
Был вами тот, кто втайне замышляет
Вас вольностей и голосов лишить,
Как псов, которых бьют за лай, хоть держат,
Чтоб лаяли.
Сициний
Плебеев созовите
Для обсужденья дела и отмены
Избранья безрассудного.
Что бы ни говорил Виктор Федорович о незаконности своего импичмента, процедура отзыва избранного консула уже тысячи лет назад была известна гражданам и активно ими использовалась. Ну и, само собой, оппозиционные трибуны тоже не могли не послать народ восставший к Верховной Раде.
Сициний
Идем на Капитолий,
Покуда плебс туда волной не хлынул.
Пусть бунт, к которому мы подстрекнули,
Предстанет (так оно и есть отчасти)
Как дело рук народа самого.
Как мог расценить поход граждан в Правительственный квартал Кориолан Федорович? Ну конечно же, как массовые беспорядки, организованные всесильными провокаторами- кулявлобами:
Кориолан
Вот ваше стадо!
Вот что бывает, если голос дать
Тем, кто от слов своих готов отречься!
Куда ж трибуны, глотки черни, смотрят?
Зачем не сжали зубы ей? Иль сами
Их навострили?
Менений
Полно, успокойся.
Кориолан
Тут заговор умышленно устроен,
Чтоб волю плебса знати навязать.
Что ж, покоритесь, поживите с теми,
Кто неспособен властвовать, но власти
Не признает.
Впрочем, режим Гнея Марция Януковича тоже пал не сразу. У Партии регионов еще хватило силы попугать Майдан пожаром (!) и разрушением столицы (!!!):
Сициний
Вам всем грозит беда: задумал Марций,
Которого вы консулом избрали,
Отнять у вас свободы ваши.
Менений
Тьфу!
Не тушишь ты пожар, а разжигаешь!
Первый сенатор
Безумец, ты разрушить город хочешь?
Майдан, — а Шекспир и не скрывает, что революция происходила именно на площади, — ответил режиму дружным «Стоїмо!» и правильным ультиматумом о походе на Межигорье:
Сициний
(Народу.)
Эй, на время
Сложить оружье!
Брут
Но не расходиться!
Сициний
Мы подождем на площади тебя,
Но если ты без Марция вернешься,
Он будет силой взят.
Под давлением неумолимых обстоятельств гордый и несломленный тиран вместе с дедушкой Рыбаком удирает из столицы, взвизгивая «Ух я вам!» и «Вы меня еще узнаете!». Партии бежать особо некуда — она остается искать себя в новой конфигурации власти:
Кориолан
Я свалил бы
В бою таких с полсотни.
Менений
Да и я бы
Пришиб двух лучших - парочку трибунов.
Коминий
Но здесь нас чернь своим числом подавит.
Стоять же пред готовым рухнуть зданьем —
Не мужество, а просто безрассудство.
Уйди, пока толпа не возвратилась
И все, пред чем обычно отступала,
Не смыла, как разлив, плотину.
Менений
Скройся,
Чтоб попытаться мог мой старый ум
Унять безумных. Если рвется платье —
Любой лоскут пригоден для заплаты.
Коминий
Идем.
На сцене Майдана, чтобы никто и не сомневался, тоже находится свой Турчинов, объявляющий восставшему народу, что революция окончена и пора расходиться. В отличие от него, у других оппозиционеров еще не выветрилась мысль о том, что править в стране так нагло, как раньше, уже не получится:
Сициний
Всех по домам отправь. Он удалился.
И этого довольно. Ропщет знать,
Которая была с ним заодно.
Брут
Поставив на своем, мы показали,
Что мы сильны. Теперь держаться надо
Скромней, чем раньше.
Сициний
Пусть идут домой.
Скажи, что главный их противник изгнан
И власть плебеев вновь, как встарь, крепка.
Тем временем Виктор Федорович в зачуханном отеле записывает обращение к народу:
Кориолан
Не плачьте. Пусть прощанье будет кратким.
Скотом бодливым и многоголовым
Из города я вытолкнут.
И тут же, как подобает настоящему Виктору Федоровичу, отправляется в логово своего кумира Владимира Владимировича Авфидия, устраивая обиженную пресс-конференцию прямо на пороге вражеского дома:
Кориолан
О, как мир изменчив!
Друзей по клятвам, в чьей груди, казалось,
Стучало сердце общее, друзей,
Деливших труд, постель, забавы, пищу,
Любовью связанных и неразлучных,
Как близнецы, — мгновенно превращает
Пустячный случай во врагов смертельных.
А недругов, которых сна лишали
Их ненависть и мстительные планы,
Такой же мелкий и внезапный повод
Сближает, заставляет подружиться
И браком два потомства слить в одно.
Не то же ли со мной? Я ненавижу
То место, где рожден, и полюбил
Вот этот вражий город. Что ж, войду.
Быть может, умертвит меня Авфидий -
И будет прав. Но если приютит,
Я честно послужу его отчизне.
Служение отчизне Владимира Владимировича Виктор Федорович видит именно в том, чтобы уничтожить свою собственную Родину, ненавистную восточному племени. Собственно, за военной поддержкой Гней Марций и приходит к Туллу Авфидию:
Кориолан
…Все остальное пожрано народом,
Чью зависть и жестокость разнуздала
Трусливая бездеятельность знати,
Покинувшей меня и допустившей,
Чтоб рабьи голоса меня изгнали
Из Рима с улюлюканьем. И вот,
Нуждой теснимый, я вступил под кровлю
Над очагом твоим. Не обольщайся,
Что я пришел в надежде жизнь спасти:
Страшись я смерти, никого на свете
Не избегал бы так я, как тебя.
Нет, только жажда расплатиться с теми,
Кем изгнан я, меня к тебе толкнула.
Коль в сердце ты еще скрываешь гнев
И хочешь мстить как за свои обиды,
Так и за унижение отчизны —
Спеши использовать мои несчастья,
Поставь себе на службу жажду мщенья,
Которой я пылаю, ибо буду
С остервененьем злых подземных духов
Я биться против родины прогнившей.
Владимира Владимировича дважды приглашать не нужно — он и так уже собирался если не сразу на Киев, то как минимум в Крыму пошебуршить. А раз уже такой замечательный casus belli нарисовался…
Тулл Авфидий
Достойный Марций, если б не имели
Других причин для ссоры с Римом вольски,
То за одно изгнание твое
Призвали б мы к оружию всех граждан
С семидесяти лет до десяти
И принесли б войну в пределы Рима,
Чтоб затопить неблагодарный город
Ее потоком яростным. Входи же
В мой дом, где, как друзьям, пожмешь ты руки
Сенаторам, которые сегодня
Прощаются со мной перед походом
Хоть не на Рим, но на его владенья.
Шекспир предусмотрел все — Путин даже сообщает Януковичу, что для вторжения в Украину нужно получить разрешение Совета Федерации. А там уже посоветуешь, дорогой, с каких областей начинать оккупацию:
Авфидий
Ты здесь хозяин. Если самолично
Захочешь месть свою осуществить,
Я разделю с тобою власть над войском.
Сам принимай решения. Твой опыт
Богаче нашего. Ты лучше знаешь,
Где Рим силен, где слаб. Тебе виднее —
Идти ли сразу нам к его воротам
Иль в отдаленных областях сначала
Посеять страх и римлян разгромить.
Войди же в дом. Позволь тебя сперва
Представить тем, кто должен дать согласье
На замыслы твои.
На вопрос «Хотят ли русские войны?» у Шекспира, между прочим, тоже есть ответ, и весьма однозначный:
Эдил
Достойные трибуны!
Какой-то раб (в тюрьму он нами брошен)
Болтал, что два огромных вольских войска,
Все на пути сметая беспощадно,
Ворвались в земли Рима.
…
Брут
Под розги болтуна! Нарушить мир
Не могут вольски.
Менений
Как это — не могут?
Нет, опыт учит нас, что очень могут.
Я сам тому свидетелем был трижды.
Однако если кто-то вдруг заподозрил, что только лишь жажда мщения вдруг овладела воинственным Виктором Федоровичем и выбила у него из головы все жлобские привычки прошлого, то у Шекспира такое предположение вызовет лишь ехидную ухмылку:
Коминий
Да я же видел: он сидит в палатке,
Весь раззолоченный, глаза сверкают
Так, словно Рим предать огню хотят.
Да уж, это вам не банка варенья и корзина печенья, в «Кориолане» у Виктора Федоровича мотивация куда серьезнее! Здесь и месть собственному народу за применение обычной демократической процедуры, и возможность в очередной раз искупаться в чужой крови, да и озолотиться можно за счет разграбленных земель Родины, — а уж в чем в чем, а в этом деле наш украинский Кориолан никогда не знал себе равных. Пожалуй, на этом моменте цитирование можно и прекратить, поскольку шекспировское повествование как раз подошло к настоящему историческому моменту в Украине. Да и кто знает, согласится ли Гней Марций Янукович пройти путь Кориолана до конца – все же шекспировскому персонажу было присуще и мужество, и некоторое благородство, и даже, как оказалось ближе к финалу, остатки совести. Однако главное, что нужно знать Януковичу, если он и в самом деле возомнил себя низложенным римским консулом, — Рим остался целым. А вот Виктора Федоровича Кориолана зарезали по личному приказу Владимира Владимировича Авфидия.
